Но страсть эта ничуть не походила на бурное желание, которое вдруг вспыхивает пожаром и столь же быстро угасает.
Накануне ночью, стоя у окна своей пальни и глядя на звезды в вышине, он сказал себе: «Это любовь!» А теперь, когда они подошли к спальне Сефайны, он произнес:
– Думаю, сегодня вы уснете быстро!
– Наверное, – ответила Сефайна. – Но так жалко тратить время на сон, когда нам предстоит сделать еще так много!
– Если вы скажете это рабочим, – засмеялся герцог, – они объявят забастовку.
– Ну, что же, тогда мы все сделаем сами! – поддразнила его Сефайна.
– Господи, избави! – вскричал герцог, в притворном ужасе воздевая руки к небу.
Сефайна засмеялась и вошла к себе.
– Спокойной ночи, – сказала она и закрыла дверь.
Герцог застыл на месте. Что, если бы он обнял и поцеловал ее на прощание? Что она бы сделала?
Со вздохом он прошел несколько шагов, до своей двери. А у себя в спальне он опять, как и накануне, долго стоял, у окна и смотрел на звезды. Они напоминали ему глаза Сефайны, но, в конце концов, он заставил себя раздеться и лечь.
«Быть может, – думал он, – завтра мне представится случай открыть ей, как много она для меня значит!»
Но думать о Сефайне значило обречь себя на еще одну бессонную ночь. Герцог уже хотел задуть свечи на ночном столике, как вдруг вспомнил, что уже дня два не. держал в руках газет.
Оставлять что-нибудь внизу, где шли работы, было невозможно, и Бэнкс положил «Тайме» на стул возле кровати. Герцог развернул ее и начал просматривать заголовки. Но они с Сефайной были так поглощены дворцом, что события в мире представлялись далекими и не важными. Просмотрев несколько страниц, он заставил себя сосредоточиться на редакционной статье и прочел примерно половину, когда его отвлек скрип открывающейся двери.
Подняв голову, герцог с удивлением увидел, что в комнату вошла Сефайна. На ней была только тонкая ночная рубашка. Волосы рассыпались по плечам.
Герцога так ошеломило ее появление, что несколько секунд он мог только смотреть на нее. Ему чудилось, что это просто видение, плод его разгоряченной фантазии.
Но тут Сефайна еле слышно прошептала:
– Мне… страшно.
– Страшно? – переспросил герцог. – Но что случилось?
Он отбросил газету на пол и сел.
– Маменька… – ответила Сефайна и вдруг вскрикнула: – Она… она… проклинает… нас… так… ужасно!
Вновь Герцог услышал в её голосе исступленное отчаяние. Внезапно она пробежала через комнату и прижалась к нему. Он крепко ее обнял, и она спрятала лицо у него на плече, бессвязно шепча:
– У… меня в… комнате… когда я… проснулась была… летучая… мышь и… мне показалось, что… маменька… тоже… Я… слышала, как… она меня… проклинает… Она… хочет… увезти меня… отсюда. Остановите ее, не позволяйте ей…
Герцог сильнее сжал объятия.
– Никто тебя не увезет, – сказал он. – Ты моя, Сефайна, и твоя мачеха не может причинить тебе никакого зла.
– Она… злая… она коварная… она… наводит на меня… злые чары.
Сефайна приподняла голову. Герцог увидел ужас в ее глазах, увидел, как по ее щекам катятся слезы.
– Спасите меня… спасите меня… – шептала она в отчаянии.
Несколько секунд он просто смотре на нее и думал, что прелестнее не видел никого. Потом притянул к себе, и его губы коснулись ее губ. Он почувствовал, как она сжалась о неожиданности, но тотчас ее тело словно растворилась в его объятиях.
Герцог прижал ее к груди и бережно опустил на подушки.
Он снова поцеловал ее и продолжал осыпать поцелуями, чувствуя, как пылающий в ней огонь страсти, пробуждается и в нем самом. Все исчезло, кроме одного: они с Сефайной стали частью друг друга и Сефайна принадлежала ему. Он целовал ее, пока не почувствовал, что ее испуг прошел, а тогда поднял голову и посмотрел на нее.
Ее озаренное свечами лицо сияло почти нечеловеческой красотой, совершенно ее преобразившей. Несколько мгновений он лишь любовался ею, а потом снова принялся целовать бурно, требовательно, страстно. Эти поцелуи без слов говорили ей, как она нужна ему.
Не только нежность и сладостность ее губ возбуждали его, но и ее тело, которое отвечало на его ласки.
Окружающий мир перестал существовать для них.
Прерывистым словно чужим голосом герцог произнес:
– Я люблю тебя, сокровище мое люблю и хочу, чтобы ты была полностью моей, я хочу, чтобы ты была моей женой.
– Я… люблю… тебя, – прошептала Сефайна, – но… я не… знала, что это… и есть… любовь.
– Но ты меня любишь, – властно сказал герцог.
