Мэнни кивнул на окровавленную куртку Ногара и многозначительно присвистнул.
– Интересно, что бы с тобой случилось, если бы я не был медиком? Ходить можешь?
– А как бы я добрался сюда? Летать я пока что не научился.
– Остряк, мать твою… Ну-ка, попробуй встать.
Ногар, постанывая, поднялся на ноги, и тут по всей правой стороне его тела прошла волна адской боли. Раджастан рухнул на пол. Обе девушки испуганно вскрикнули; мангуст бросил на них раздраженный взгляд и, выдвинув нижний ящик шкафа, достал чистую простыню, которую расстелил на полу рядом с курткой Ногара. Втроем они с трудом закатили тигра на простыню.
Мэнни прошел в кухню, где хранились его медицинские инструменты, и через минуту вернулся, держа в одной руке шприц с каким-то препаратом, а в другой – медицинский саквояж. Мангуст положил шприц на простыню и опустился на колени возле правой ноги Ногара.
– Представь меня своим друзьям. – Мэнни начал ножницами разрезать штанину Ногаровых джинсов.
Раджастан попытался не обращать внимания на боль, когда мангуст стал отрывать пропитанную запекшейся кровью материю джинсов от меха.
– Это – мисс Стефани Вейр, рядом с ней – Эйнджел, а вот этот доктор, уродующий мои лучшие джинсы, – мистер Мандви Гуджерат, или просто Мэнни.
Мэнни кивнул обеим.
– Рад с вами познакомиться, леди.
Эйнджел, слегка польщенная таким обращением, наморщила нос.
– Ты что, действительно был военврачом?
Мэнни уже разрезал правую штанину Ногара и теперь внимательно изучал импровизированную повязку – рукав от халата Марии, – присохшую к огнестрельной ране.
– Пять лет на афганской границе, пока над Нью-Дели не рванули атомную бомбу… э-э, Стефани? Подайте мне, пожалуйста, пинцет.
Стефи порылась в саквояже и, вынув инструмент, подала его мангусту. Мэнни начал осторожно отдирать насквозь пропитанную кровью повязку.
– Ногар, если бы не твой модифицированный метаболизм…
Мэнни покачал головой при виде кровавого месива на тигрином бедре и встал на ноги.
– Без операции здесь не обойдешься. Придется поработать скальпелем и наложить несколько швов на этот упрямый, безмозглый чурбан.
Он взглянул на Эйнджел.
– Знаете, когда этому шкодливому котенку было шесть лет, он сломал себе лапу и заставил меня лечить ее.
Мэнни снова прошел в кухню, и оттуда послышался шум льющейся из крана воды.
– Откуда такое пренебрежение к больницам? – спросила Стефи.
Ногар взглянул на страшную рану и быстро отвел глаза:
– Не доверяю я им…
Мэнни вернулся, натягивая резиновые перчатки.
– Да, он больше доверяет полу моей гостинной. Более стерильных условий нельзя и представить.
Мангуст обернулся к Эйнджел.
– Позвольте мне?
Крольчиха кивнула.
– Возьмите шприц.
Эйнджел подняла шприц с простыни.
– Стефани, а вас я попрошу надеть мне маску.
Стефи надела на морду мангуста коническую марлевую маску и завязала тесемки на затылке Мэнни.
– Эйнджел, вы умеете обращаться с этой штуковиной?
Эйнджел снова кивнула, и Мэнни приглушенно пробормотал сквозь маску нечто вроде «Не удивительно».
– В руку, – сказал он погромче.
Эйнджел закатала правый рукав Ногаровой рубашки, ловко вонзила иглу чуть пониже локтя и ввела препарат. Перед глазами Ногара все поплыло, и он снова погрузился в небытие.
ГЛАВА 14
Медленно приходя в себя после наркоза и еще не вспомнив, где он находится, Ногар первым делом воззвал к пинковскому богу – в которого не верил, – чтобы тот избавил его от пробуждения в госпитале.
Господь внял молитве безбожника – принюхиваясь, Ногар не учуял вони дезинфектантов. Он унюхал другие запахи – сильный запах алкоголя, слабый медно-ржавый привкус собственной крови и сухой пыльный запах старой одежды и бумаги.
И где-то совсем рядом комбинированный аромат роз и дымящегося костра. Ногар открыл глаза. Он лежал на чердаке, в своей старой комнате, в которой должно было быть жарче, чем в аду. Однако громкое жужжание и легкий бриз, шевеливший его усы, подсказали тигру, что древний вентилятор все еще находится в рабочем состоянии и оказывает достойное сопротивление душной атмосфере тесного помещения.
Ногар скосил глаза влево. Стефи Вейр сладко спала на изодранном чьими-то когтями кресле-кровати, почти рядом с его диваном. Он окинул комнату взглядом и мысленно поблагодарил Мэнни за отсутствие излишней сентиментальности. Стул и диван, на котором возлежал Ногар, были, похоже, единственными предметами, оставшимися от прежней меблировки. Мэнни превратил чердак в последнюю гавань для пустых картонных коробок, старых чемоданов и еще более старой одежды.
Взгляд Ногара остановился на маленьком журнальном столике. Ага, вот еще одно напоминание о прошлом. Несмотря на то, что прошло уже более десятка лет с тех пор, как он был здесь в последний раз, Раджастану казалось, что он может вспомнить каждую царапину на столе, к которому была прикреплена все та же настольная лампа с проводом, обмотанным в трех или четырех местах изолентой.
Небольшой фотографический портрет Орай в дешевой покрашенной золотистой краской рамке стоял тут же, у лампы. «Позолота» шелушилась, обнажая ржавые пятна, усеивающие серый металл под краской. Стекло, покрывающее фотографию, помутнело от пыли, и в полумраке Ногар едва различал черты лица на портрете.
Раджастан сел на край дивана, осторожно свесив ноги на пол, – правое бедро запротестовало, но не очень сильно – и включил лампу, которая, к его удивлению, зажглась. Теперь он смог получше разглядеть портрет. Тигрица была в боевом облачении, но без оружия. В руке она держала край полотнища флага США. Другой край держал ее друг, однополчанин. На заднем плане виднелись Статуя Свободы и очертания небоскребов Манхэттена на фоне голубого неба. Орай и ее друг, тоже тигр, широко улыбались. Слегка выцветшая подпись под портретом гласила: «Орай Раджастан. Март 2023 года, Нью-Йорк». Ногар вздохнул.
Затем услышал, что Стефи проснулась, и обернулся. Девушка вытянула шею, видимо, пытаясь взглянуть на фотографию. Раджастан испытал смешанное чувство. С одной стороны, фотография эта была частью его прошлого, о котором он не любил вспоминать, а с другой – ему хотелось выговориться, поделиться самым сокровенным с девушкой-пинком, которая – Раджастан давно уже понял это – нравилась ему. Он передал ей икону своей юности.
– Она – слева.
Стефи взяла фотографию.
– Кто она?
– Моя мать. Она уже была беременна, когда началось восстание. Ее звали Орай.
Стефи подняла глаза от портрета.
– Вы употребили прошедшее время, значит…
Ногар хотел было уклониться от ответа на этот вопрос, а потом подумал, а почему, собственно, нужно это скрывать? Он прочистил горло.
– Она умерла, когда мне было пять лет – достаточно много, чтобы помнить.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72