Ты обвиняешь меня в том, что я способна улечься в постель с каждым взглянувшим на меня мужчиной, так знай: ты – единственный, кто прикасался ко мне!..
– Линнет, я…
– Не смотри на меня так! Теперь я могу позволить себе в этом признаться, поскольку мне абсолютно наплевать на то, что ты обо мне думаешь.
– Но я люблю тебя. Ведь я только что сказал, что люблю тебя!
– Ну да, и этого, по-твоему, достаточно, чтобы все утряслось? Почему ты не сказал мне об этом в ту ночь, когда наградил меня Мирандой? Почему ты не смог сказать мне этого в тот день, когда нашел меня, после того как Корд увез меня?
– Тогда я еще не знал. Ты должна простить меня.
– О! Я должна простить тебя! – саркастически передразнила Линнет. – Ты постоянно упрекал меня в том, что я хочу Корда, а теперь, спустя два года, снова врываешься в мою жизнь и обвиняешь в том, что я сплю с господином Сквайром! Да-да, с этим Сквайром! – задохнулась она.
– Линнет, пожалуйста. – Он взял ее за руку. – Ведь Миранда – моя дочь.
Она резко выдернула свою руку.
– Твоя? А где ты находился, когда я в течение шестнадцати часов производила ее на Божий свет, когда я лежала в послеродовой горячке целых две недели? А теперь смотрите-ка: в один прекрасный день его осенило – он понял, наконец, что я собой представляю!
На какую-то секунду их взгляды встретились, и Девон осознал, что она говорит чистую правду. Его голос был очень тихим, когда он начал:
– Раньше я никогда не задумывался над тем, что из себя представляю я сам и как я веду себя с тобой. И особенно тяжко для меня то, что я-то знаю, что я о тебе думал. Ты права. Я не решаюсь просить у тебя прощения, но.., но мы не можем все начать сначала? Смогу ли я что-то исправить?
Ее глаза горели, а губы были плотно сжаты. – Хороша идейка: начать все сызнова, словно ничего и не было. Это невозможно! Я никогда больше не смогла бы поверить тебе и никогда не смогла бы полюбить. А ты.., ты никогда не изменишься. Стоит мне сказать другому мужчине просто «привет!», как ты тут же опять примешься обвинять меня невесть в чем.
Уверена, что однажды ты начнешь выяснять, вправду ли Миранда твой ребенок. А вдруг чей-нибудь еще! У Корда ведь тоже синие глаза!
Девон так посмотрел на нее, словно его ударили, и шагнул в сторону.
– Значит, мне бесполезно что-то говорить или предлагать тебе?
– Бесполезно.
– Выходит, когда-нибудь кто-то другой станет отцом моей дочери?
– Моей дочери. У тебя нет никаких прав на нее. Вплотную приблизившись к Линнет, Девон положил свою руку на ее щеку – теплая жесткая ладонь на гладкой и мягкой коже.
– Я люблю тебя, Линна. Разве это ничего не значит? Я никому еще этого не говорил. Она холодно посмотрела на него.
– Когда-то в этих словах для меня заключался весь мир, но теперь слишком поздно. Он отошел от нее.
– Ты хочешь, чтобы я уехал отсюда и оставил тебя в покое?
– Да, – тихо сказала она. – Позволь мне по кусочкам восстановить в себе все, что было разрушено, и начать новую жизнь – для Миранды, для меня самой. Мне кажется, теперь я сумею это, потому что отныне я свободна от тебя.
Девон кивнул, быстро-быстро моргая длинными ресницами.
– Если я когда-нибудь понадоблюсь тебе… – прошептал он, но голос изменил ему, и он, повернувшись, ушел.
***
Миранда сильно испугалась, услышав сердитый и громкий голос матери. Держа на руках котенка, она выглянула из-под веранды. Ее мать кричала на высокого человека, знакомого тети Нетти. Чем сильнее мама сердилась, тем больше глаза Миранды наполнялись слезами. Мамин крик совсем ей не нравился, и ей хотелось, чтобы он прекратился.
Слезы градом катились по ее щечкам, и Миранда уже открыла рот, чтобы в голос разреветься, но тут котенок спрыгнул с ее рук и понесся к дальнему крылу веранды. Миранда тут же закрыла рот и, сопя, стала наблюдать, как черно-белый котенок гоняется за большой голубой бабочкой. Встав на четвереньки, Миранда вслед за котенком выползла из-под веранды. С трудом поднявшись, она быстро засеменила по зарослям клевера вдогонку за котенком и бабочкой, мигом забыв о своем страхе, который навел на нее сердитый голос матери.
