Джек замедлил шаг у танцевального клуба, где делали ремонт. На входе висело объявление, гласившее, что здесь будет открыт самый фешенебельный ночной клуб Нью-Йорка — «Белгравия».
Логово Драговича. Джек догадался, что это бывшая штаб-квартира Милоша — он сидел здесь до того, как переехал в Хемптон.
Еще одна операция против Драговича, и дело можно будет считать законченным, во всяком случае, он так надеялся. Что касается ракшасы, он будет присматривать за ним до самой его кончины.
Джек уже собрался повернуть назад, когда увидел, что к ним, прихрамывая, приближается старик в военной форме времен Второй мировой войны и лихо заломленной фуражке. Джек приветливо помахал ему рукой:
— Салют! Вы не знаете, парад сегодня будет?
Ветеран нахмурился:
— Должен быть, черт побери! Кажется, они маршируют где-то на Верхнем Бродвее. Но скорее всего, на них никто не смотрит. Я только что был на церемонии чествования ветеранов, так туда почти никто не пришел.
Джек посмотрел на медали, украшавшие грудь старого солдата. Среди них горела звезда, в которой он узнал орден «За отвагу».
— Вы воевали на Второй мировой?
— Да, — ответил солдат, взглянув на Джека. — А вы служили?
Джек улыбнулся:
— Я? Нет. Армия — это не для меня.
— Я тоже туда не рвался, — сказал ветеран, повысив голос. — Никто из нас не хотел идти на фронт. Я проклинал каждую минуту на той войне. Но мы были там нужны, мы выполняли свой долг. И отдавали свои жизни. Весь наш взвод полег в Анцио, погибли все мои товарищи — один я выжил, да и то чудом. Мне удалось вернуться с этой войны, и, пока я жив, я буду говорить о своих погибших друзьях. Кто-то ведь должен их помнить, как вы думаете? Но сейчас всем наплевать на это.
— Мне не наплевать, — тихо сказал Джек, охваченный каким-то непонятным волнением. Он протянул ветерану руку. — Спасибо вам за все.
Заморгав, старый солдат пожал протянутую руку. Глаза у него подернулись слезами, подбородок задрожал. Наконец он справился с собой и, прошептав: «Да что уж там», побрел прочь.
Повернувшись, Джек встретился взглядом с Джиа. Глаза у нее слегка покраснели.
— Джек, это было...
Он смущенно пожал плечами.
— Нет, правда. Не отмахивайся. Это было так трогательно. Особенно при твоем отношении к армии и властям.
— Он же не армия и не правительство. Простой парень. Независимо от того, как ты относишься к войнам, нельзя не сочувствовать бедняге, которого вырвали из жизни, сунули винтовку в руки и отправили черт знает куда убивать других парней, которых тоже оторвали от родных и послали туда же. И пока они трясутся в окопах, рискуя не дожить до зари, все эти жирные коты, генералы, политики, священники, муллы и вожди племен, которые заварили всю эту кашу, сидят в тылу и передвигают фигуры на шахматной доске. — Переведя дух, Джек указал большим пальцем через плечо: — Ему досталась грязная работа, но он с ней справился. И потому достоин уважения.
— Это тоже мужское дело, да? — спросила Джиа, по-мальчишески ударив его по плечу. На губах у нее играла грустная улыбка.
— Наша мужская солидарность, детка.
Отвернувшись, Джиа проводила взглядом удаляющийся военный китель.
— Ох уж эти старые солдаты... — вздохнула она.
Но мысли Джека уже были заняты молодыми солдатами — ветеранами косовской войны. Доведись ему встретиться с ними, никаких рукопожатий не будет.
5
Третий ключ подошел. Люк открыл замок, вошел внутрь и быстро захлопнул за собой дверь. Жалюзи были опущены, но в приемной диабетической клиники было достаточно светло.
Теперь можно немного расслабиться. Сегодня сюда никто не придет, тем более Надя, которая все еще дает показания и подписывает протоколы. Сам Люк, наскоро ответив на вопросы, тотчас же уехал, сославшись на неотложные дела. В конце концов, он имел ко всему этому лишь косвенное отношение.
Во всяком случае, для полиции. На самом же деле мозг его лихорадочно работал, пытаясь найти ответы на мучившие его вопросы: как заставить Надю замолчать и почему Пратер не выполнил его распоряжений.
Но когда он дозвонился Пратеру, тот начал говорить загадками.
— Возникли непредвиденные обстоятельства, — коротко сообщил он.
Когда Люк осторожно спросил его об «останках», Пратер рассмеялся:
— Вот об этом не беспокойтесь, доктор! Я нашел абсолютно надежный способ утилизации!
В голосе его чувствовалось какое-то странное оживление.
