В прессе покатилась волна публикаций — о, эти фримены! Прекрасная, гордая нация, но их притесняют, угнетают, их земли нещадно эксплуатируют, а ведь именно они законные хозяева спайса; геноцид, творимый имперской администрацией, ужасен и плохо кончится; безумная, гибельная политика Шаддама в отношении коренного населения переполнила чашу терпения — народ-воин встал на защиту своих детей! Счастье, что у него есть такой лидер, как Пол Атридес-Муад’Диб, иначе бы Арракис потонул в кровавой каше. «Мой отец умер за эту землю, — гневно, но с достоинством говорил на одной из бесчисленных пресс-конференций романтический герой пустыни. — На этой земле родилась моя сестра. Нас убивают. Мы желаем лишь одного — справедливости».
Пораженные зрители вряд ли догадывались, что все свои интервью неуловимый вождь повстанцев давал не в таинственной, затерянной в неведомых просторах пещере, куда журналистов доставляли с завязанными глазами, а в двух шагах от столицы, у съетча Табр — заурядной фабрики стилсьютов, и что уже за сто километров от этого места мало кто слышал о том, как безвестный хайдарабадский инструктор вдруг сделался пламенным борцом за свободу и счастье людей. Здесь же, в скалах Табра, снимали и самые красочные эпизоды боевых действий. Впрочем, партизанская война разгоралась и на полном серьезе — подвластные Стилгару кланы, у которых неожиданно появилась пропасть оружия, денег и снаряжения, не на шутку принялись беспокоить федеральных менеджеров — промыслы Северного Рифта залихорадило, пресса вновь ударила в там-тамы: подручные императора утратили дееспособность и потеряли всякий контроль над добычей, они демонстрируют полную некомпетентность, доведя дело до кризиса; перебои с поставками и галопирующие цены — вот плоды неразумного подхода к проблеме фрименов, даешь переговоры с Муад’Дибом, его дело правое.
Публике было невдомек, что спайсовый кризис на девяносто процентов есть произведение не арракинских неурядиц, а тактики СНОАМ, где ландсраат, оттеснив императора, захватил главенствующие позиции; что цены взвинчивает барон Харконнен, которому показалось мало парламентской компенсации за экономический ущерб. Люди слушали авторитетные суждения о надвигающейся экономической катастрофе, смотрели репортажи о войне о пустыне и невольно задавались вопросом: а куда же смотрит верховная власть?
Разумеется, Шаддам, которого по всем правилам травили, точно вепря на охоте, не мог не понимать, к чему клонится дело. Но большинство властных козырей уже было выбито из его рук, поредевший клан Коррино утратил единство, и вдобавок именно в тот решающий момент Шаддам допустил несколько непростительных ошибок. Император полагал несокрушимыми свои позиции в СНОАМ, в то время как руководство концерна, предчувствуя грядущую катастрофу, давно уже перебежало под крылышко парламента. Шаддам полностью находился под влиянием лидеров ордена Бене Гессерит, а они позорно проворонили ситуацию на Дюне и недооценили масштабы спайсового кризиса. Как знать, если император хотя бы на полгода раньше ввел на Арракис войска, уничтожил или, по крайней мере, рассеял отряды фрименов в районе Северного Рифта, представлявшие в то время вполне доступную мишень, и назначил прямое управление распределением спайса, может быть, и не сиживать Полу на троне из хагальского кварца. Да, Шаддам сделал все это — ввел войска, объявил секвестр, — но с недопустимым, гибельным опозданием, когда у него уже не было поддержки ни армии, ни банкиров, ни даже собственного двора.
Что уж совсем странно и непонятно в этой истории, так это позиция Гильдии Навигаторов: выступив в роли пассивных сообщников ландсраата, Космический Союз практически вырыл себе могилу. О переговорах парламента с Гильдией известно только то, что таковые действительно имели место и происходили в обстановке строжайшей секретности — нет ни записей, ни свидетельств, — но, судя по всему, спикер Карл Валуа, политик столь же талантливый, сколь и вероломный, попросту обманул гильдийцев, представив дело как обычное смещение ставшего неугодным правителя, и стократно обиженные Шаддамом Навигаторы поддались хитрости прожженного дипломата. И в самом деле, как можно было себе представить, что кто-то решится тронуть такую священную корову мировой экономики, как спайс, или замахнуться на монополию Союза? Гильдия проявила необъяснимую, фатальную недальновидность и за свое пособничество заплатила цену, какая в ту пору и прийти не могла в одурманенные меланжем головы Навигаторов.
