– Кстати, вы можете проводить в кресле несколько часов, но остальное время – в постели, – продолжал доктор, оправляя резким жестом коротко остриженную бороду.
Гюйгенс пожаловался на боль в горле.
– Это от натужного кашля, – пояснил доктор. – Главное – нет воспаления. Жар спал. Это хороший признак.
– А как с чумой в городе? – спросил Гюйгенс.
– Идет на убыль. Вчера умерло двадцать пять. Сегодня я навестил пятерых. Думаю, что трое из них выживут… – Доктор успокоил больного: – Перед тем как явиться к вам, я выкупался, сменил одежду, окурил себя как следует. Ванна с уксусом – хорошее предохранительное средство.
– Какие еще новости?
– Особенно никаких! Да! – доктор оживился. – Помните, вы говорили мне о некоем молодом мастере ван Рейне? Ван Рейне из Лейдена.
Гюйгенс на минуту задумался.
– Разумеется! – вспомнил он. – Это единственный достойный внимания живописец в Лейдене. Сваненбюрг постарел, однако и в более молодые годы был посредственным мастером.
– Так вот, господин Гюйгенс, ваш молодой живописец обретается здесь, в Амстердаме. Он поселился на Блумграхт, недалеко от Западной церкви. У него своя мастерская и даже свои ученики.
Господин Гюйгенс сказал, что видел художника в его неказистой мастерской близ Рейна. Сначала подумалось, что тщеславный мельник, отец художника, решил взойти на более высокую социальную ступень. Однако выяснилось, что это совсем не так.
– А как? – поинтересовался доктор.
– Все оказалось проще. Дело в том, господин Тюлп, что отец художника, сказанный мельник, хотел отличить свой помол солода от других. Его фантазия не шла далее ближайшей реки. И он написал на своих мешках свое имя с прибавлением «ван Рейн». Если бы рядом текла река Амстел, он стал бы «ван Амстел». Только и всего!
– Любопытно… Так вот, господин Гюйгенс, мне рекомендовали его как талантливого художника.
– Кто же?
– Кажется, молодой торговец картинами Эйленбюрг. А может, доктор Бонус. А вот почему Бонус – я не припомню. Наверное, все-таки Эйленбюрг. Такой услужливый, ловкий торговец. И живописец к тому же.
– Если даже он ловок, – сказал Гюйгенс, – здесь нет никакого обмана. Если, разумеется, этот самый ван Рейн не пошел вспять в своем развитии. Но даже один его шаг вперед – это движение в хорошем направлении. Не удивлюсь, если он прославится на весь Амстердам. Да, да, я не шучу!
Доктор налил вина – себе и Гюйгенсу.
– Я скажу вам, господин Гюйгенс, чем вызван мой интерес к ван Рейну. Мне захотелось заказать кому-нибудь из способных мастеров групповой портрет…
– Это отлично сделал бы господин Хале из Харлема. Вы бы ничем не рисковали при этом.
– Нет, это невозможно. Для этого пришлось бы всем нам ехать в Харлем. Или же приглашать сюда мастера, обидев местную гильдию живописцев.
Господин Гюйгенс сказал:
– Вы правы, доктор. Вам пришлось бы иметь неприятное дело со всем цехом маляров и живописцев.
Доктор объяснил:
– Есть еще трудность: вдруг художник захочет нарисовать и труп. Ведь это же анатомия! Не всегда можно найти труп бродяги, а тем более казненного преступника. Вам, наверное, известно, как маялись в свое время Арт Питерс или де Кейзер. Они подолгу ждали трупа… Но так или иначе я буду рекомендовать коллегам ван Рейна.
Гюйгенс сказал:
– Вы правы по всем статьям, доктор. Я попытался вселить некий скептицизм в вашу душу. Но, говоря откровенно, вы не ошибетесь, если закажете портрет именно ван Рейну. На вашем месте я поступил бы именно так.
Доктор поднялся.
– Спасибо за совет. Я им воспользуюсь при первом же случае… Я навещу вас завтра. Только я хотел бы быть уверенным, что вы после моего ухода ляжете в постель. Без промедления.
– Обещаю, доктор.
– Стало быть, не надо просить госпожу Гюйгенс, чтобы она проследила за этим?
– Я даю слово.
Доктор Тюлп откланялся, перед самым уходом задержав взгляд на выражении лица Гюйгенса.
– Выздоравливайте, господин Гюйгенс. Да поскорее. Тем самым вы очень порадуете нашу гильдию…
Ян ван Флит говорил Фердинанду Болу в пивной:
– Наш учитель будет доволен…
– Чем?
– Этого все-таки повесили. Разбойника Адрианса.
– Не слыхал. – Бол отхлебнул пива. – А при чем здесь господин ван Рейн?
Ван Флит удивился:
– Как при чем? Это значит, что дело с групповым портретом врачей пойдет на лад. Говорят, что доктор Тюлп хочет, чтобы гильдия заказала портрет именно нашему учителю.
Бол раздумывал:
– Это крупный заказ. Но учитель сильно рискует.
– Чем?
– Как – чем? Или – или! Или ван Рейн выкупается в лучах славы, или надолго потеряет заказчиков. Богатых заказчиков, разумеется… А кто сказал, что Адрианса повесили?
– Утром я встретил господина Эйленбюрга. Он торопился к доктору, чтобы сообщить ему новость. «Доктору нужен труп», – сказал Эйленбюрг. И еще одна новость: к Эйленбюргу из Фрисландии приехала двоюродная сестра. Зовут ее Саския. Говорят, богатая невеста.
– Конечно, – сказал Бол, – получить заказ от самого господина Тюлпа и почетно, и выгодно. Если учитель напряжется – а это в его интересах, – то, думаю, создаст нечто. Я очень верю в него. Иногда мне кажется, что возможности его почти безграничны. Он чертовски владеет светом. Откуда только он берет его! Какая-то огненная кисть в его руках. Он кладет на полотно не краску, а кусочки света. Просто удивительно…
Ван Флит был согласен с ним. Он сказал, что надо взять в соображение возраст учителя – всего двадцать пять или двадцать шесть. И он здоровяк к тому же. Можно только предположить, какие чудеса он сможет показать лет через пять. Особенно в офортах. В этой области учитель шагает быстрее, нежели в живописи.
– Я не согласен, – возразил Бол. – В офорте он меньше зависит от заказчиков. В этом секрет… Если он получит заказ врачебной гильдии, то сможет развернуться по-настоящему. Большой заказ – большие возможности.
– Пожалуй, – сказал ван Флит. – И все-таки становится не по себе, когда подумаешь, что произойдет, если господин ван Рейн промахнется.
– Это исключается.
– Что исключается? – Ван Флита крайне удивил уверенный тон молодого товарища. – В искусстве никогда ничего не исключается, Фердинанд.
Бол возразил:
– Но согласись, что это не карточная игра. И не игра в кости. Умение мастера является залогом.
– Залогом чего?
– Как бы это сказать? – Бол подбирал нужное слово, точнее – слова. – Рембрандт ван Рейн уже перешагнул черту. За этой чертой не может быть случайности.
Ван Флит менторски поднял указательный палец:
– А не всегда понятные вкусы господ заказчиков? Ты гарантируешь, что доктор Тюлп или его коллеги будут держаться одного взгляда на картину? А другие? Что скажут эти другие, мнение которых непредсказуемо? Ведь есть еще вкус толстосумов. И вкус мелкого мещанина.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43