– Во всем… мире… нет… ничего, кроме… тебя, – ответила Сефайна. – Ты… небо… ты луна… и… звезды. Прежде я… не… знала, что… могу… прикоснуться… к ним.
В ее голосе звучал восторг. И он снова принялся осыпать ее поцелуями, пока она не спросила:
– Ты… никому не… позволишь отнять… меня у… тебя?
Он понял, что она вспомнила о своей мачехе, и гневно ответил:
– Я убью всякого, кто попытается это сделать. Ты моя, Сефайна, моя! И, любовь моя, я хочу тебя, хочу, чтобы ты стала моей сейчас же!
Он знал, что она не вполне его поняла, но она ответила тем тоненьким детским голоском, который так ему нравился:
– Я… твоя… вся твоя и… обними… меня… крепко-крепко, чтобы… я… больше ничего… не боялась.
Барьеры, сдерживавшие его чувства, рухнули, и он опять начал целовать ее страстно, необузданно, требовательно, как будто поражая врагов, задумавших похитить ее у него. Он целовал ее глаза, ее губы, шею, груди.
Сефайна забыла свой страх. Внутри нее поднималась жаркая чудесная волна. Его губы обжигали ее, и в ее груди словно вспыхнуло пламя.
Это было неописуемо. То, о чем она лишь догадывалась, то, что сама того не зная, она искала, наконец-то принадлежало ей. И в миг их близости она ощутила, что какая-то непреодолимая сила увлекла ее в неведомый доселе мир грез и блаженства.
Спустя очень много времени Сефайна приподняла голову, лежавшую на плече герцога.
– Ты не спишь, любовь моя? – спросил он.
– Мне… кажется, я сплю и вижу… сон… и все так… дивно… так… чудесно и… я… боюсь… проснуться.
Он крепко ее обнял.
– Это же чувствую и я. Ты меня еще любишь?
– Я… люблю тебя… так… что нет… ничего, кроме… любви… и тебя.
– А для меня никого, кроме тебя, – ответил герцог. – Какое чудо, что мы нашли друг друга! И что бы ни случилось, мы всегда будем вместе.
– Ты… уверен? – прошептала Сефайна.
– Абсолютно уверен, – сказал он. – Как и в том, что мне выпала удача владеть такой красотой, таким идеальным совершенством!
Он нежно прикоснулся к ней и, почувствовав, что по ее телу пробежала дрожь, добавил:
– Если бы ты только знала, как истерзала меня! Я боялся, что ты никогда не полюбишь меня так же.
– Как я… могла… знать, что… ты… чувствуешь? – спросила Сефайна, – и… что… любовь может быть… такой волшебной?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26
Накануне ночью, стоя у окна своей пальни и глядя на звезды в вышине, он сказал себе: «Это любовь!» А теперь, когда они подошли к спальне Сефайны, он произнес:
– Думаю, сегодня вы уснете быстро!
– Наверное, – ответила Сефайна. – Но так жалко тратить время на сон, когда нам предстоит сделать еще так много!
– Если вы скажете это рабочим, – засмеялся герцог, – они объявят забастовку.
– Ну, что же, тогда мы все сделаем сами! – поддразнила его Сефайна.
– Господи, избави! – вскричал герцог, в притворном ужасе воздевая руки к небу.
Сефайна засмеялась и вошла к себе.
– Спокойной ночи, – сказала она и закрыла дверь.
Герцог застыл на месте. Что, если бы он обнял и поцеловал ее на прощание? Что она бы сделала?
Со вздохом он прошел несколько шагов, до своей двери. А у себя в спальне он опять, как и накануне, долго стоял, у окна и смотрел на звезды. Они напоминали ему глаза Сефайны, но, в конце концов, он заставил себя раздеться и лечь.
«Быть может, – думал он, – завтра мне представится случай открыть ей, как много она для меня значит!»
Но думать о Сефайне значило обречь себя на еще одну бессонную ночь. Герцог уже хотел задуть свечи на ночном столике, как вдруг вспомнил, что уже дня два не. держал в руках газет.
Оставлять что-нибудь внизу, где шли работы, было невозможно, и Бэнкс положил «Тайме» на стул возле кровати. Герцог развернул ее и начал просматривать заголовки. Но они с Сефайной были так поглощены дворцом, что события в мире представлялись далекими и не важными. Просмотрев несколько страниц, он заставил себя сосредоточиться на редакционной статье и прочел примерно половину, когда его отвлек скрип открывающейся двери.
Подняв голову, герцог с удивлением увидел, что в комнату вошла Сефайна. На ней была только тонкая ночная рубашка. Волосы рассыпались по плечам.
Герцога так ошеломило ее появление, что несколько секунд он мог только смотреть на нее. Ему чудилось, что это просто видение, плод его разгоряченной фантазии.
Но тут Сефайна еле слышно прошептала:
– Мне… страшно.
– Страшно? – переспросил герцог. – Но что случилось?
Он отбросил газету на пол и сел.
– Маменька… – ответила Сефайна и вдруг вскрикнула: – Она… она… проклинает… нас… так… ужасно!