Как бы то ни было, к лету двести первого года парламентские егеря плотно обложили императора и уверенно гнали туда, где ждала засада. Спайсовый скандал достиг пика, общественность накалилась, и у Шаддама не оставалось иного выхода, кроме как самому лететь на Дюну и разбираться на месте. Он догадывался, что обратно его, скорее всего, уже не выпустят — недаром полет проходил под эскортом объединенного флота Великих Домов, своеобразного почетного конвоя, — но выбора уже не было. Двадцать пятого июля император прибыл на Арракис, и через несколько часов началась арракинская революция — одно из самых любопытных представлений, какие только видела история.
Как раз в канун визита императора на Дюну штаб Муад’Диба, согласно сценарию, наносит очередной удар — в прессу запускается настоящая бомба, по всем каналам прокатывается ошеломляющая весть: в результате долгого и кропотливого журналистского расследования открылось, что Лето Атридеса, отца Пола Муад’Диба, убил не кто иной, как барон Харконнен при поддержке самого императора, который дал ему для этой цели сардукаров — свой жестокий непобедимый спецназ. Момент выбран на редкость удачно: барон, прилетевший на Дюну вместе с Шаддамом, не успев ни единым словом ответить на столь внезапно обрушившееся на него обвинение, неожиданно умирает глухой, загадочной смертью; официальная версия тут же не замедлила нарисовать сцену его эффектной гибели от руки малолетней Немезиды, его собственной внучки, двухлетней сестры Пола, Алии. Кстати, в суматохе этих торопливых и не слишком понятных перепалок, кратким, не вызывающим никакого отклика эпизодом, мелькает смерть сына Муад’Диба — Лето-младшего.
Но все сработано настолько топорно, неприкрытая режиссура парламентских постановщиков так лезет в глаза, что нехитрый замысел проступает во всей бесстыдной наготе; миф о злокозненном сговоре императора и его преступного клеврета явно целит сразу в нескольких, вполне очевидных зайцев. Распадается страшная долговая удавка, сплетенная бароном Владимиром, старик сделал свое дело, и на его опасных амбициях можно ставить долгожданную точку;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68
Пораженные зрители вряд ли догадывались, что все свои интервью неуловимый вождь повстанцев давал не в таинственной, затерянной в неведомых просторах пещере, куда журналистов доставляли с завязанными глазами, а в двух шагах от столицы, у съетча Табр — заурядной фабрики стилсьютов, и что уже за сто километров от этого места мало кто слышал о том, как безвестный хайдарабадский инструктор вдруг сделался пламенным борцом за свободу и счастье людей. Здесь же, в скалах Табра, снимали и самые красочные эпизоды боевых действий. Впрочем, партизанская война разгоралась и на полном серьезе — подвластные Стилгару кланы, у которых неожиданно появилась пропасть оружия, денег и снаряжения, не на шутку принялись беспокоить федеральных менеджеров — промыслы Северного Рифта залихорадило, пресса вновь ударила в там-тамы: подручные императора утратили дееспособность и потеряли всякий контроль над добычей, они демонстрируют полную некомпетентность, доведя дело до кризиса; перебои с поставками и галопирующие цены — вот плоды неразумного подхода к проблеме фрименов, даешь переговоры с Муад’Дибом, его дело правое.
Публике было невдомек, что спайсовый кризис на девяносто процентов есть произведение не арракинских неурядиц, а тактики СНОАМ, где ландсраат, оттеснив императора, захватил главенствующие позиции; что цены взвинчивает барон Харконнен, которому показалось мало парламентской компенсации за экономический ущерб. Люди слушали авторитетные суждения о надвигающейся экономической катастрофе, смотрели репортажи о войне о пустыне и невольно задавались вопросом: а куда же смотрит верховная власть?