Этот короткий разговор несколько озадачил Люка. Усилием воли он заставил себя выкинуть Пратера из головы и стал оглядывать клинику. Он уже был здесь однажды, когда принимал Надю на работу, но причиной тому были скорее ностальгические чувства, а не желание узнать о ее деловых качествах. Во время учебы в ординатуре он сам работал в такой клинике в пригороде. Господи, как давно это было! Как будто в какой-то другой эпохе.
Может быть, стоит заняться чем-нибудь подобным во Франции. Вспомнить все, чему он учился, и заняться людьми, а не молекулами.
Но что-то он не вовремя размечтался. Рано рассуждать о будущем. Если не удастся нейтрализовать Надю, о Франции можно будет забыть.
Вынимая резиновые перчатки, Люк заметил, что руки у него стали влажными от пота. Казалось, внутри у него сжатая пружина — он все ждал, что сейчас кто-нибудь войдет и застанет его на месте преступления.
Надо торопиться, думал он, двигаясь по коридору.
В Надином кабинете не было окон, и ему пришлось зажечь свет. Когда под потолком вспыхнула люминесцентная лампа, Люк сразу обнаружил то, что его интересовало. Рядом с пустой кофеваркой стояла большая черная кружка с белой надписью «НАДЯ». Она привлекла его внимание еще в прошлый раз. Тогда он с улыбкой заметил, что такую чашку уж не перепутаешь.
Не ошибется он и сегодня, подумал Люк, доставая из кармана пузырек.
Он посмотрел его на свет: «локи» в жидком состоянии не имел ни вкуса, ни запаха. Прозрачная, чуть голубоватая жидкость. Открыв пузырек, Люк налил в Надину кружку около столовой ложки наркотика и покрутил густую жидкость, чтобы она покрыла стенки кружки. Жидкость высыхала на глазах. Через несколько минут от нее не останется и следа.
Люк прикинул, сколько может весить Надя — фунтов сто двадцать, не больше. Для нее столовая ложка — это очень большая доза, которой хватит на четыре — шесть часов. Он добавил еще несколько капель для верности.
Перед его глазами возникла будущая сцена...
Надя была не агрессивна и не склонна к насилию, однако через полчаса после выпитой чашки кофе все, что хранится под спудом, вырастет в десятки раз, и она впадет в необузданную ярость. Спокойная, уравновешенная женщина превратится в дикую злобную кошку, которая будет крушить все подряд и бросаться на людей. Ее неминуемо арестуют за буйное поведение и по подозрению в употреблении наркотиков, но и только, потому что полицейские еще не научились распознавать «локи».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95
Логово Драговича. Джек догадался, что это бывшая штаб-квартира Милоша — он сидел здесь до того, как переехал в Хемптон.
Еще одна операция против Драговича, и дело можно будет считать законченным, во всяком случае, он так надеялся. Что касается ракшасы, он будет присматривать за ним до самой его кончины.
Джек уже собрался повернуть назад, когда увидел, что к ним, прихрамывая, приближается старик в военной форме времен Второй мировой войны и лихо заломленной фуражке. Джек приветливо помахал ему рукой:
— Салют! Вы не знаете, парад сегодня будет?
Ветеран нахмурился:
— Должен быть, черт побери! Кажется, они маршируют где-то на Верхнем Бродвее. Но скорее всего, на них никто не смотрит. Я только что был на церемонии чествования ветеранов, так туда почти никто не пришел.
Джек посмотрел на медали, украшавшие грудь старого солдата. Среди них горела звезда, в которой он узнал орден «За отвагу».
— Вы воевали на Второй мировой?
— Да, — ответил солдат, взглянув на Джека. — А вы служили?
Джек улыбнулся:
— Я? Нет. Армия — это не для меня.
— Я тоже туда не рвался, — сказал ветеран, повысив голос. — Никто из нас не хотел идти на фронт. Я проклинал каждую минуту на той войне. Но мы были там нужны, мы выполняли свой долг. И отдавали свои жизни. Весь наш взвод полег в Анцио, погибли все мои товарищи — один я выжил, да и то чудом. Мне удалось вернуться с этой войны, и, пока я жив, я буду говорить о своих погибших друзьях. Кто-то ведь должен их помнить, как вы думаете? Но сейчас всем наплевать на это.
— Мне не наплевать, — тихо сказал Джек, охваченный каким-то непонятным волнением. Он протянул ветерану руку. — Спасибо вам за все.
Заморгав, старый солдат пожал протянутую руку. Глаза у него подернулись слезами, подбородок задрожал. Наконец он справился с собой и, прошептав: «Да что уж там», побрел прочь.
Повернувшись, Джек встретился взглядом с Джиа. Глаза у нее слегка покраснели.
— Джек, это было...
Он смущенно пожал плечами.
— Нет, правда. Не отмахивайся. Это было так трогательно. Особенно при твоем отношении к армии и властям.