Вновь Герцог услышал в её голосе исступленное отчаяние. Внезапно она пробежала через комнату и прижалась к нему. Он крепко ее обнял, и она спрятала лицо у него на плече, бессвязно шепча:
– У… меня в… комнате… когда я… проснулась была… летучая… мышь и… мне показалось, что… маменька… тоже… Я… слышала, как… она меня… проклинает… Она… хочет… увезти меня… отсюда. Остановите ее, не позволяйте ей…
Герцог сильнее сжал объятия.
– Никто тебя не увезет, – сказал он. – Ты моя, Сефайна, и твоя мачеха не может причинить тебе никакого зла.
– Она… злая… она коварная… она… наводит на меня… злые чары.
Сефайна приподняла голову. Герцог увидел ужас в ее глазах, увидел, как по ее щекам катятся слезы.
– Спасите меня… спасите меня… – шептала она в отчаянии.
Несколько секунд он просто смотре на нее и думал, что прелестнее не видел никого. Потом притянул к себе, и его губы коснулись ее губ. Он почувствовал, как она сжалась о неожиданности, но тотчас ее тело словно растворилась в его объятиях.
Герцог прижал ее к груди и бережно опустил на подушки.
Он снова поцеловал ее и продолжал осыпать поцелуями, чувствуя, как пылающий в ней огонь страсти, пробуждается и в нем самом. Все исчезло, кроме одного: они с Сефайной стали частью друг друга и Сефайна принадлежала ему. Он целовал ее, пока не почувствовал, что ее испуг прошел, а тогда поднял голову и посмотрел на нее.
Ее озаренное свечами лицо сияло почти нечеловеческой красотой, совершенно ее преобразившей. Несколько мгновений он лишь любовался ею, а потом снова принялся целовать бурно, требовательно, страстно. Эти поцелуи без слов говорили ей, как она нужна ему.
Не только нежность и сладостность ее губ возбуждали его, но и ее тело, которое отвечало на его ласки.
Окружающий мир перестал существовать для них.
Прерывистым словно чужим голосом герцог произнес:
– Я люблю тебя, сокровище мое люблю и хочу, чтобы ты была полностью моей, я хочу, чтобы ты была моей женой.
– Я… люблю… тебя, – прошептала Сефайна, – но… я не… знала, что это… и есть… любовь.
– Но ты меня любишь, – властно сказал герцог.
– Во всем… мире… нет… ничего, кроме… тебя, – ответила Сефайна. – Ты… небо… ты луна… и… звезды. Прежде я… не… знала, что… могу… прикоснуться… к ним.
В ее голосе звучал восторг. И он снова принялся осыпать ее поцелуями, пока она не спросила:
– Ты… никому не… позволишь отнять… меня у… тебя?
Он понял, что она вспомнила о своей мачехе, и гневно ответил:
– Я убью всякого, кто попытается это сделать. Ты моя, Сефайна, моя! И, любовь моя, я хочу тебя, хочу, чтобы ты стала моей сейчас же!
Он знал, что она не вполне его поняла, но она ответила тем тоненьким детским голоском, который так ему нравился:
– Я… твоя… вся твоя и… обними… меня… крепко-крепко, чтобы… я… больше ничего… не боялась.
Барьеры, сдерживавшие его чувства, рухнули, и он опять начал целовать ее страстно, необузданно, требовательно, как будто поражая врагов, задумавших похитить ее у него. Он целовал ее глаза, ее губы, шею, груди.
Сефайна забыла свой страх. Внутри нее поднималась жаркая чудесная волна. Его губы обжигали ее, и в ее груди словно вспыхнуло пламя.
Это было неописуемо. То, о чем она лишь догадывалась, то, что сама того не зная, она искала, наконец-то принадлежало ей. И в миг их близости она ощутила, что какая-то непреодолимая сила увлекла ее в неведомый доселе мир грез и блаженства.
Спустя очень много времени Сефайна приподняла голову, лежавшую на плече герцога.
– Ты не спишь, любовь моя? – спросил он.
– Мне… кажется, я сплю и вижу… сон… и все так… дивно… так… чудесно и… я… боюсь… проснуться.
Он крепко ее обнял.
– Это же чувствую и я. Ты меня еще любишь?
– Я… люблю тебя… так… что нет… ничего, кроме… любви… и тебя.
– А для меня никого, кроме тебя, – ответил герцог. – Какое чудо, что мы нашли друг друга! И что бы ни случилось, мы всегда будем вместе.
– Ты… уверен? – прошептала Сефайна.
– Абсолютно уверен, – сказал он. – Как и в том, что мне выпала удача владеть такой красотой, таким идеальным совершенством!
Он нежно прикоснулся к ней и, почувствовав, что по ее телу пробежала дрожь, добавил:
– Если бы ты только знала, как истерзала меня! Я боялся, что ты никогда не полюбишь меня так же.
– Как я… могла… знать, что… ты… чувствуешь? – спросила Сефайна, – и… что… любовь может быть… такой волшебной?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26