Разумеется, Шаддам, которого по всем правилам травили, точно вепря на охоте, не мог не понимать, к чему клонится дело. Но большинство властных козырей уже было выбито из его рук, поредевший клан Коррино утратил единство, и вдобавок именно в тот решающий момент Шаддам допустил несколько непростительных ошибок. Император полагал несокрушимыми свои позиции в СНОАМ, в то время как руководство концерна, предчувствуя грядущую катастрофу, давно уже перебежало под крылышко парламента. Шаддам полностью находился под влиянием лидеров ордена Бене Гессерит, а они позорно проворонили ситуацию на Дюне и недооценили масштабы спайсового кризиса. Как знать, если император хотя бы на полгода раньше ввел на Арракис войска, уничтожил или, по крайней мере, рассеял отряды фрименов в районе Северного Рифта, представлявшие в то время вполне доступную мишень, и назначил прямое управление распределением спайса, может быть, и не сиживать Полу на троне из хагальского кварца. Да, Шаддам сделал все это — ввел войска, объявил секвестр, — но с недопустимым, гибельным опозданием, когда у него уже не было поддержки ни армии, ни банкиров, ни даже собственного двора.
Что уж совсем странно и непонятно в этой истории, так это позиция Гильдии Навигаторов: выступив в роли пассивных сообщников ландсраата, Космический Союз практически вырыл себе могилу. О переговорах парламента с Гильдией известно только то, что таковые действительно имели место и происходили в обстановке строжайшей секретности — нет ни записей, ни свидетельств, — но, судя по всему, спикер Карл Валуа, политик столь же талантливый, сколь и вероломный, попросту обманул гильдийцев, представив дело как обычное смещение ставшего неугодным правителя, и стократно обиженные Шаддамом Навигаторы поддались хитрости прожженного дипломата. И в самом деле, как можно было себе представить, что кто-то решится тронуть такую священную корову мировой экономики, как спайс, или замахнуться на монополию Союза? Гильдия проявила необъяснимую, фатальную недальновидность и за свое пособничество заплатила цену, какая в ту пору и прийти не могла в одурманенные меланжем головы Навигаторов.
Как бы то ни было, к лету двести первого года парламентские егеря плотно обложили императора и уверенно гнали туда, где ждала засада. Спайсовый скандал достиг пика, общественность накалилась, и у Шаддама не оставалось иного выхода, кроме как самому лететь на Дюну и разбираться на месте. Он догадывался, что обратно его, скорее всего, уже не выпустят — недаром полет проходил под эскортом объединенного флота Великих Домов, своеобразного почетного конвоя, — но выбора уже не было. Двадцать пятого июля император прибыл на Арракис, и через несколько часов началась арракинская революция — одно из самых любопытных представлений, какие только видела история.
Как раз в канун визита императора на Дюну штаб Муад’Диба, согласно сценарию, наносит очередной удар — в прессу запускается настоящая бомба, по всем каналам прокатывается ошеломляющая весть: в результате долгого и кропотливого журналистского расследования открылось, что Лето Атридеса, отца Пола Муад’Диба, убил не кто иной, как барон Харконнен при поддержке самого императора, который дал ему для этой цели сардукаров — свой жестокий непобедимый спецназ. Момент выбран на редкость удачно: барон, прилетевший на Дюну вместе с Шаддамом, не успев ни единым словом ответить на столь внезапно обрушившееся на него обвинение, неожиданно умирает глухой, загадочной смертью; официальная версия тут же не замедлила нарисовать сцену его эффектной гибели от руки малолетней Немезиды, его собственной внучки, двухлетней сестры Пола, Алии. Кстати, в суматохе этих торопливых и не слишком понятных перепалок, кратким, не вызывающим никакого отклика эпизодом, мелькает смерть сына Муад’Диба — Лето-младшего.
Но все сработано настолько топорно, неприкрытая режиссура парламентских постановщиков так лезет в глаза, что нехитрый замысел проступает во всей бесстыдной наготе; миф о злокозненном сговоре императора и его преступного клеврета явно целит сразу в нескольких, вполне очевидных зайцев. Распадается страшная долговая удавка, сплетенная бароном Владимиром, старик сделал свое дело, и на его опасных амбициях можно ставить долгожданную точку;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68