Дверь в школу оказалась открытой, и Миранда, теперь уже забыв о котенке, одну за другой преодолела три ступеньки. Здание школы было хорошо ей знакомо, она успела уяснить, что оно имеет какое-то отношение как к матери, так и к играм детей. Не удержавшись на неровном полу, она с размаху плюхнулась на ягодицы. Миранда собралась было заплакать, но, увидев, что рядом никого нет, кто мог бы ее услышать, передумала и, снова поднявшись на ноги, направилась к огромному письменному столу, стоявшему в глубине комнаты. Заглянув под стул, она увидела небольшое уютное углубление, такое теплое и незаметное, что тут же полезла внутрь. Осмотревшись, Миранда решила, что ей тут нравится. Она улеглась на бок и вскоре заснула.
***
– Да сказал же я, что здесь никого нет, – произнес мальчишеский голос. – Так ты будешь это делать или боишься?
– Ничего я не боюсь.
– Ш-ш-ш… Кто-то идет! Бежим отсюда… Выскочив из школы, мальчишки бросились к лесу.
– Смотри-ка, никого нет.
– Мало ли, а вдруг бы нас застукали? Эй! А куда ты дел фонарь?
Мальчик глянул на свою правую руку, как бы удивляясь тому, что в ней ничего нет.
– Должно быть, я оставил его в школе.
– Иди обратно и забери его.
– Ну уж нет. Чтобы я ночью туда пошел…
– Если мой папаша узнает, что я взял один из его фонарей, я скажу ему, что это ты.
– Я? Ладно врать-то!
Мальчики одновременно подскочили друг к другу и, сцепившись, покатились по земле.
Увидев открытую дверь, котенок неслышно вошел в школу. На полу стоял фонарь, мерцающий язычок пламени то вспыхивал ярче, то почти исчезал, отсвечивая то оранжевым, то желтым. Это колебание привлекло внимание котенка. Склонив голову набок, он некоторое время наблюдал за непоседливым пламенем, а затем протянул к нему мягкую лапку с белой подушечкой на конце. Очень скоро котенок сообразил, что неведомого соперника так запросто не одолеть. Он неслышно вспрыгнул на одну из школьных скамеек, принял боевую позу и, получше приглядевшись к хаотичным колебаниям огненного язычка, ринулся в атаку. Несмотря на свои крошечные размеры, котенок опрокинул фонарь – горючее выплеснулось на пол.
Тут же вспыхнувшее пламя обожгло котенку левую лапку, и, отчаянно замяукав, он бросился вон, в ночную прохладу. Прикосновение влажных головок клевера несколько умерило боль, и котенок принялся зализывать ожог, радуясь тому, что обожженной оказалась только шерстка. Подлечившись и вновь обретя чувство собственного достоинства, котенок с гордо поднятым хвостом зашагал прочь от школы, даже не оглядываясь.
А мальчишки продолжали бороться – не слишком, правда, упорствуя, – пока один из них не заметил языки пламени.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64
– Линнет, я…
– Не смотри на меня так! Теперь я могу позволить себе в этом признаться, поскольку мне абсолютно наплевать на то, что ты обо мне думаешь.
– Но я люблю тебя. Ведь я только что сказал, что люблю тебя!
– Ну да, и этого, по-твоему, достаточно, чтобы все утряслось? Почему ты не сказал мне об этом в ту ночь, когда наградил меня Мирандой? Почему ты не смог сказать мне этого в тот день, когда нашел меня, после того как Корд увез меня?
– Тогда я еще не знал. Ты должна простить меня.
– О! Я должна простить тебя! – саркастически передразнила Линнет. – Ты постоянно упрекал меня в том, что я хочу Корда, а теперь, спустя два года, снова врываешься в мою жизнь и обвиняешь в том, что я сплю с господином Сквайром! Да-да, с этим Сквайром! – задохнулась она.
– Линнет, пожалуйста. – Он взял ее за руку. – Ведь Миранда – моя дочь.
Она резко выдернула свою руку.
– Твоя? А где ты находился, когда я в течение шестнадцати часов производила ее на Божий свет, когда я лежала в послеродовой горячке целых две недели? А теперь смотрите-ка: в один прекрасный день его осенило – он понял, наконец, что я собой представляю!
На какую-то секунду их взгляды встретились, и Девон осознал, что она говорит чистую правду. Его голос был очень тихим, когда он начал:
– Раньше я никогда не задумывался над тем, что из себя представляю я сам и как я веду себя с тобой. И особенно тяжко для меня то, что я-то знаю, что я о тебе думал. Ты права. Я не решаюсь просить у тебя прощения, но.., но мы не можем все начать сначала? Смогу ли я что-то исправить?
Ее глаза горели, а губы были плотно сжаты. – Хороша идейка: начать все сызнова, словно ничего и не было. Это невозможно! Я никогда больше не смогла бы поверить тебе и никогда не смогла бы полюбить. А ты.., ты никогда не изменишься. Стоит мне сказать другому мужчине просто «привет!», как ты тут же опять примешься обвинять меня невесть в чем.
Уверена, что однажды ты начнешь выяснять, вправду ли Миранда твой ребенок. А вдруг чей-нибудь еще! У Корда ведь тоже синие глаза!
Девон так посмотрел на нее, словно его ударили, и шагнул в сторону.
– Значит, мне бесполезно что-то говорить или предлагать тебе?
