Так решила и Дори: она наймет какого-нибудь мужчину, которому нужны деньги, но это должен быть человек, овеянный романтикой, чтобы сестра поверила и оставила ее в покое. Несколько дней она потратила на составление списка подходящих людей, а потом, очень удачно, она узнала, что кузнец в Лэсеме знает одного из них. Этого мужчину другие считали киллером. Но кузнец объяснил Дори, что у Коула Хантера самое доброе сердце, какое он когда-либо встречал. Коул не знал этого, он был такой быстрый стрелок, что желающих поболтать о нем не было, но о добром сердце Коула ходила шутка среди настоящих киллеров.
— У него слишком горячая кровь, — сказал кузнец, — а на самом деле он ненавидит убивать.
Дори собиралась просить Хантера выдавать себя за ее мужа, поэтому это были хорошие новости.
Она разыскала мужчину в Эбайлине, и он оказался не таким, как она ожидала. А еще хуже было то, что, видно, и она ему очень не понравилась. Но это Дори не удивило. Она у мужчин успехом не пользовалась. Не то чтобы у нее был опыт по этой части, но, когда Ровена еще жила в Лэсеме, Дори встречалась с несколькими юношами, почти мужчинами, которые приходили проведать ее прекрасную сестру. И все встречи, и каждая в отдельности были бедствием.
Ровена, бывало, говорила:
— Дори, не говори Чарльзу Пемброуку, что он глуп как пробка и что у него грация слона в балетных тапочках.
Какое-то время Дори пыталась не раскрывать рта и наблюдать — и учиться, но от Ровены ей делалось просто дурно. Ровена охала и ахала над каждым и всяким созданием мужского пола, которое встречала, неважно, какое оно было — глупое или отталкивающее.
Дори это не казалось честным, а честность Дори ценила превыше всего.
Конечно, Ровена в конечном счете вышла замуж и у нее было двое чудесных ребят, а вот Дори одиноко жила в большом темном доме и давала деньги людям. Она все еще не могла понять, почему мужчинам ложь нравится больше правды, но, видимо, это так и было.
Что касается мистера Хантера, то она вообще не могла ему врать. Он ее понял, когда она в первый раз пришла к нему и рассказала правду. Как и все мужчины, он ее честность, казалось, возненавидел. Дори знала, что Ровена солгала бы ему, польстила, и он бы ел у нее из рук. А Дори рассказала ему правду, и он ясно дал ей понять, что не переносит ее.
К несчастью, это Дори ранило, потому что, несмотря на недоверие, он ей понравился. Она не представляла, почему он ей понравился, но это было так. Может, из-за этого героического ореола. И правдой было то, что, когда он спас ее от грабителей, она, пожалуй, почувствовала себя героиней тех романов, которые ее отец запретил держать в доме.
Но мистер Хантер тех же чувств, что и она, не испытывал. Когда она пришла к нему в комнату, чтобы извиниться за все, что наговорила, это вызвало у него такой гнев, что она преуспела только в том, что напоследок просто разъярила его. А потом он пришел к ней в отель и сказал, чтобы она выходила за него замуж. Может, он думал, что частью брака с Дори будет Ровена; это единственное, чем она может объяснить его поведение.
Он ее сильно невзлюбил, когда она с ним общалась наедине, а после того как увидел Ровену, захотел на ней жениться.
Ну хорошо, какое это вообще имеет значение? Соглашение временное: через шесть месяцев он уйдет, получив свои пять тысяч долларов, а Дори вернется к тому, с чего начинала. Она была не такой дурочкой, чтобы поверить во все эти его разговоры, что он якобы научился торговать; она знала: все, что он хочет, — это деньги, и еще, может быть, шанс заполучить Ровену, так что же — все мужчины этого хотят. Соглашение было просто безукоризненным.
Сейчас, сидя напротив него за крошечным столом, рядом с большой постелью, громоздящейся позади них, с обручальным кольцом — любезность Ровены, — оттягивающим ее палец, Дори ковыряла в своей тарелке еду. Прошло сколько-то времени, пока до нее дошло, что мистер Хантер ей что-то говорит.
— Простите, — сказала она, взглянув на него.
— Я сказал, что если вы хотите заполучить мужа, настоящего то есть, вам следовало бы попытаться быть более, скажем, очаровывающей.
Дори только заморгала глазами. Очаровывающая. Это было определение, которое она слышала только в связи с именем Ровены и с колдовскими заклинаниями, но больше никогда.
Пока длился этот небольшой холодный фарс, называемый свадьбой, Коул задавал себе вопрос, что, черт возьми, он делает. Никогда он не считал себя романтичным, но эта быстрая скучная церемония, со священником, озабоченным тем, как бы быстрее вернуться к своему обеду, даже рядом не стояла с идеей свадьбы. Может, женщине это нужно как предлог заполучить цветы и красивое платье? Не женщины ли поддерживают сентиментальность относительно свадеб и всего такого прочего? А мужчина придерживается мнения, что надо вести себя так, будто такого рода вещи к нему отношения не имеют, но втайне ему нравится запах цветов и вид невесты, обернутой в кружева?
Во время свадьбы она не сказала ни слова, позволив своей сестре-распорядительнице все организовать. Через несколько часов, проведенных рядом с Ровеной, Коул стал понимать, что под ее медовой внешней оболочкой находится стальное ядро. Она столько наговорила Коулу комплиментов, что если бы он ей поверил, то решил бы, что он самый остроумный, самый храбрый и самый красивый мужчина на планете. Но в то время как она ему льстила, делалось все, чтобы ее маленькая сестричка была выдана замуж. Она рассказала Дори, где пройдет свадьба, где Дори проведет медовый месяц и когда пара вернется в Лэсем. Ровена организовала свадебный ужин, приказала упаковать одежду Дори и приготовить все к путешествию. И уже когда в конце церемонии Ровена произнесла: «Теперь ты можешь его поцеловать, Дори», тогда Коулу пришлось занять твердую позицию.
— Теперь она — моя жена, — сказал он тихо, но голосом, которым обычно говорил с людьми, когда подозревал, что они плутуют в карточной игре. В Ровене одно было хорошо — она знала, когда нужно отступить. Она милостиво перестала отдавать приказы и отошла в сторону, счастливо улыбаясь, поздравляя себя, с тем, что все организовала.
Так что сейчас он был наедине с незнакомкой, которая и была, и не была его женой. У него появилось внезапное желание узнать ее получше. Была ли она такой жесткой, какой казалась, когда он ее впервые встретил, или же она была мягкой, какой тоже временами казалась? Расчетлива она или наивна? Сознательно она ранит своим язычком или просто не знает, как лучше поступить?
— Боюсь, что не представляю, как быть обаятельной, — сказала она, не поднимая глаз от тарелки, — обаяние я оставила сестре.
После сегодняшнего дня он уже знал, для того чтобы преодолеть «обаяние» Ровены, нужно иметь очень высокие сапоги.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32