— Он же не армия и не правительство. Простой парень. Независимо от того, как ты относишься к войнам, нельзя не сочувствовать бедняге, которого вырвали из жизни, сунули винтовку в руки и отправили черт знает куда убивать других парней, которых тоже оторвали от родных и послали туда же. И пока они трясутся в окопах, рискуя не дожить до зари, все эти жирные коты, генералы, политики, священники, муллы и вожди племен, которые заварили всю эту кашу, сидят в тылу и передвигают фигуры на шахматной доске. — Переведя дух, Джек указал большим пальцем через плечо: — Ему досталась грязная работа, но он с ней справился. И потому достоин уважения.
— Это тоже мужское дело, да? — спросила Джиа, по-мальчишески ударив его по плечу. На губах у нее играла грустная улыбка.
— Наша мужская солидарность, детка.
Отвернувшись, Джиа проводила взглядом удаляющийся военный китель.
— Ох уж эти старые солдаты... — вздохнула она.
Но мысли Джека уже были заняты молодыми солдатами — ветеранами косовской войны. Доведись ему встретиться с ними, никаких рукопожатий не будет.
5
Третий ключ подошел. Люк открыл замок, вошел внутрь и быстро захлопнул за собой дверь. Жалюзи были опущены, но в приемной диабетической клиники было достаточно светло.
Теперь можно немного расслабиться. Сегодня сюда никто не придет, тем более Надя, которая все еще дает показания и подписывает протоколы. Сам Люк, наскоро ответив на вопросы, тотчас же уехал, сославшись на неотложные дела. В конце концов, он имел ко всему этому лишь косвенное отношение.
Во всяком случае, для полиции. На самом же деле мозг его лихорадочно работал, пытаясь найти ответы на мучившие его вопросы: как заставить Надю замолчать и почему Пратер не выполнил его распоряжений.
Но когда он дозвонился Пратеру, тот начал говорить загадками.
— Возникли непредвиденные обстоятельства, — коротко сообщил он.
Когда Люк осторожно спросил его об «останках», Пратер рассмеялся:
— Вот об этом не беспокойтесь, доктор! Я нашел абсолютно надежный способ утилизации!
В голосе его чувствовалось какое-то странное оживление.
Этот короткий разговор несколько озадачил Люка. Усилием воли он заставил себя выкинуть Пратера из головы и стал оглядывать клинику. Он уже был здесь однажды, когда принимал Надю на работу, но причиной тому были скорее ностальгические чувства, а не желание узнать о ее деловых качествах. Во время учебы в ординатуре он сам работал в такой клинике в пригороде. Господи, как давно это было! Как будто в какой-то другой эпохе.
Может быть, стоит заняться чем-нибудь подобным во Франции. Вспомнить все, чему он учился, и заняться людьми, а не молекулами.
Но что-то он не вовремя размечтался. Рано рассуждать о будущем. Если не удастся нейтрализовать Надю, о Франции можно будет забыть.
Вынимая резиновые перчатки, Люк заметил, что руки у него стали влажными от пота. Казалось, внутри у него сжатая пружина — он все ждал, что сейчас кто-нибудь войдет и застанет его на месте преступления.
Надо торопиться, думал он, двигаясь по коридору.
В Надином кабинете не было окон, и ему пришлось зажечь свет. Когда под потолком вспыхнула люминесцентная лампа, Люк сразу обнаружил то, что его интересовало. Рядом с пустой кофеваркой стояла большая черная кружка с белой надписью «НАДЯ». Она привлекла его внимание еще в прошлый раз. Тогда он с улыбкой заметил, что такую чашку уж не перепутаешь.
Не ошибется он и сегодня, подумал Люк, доставая из кармана пузырек.
Он посмотрел его на свет: «локи» в жидком состоянии не имел ни вкуса, ни запаха. Прозрачная, чуть голубоватая жидкость. Открыв пузырек, Люк налил в Надину кружку около столовой ложки наркотика и покрутил густую жидкость, чтобы она покрыла стенки кружки. Жидкость высыхала на глазах. Через несколько минут от нее не останется и следа.
Люк прикинул, сколько может весить Надя — фунтов сто двадцать, не больше. Для нее столовая ложка — это очень большая доза, которой хватит на четыре — шесть часов. Он добавил еще несколько капель для верности.
Перед его глазами возникла будущая сцена...
Надя была не агрессивна и не склонна к насилию, однако через полчаса после выпитой чашки кофе все, что хранится под спудом, вырастет в десятки раз, и она впадет в необузданную ярость. Спокойная, уравновешенная женщина превратится в дикую злобную кошку, которая будет крушить все подряд и бросаться на людей. Ее неминуемо арестуют за буйное поведение и по подозрению в употреблении наркотиков, но и только, потому что полицейские еще не научились распознавать «локи».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95