– Бесполезно.
– Выходит, когда-нибудь кто-то другой станет отцом моей дочери?
– Моей дочери. У тебя нет никаких прав на нее. Вплотную приблизившись к Линнет, Девон положил свою руку на ее щеку – теплая жесткая ладонь на гладкой и мягкой коже.
– Я люблю тебя, Линна. Разве это ничего не значит? Я никому еще этого не говорил. Она холодно посмотрела на него.
– Когда-то в этих словах для меня заключался весь мир, но теперь слишком поздно. Он отошел от нее.
– Ты хочешь, чтобы я уехал отсюда и оставил тебя в покое?
– Да, – тихо сказала она. – Позволь мне по кусочкам восстановить в себе все, что было разрушено, и начать новую жизнь – для Миранды, для меня самой. Мне кажется, теперь я сумею это, потому что отныне я свободна от тебя.
Девон кивнул, быстро-быстро моргая длинными ресницами.
– Если я когда-нибудь понадоблюсь тебе… – прошептал он, но голос изменил ему, и он, повернувшись, ушел.
***
Миранда сильно испугалась, услышав сердитый и громкий голос матери. Держа на руках котенка, она выглянула из-под веранды. Ее мать кричала на высокого человека, знакомого тети Нетти. Чем сильнее мама сердилась, тем больше глаза Миранды наполнялись слезами. Мамин крик совсем ей не нравился, и ей хотелось, чтобы он прекратился.
Слезы градом катились по ее щечкам, и Миранда уже открыла рот, чтобы в голос разреветься, но тут котенок спрыгнул с ее рук и понесся к дальнему крылу веранды. Миранда тут же закрыла рот и, сопя, стала наблюдать, как черно-белый котенок гоняется за большой голубой бабочкой. Встав на четвереньки, Миранда вслед за котенком выползла из-под веранды. С трудом поднявшись, она быстро засеменила по зарослям клевера вдогонку за котенком и бабочкой, мигом забыв о своем страхе, который навел на нее сердитый голос матери.
Дверь в школу оказалась открытой, и Миранда, теперь уже забыв о котенке, одну за другой преодолела три ступеньки. Здание школы было хорошо ей знакомо, она успела уяснить, что оно имеет какое-то отношение как к матери, так и к играм детей. Не удержавшись на неровном полу, она с размаху плюхнулась на ягодицы. Миранда собралась было заплакать, но, увидев, что рядом никого нет, кто мог бы ее услышать, передумала и, снова поднявшись на ноги, направилась к огромному письменному столу, стоявшему в глубине комнаты. Заглянув под стул, она увидела небольшое уютное углубление, такое теплое и незаметное, что тут же полезла внутрь. Осмотревшись, Миранда решила, что ей тут нравится. Она улеглась на бок и вскоре заснула.
***
– Да сказал же я, что здесь никого нет, – произнес мальчишеский голос. – Так ты будешь это делать или боишься?
– Ничего я не боюсь.
– Ш-ш-ш… Кто-то идет! Бежим отсюда… Выскочив из школы, мальчишки бросились к лесу.
– Смотри-ка, никого нет.
– Мало ли, а вдруг бы нас застукали? Эй! А куда ты дел фонарь?
Мальчик глянул на свою правую руку, как бы удивляясь тому, что в ней ничего нет.
– Должно быть, я оставил его в школе.
– Иди обратно и забери его.
– Ну уж нет. Чтобы я ночью туда пошел…
– Если мой папаша узнает, что я взял один из его фонарей, я скажу ему, что это ты.
– Я? Ладно врать-то!
Мальчики одновременно подскочили друг к другу и, сцепившись, покатились по земле.
Увидев открытую дверь, котенок неслышно вошел в школу. На полу стоял фонарь, мерцающий язычок пламени то вспыхивал ярче, то почти исчезал, отсвечивая то оранжевым, то желтым. Это колебание привлекло внимание котенка. Склонив голову набок, он некоторое время наблюдал за непоседливым пламенем, а затем протянул к нему мягкую лапку с белой подушечкой на конце. Очень скоро котенок сообразил, что неведомого соперника так запросто не одолеть. Он неслышно вспрыгнул на одну из школьных скамеек, принял боевую позу и, получше приглядевшись к хаотичным колебаниям огненного язычка, ринулся в атаку. Несмотря на свои крошечные размеры, котенок опрокинул фонарь – горючее выплеснулось на пол.
Тут же вспыхнувшее пламя обожгло котенку левую лапку, и, отчаянно замяукав, он бросился вон, в ночную прохладу. Прикосновение влажных головок клевера несколько умерило боль, и котенок принялся зализывать ожог, радуясь тому, что обожженной оказалась только шерстка. Подлечившись и вновь обретя чувство собственного достоинства, котенок с гордо поднятым хвостом зашагал прочь от школы, даже не оглядываясь.
А мальчишки продолжали бороться – не слишком, правда, упорствуя, – пока один из них не заметил языки пламени.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64