Источником света оказалась масляная лампа, висевшая на крюке, вбитом в стену. Не раздумывая, Тью снял её и зашипел: медная дужка, служившая ручкой, раскалилась, резервуар — тоже. Нести лампу в руках было немыслимо. Поставив её на пол, Тью поплевал на обожжённые пальцы, потом снял с пояса кинжал в ножнах, поддел дужку его перекрестьем и довольно засмеялся.
— Вот что значит очень захотеть! — сказал он. — Пора пролить свет на это тёмное дело!
И он пошёл дальше. Теперь выражение «куда глаза глядят» к нему подходило — глазам было куда глядеть. По левую руку в коридор выходило видимо-невидимо дверей, и каждая была заперта. Вероломный слуга мог хорониться за любой из них.
— Значит, будем ломать, — решил Тью и приступил к делу не откладывая. У первой двери замок оказался хлипким — он вылетел после первого же толчка. За дверью обнаружилась скучная комната без окон, в которой лежали горой поломанные стулья и старые, облезлые метлы. Со второй дверью пришлось повозиться дольше, но и она не выстояла. В этой комнате, на сей раз — большой и нарядно убранной, — стояли два окованных сундука, совершенно не нужные здесь. Они были не заперты. В каждом лежала гора истлевшего, заплесневелого тряпья. Следующие две двери были прочными, высадить их не удалось, хоть Тью и отбил себе плечо.
— Обидно, — проговорил он. — Но дверей ещё полно.
Потом нашёлся склад негодного оружия и заржавленных, худых кирас и шишаков. Поразмыслив, Тью перевесил лампу на острое навершие алебарды с щербатой рубящей плоскостью, а кинжал вернул на пояс. Так было удобнее идти, правда, лампа всё время раскачивалась. А алебарда пригодилась при взломе очередной комнаты — в ней было полно странной посуды из зеленоватого стекла, покрытой пылью и мышиным помётом.
Таким образом Тью прошёл почти весь коридор, пока сильнейший запах тления не остановил его перед последней дверью.
— Похоже, тут фамильный склеп, — предположил Тью. — Вряд ли это правильно — держать мертвецов под крышей. Отвратительный запах.
Проникать в эту комнату он не собирался и уже было двинулся дальше, как ему послышался внятный шорох, который донёсся из-за двери.
— Пожалуй, посмотреть всё-таки стоит, — решил Тью. — Возможно, этот проныра специально выбрал себе укрытие, куда ни один нормальный человек не сунется добровольно!
Зажав нос свободной рукой, Тью толкнул дверь плечом — она неожиданно легко распахнулась, ибо была не заперта.
— Разрази меня гром! — вскричал он, рассмотрев то, что эта дверь скрывала.
В комнате действительно было двое мертвецов. Один совсем свежий, с разодранным животом, лежал вытянувшись на столе. В его внутренностях копался другой мертвец, сгнивший почти до костей, однако не утративший способности двигаться. Жирные белые черви сыпались с него дождём.
Услышав восклицание Тью, он поднял безжизненное лицо, обезображенное разложением. Мертвец на столе был никто иной, как Фаэрти. Это открытие заставило Тью растеряться. Совсем ещё недавно молодой и сильный, кузен Фаэрти лежал, словно какой-нибудь неодушевлённый предмет. В представлении Тью смерть была уделом старых и слабых.
— Вот так штука! — только и смог сказать Тью.
Тем временем живой мертвец, все с тем же бессмысленным выражением лица, широко растопырив руки, обошёл стол и двинулся на Тью. Ноги у него не сгибались, и он переставлял их, словно циркуль землемера. Тью неожиданно ясно осознал, что сейчас его — тоже молодого и сильного — постигнет печальная участь кузена. Это показалось ему дикой нелепостью, жестокой и несправедливой. И Тью решил сражаться. С воинственным криком он взмахнул алебардой, которая погрузилась в череп мёртвого противника с чавканьем, будто в гнилую тыкву. При этом лампа перевернулась, её содержимое вылилось на упыря и воспламенилось.
Выпустив алебарду, Тью побежал по коридору. Живой труп шёл за ним тяжёлыми, неловкими шагами и освещал коридор, подобно живому факелу. Вонь стояла чудовищная. Пройдя шагов двадцать, мертвец рухнул лицом вперёд и зачадил. Тью остановился. Его вывернуло.
— Кого это вы спалили? — раздался голос у него за спиной, и Тью, словно ужаленный, подскочил на месте.
— Это ты, дурак! — сказал он, успокоившись. Перед ним стоял шут и разглядывал его бесцеремонно и насмешливо.
— Странный способ развлекаться, — заметил Баркатрас. — Я бы не додумался.
— Там, в комнате, лежит мой кузен Фаэрти, — сообщил Тью. — Он умер. Его убили.
— Должен сказать, что с другим вашим родственником тоже случилась беда, — проговорил шут. — Его сильно ранила пума. К счастью, он остался жив.
— Откуда Ченси взял пуму? — удивился Тью, на что Баркатрас только развёл руками.
* * *
— Решительно отказываюсь спать на этой постели, — произнесла Альвенель. Перья все ещё плавали в воздухе. Разрубленный вместе с подушкой скорпион залил простыню и покрывало чёрной липкой кровью. Конан завернул убитую тварь в испачканное бельё и выбросил свёрток за дверь.
— Давай-ка обшарим всю комнату, — предложил он. — Вдруг здесь есть ещё что-нибудь в том же роде.
Однако тщательный и дотошный обыск ничего не дал.
— Любопытно, кто из моих конкурентов подбросил мне этот сюрприз? — гадала Альвенель вслух.
— Возможно, они тут и не при чём, — молвил киммериец.
Женщина, не скрывая удивления, посмотрела на него.
— Вспомни герпедонта в горах, — продолжал варвар. — Стигийский скорпион — тоже диковина в этих местах. Ему нужно жаркое солнце и растрескавшаяся, сухая земля. Тут, по-моему, не обошлось без колдовства!
— А если кто-нибудь из претендентов — тайный колдун? — предположила Альвенель, но Конан с сомнением покачал головой.
— Скрыть принадлежность к проклятому колдовскому племени очень трудно, — сказал он. — Колдун — это не только магия, это способ жить. Колдуны по-другому говорят, по-другому держат себя, смотрят на все с прищуром, везде ищут символы и кичатся своим знанием. Из-за этого они ещё более отвратны!
— Но ведь маг может притвориться обычным человеком, — настаивала Альвенель. — И втайне посмеиваться над окружающими.
— На кого ты думаешь?
— На кхитайца!
— Нет, — возразил варвар. — Кхитаец — по-настоящему мудрый человек. Такой не будет возиться с колдовством.
— А как ты отличаешь мудрого от не мудрого? — спросила женщина.
Киммериец нахмурился.
— Не знаю, — наконец признался он. — Отличаю и все.
— Хорошо, — сказала Альвенель. — А как по-твоему, я мудра или нет?
— Нет, — ответил Конан категорически. — Ты умна, но не мудра.
— Почему? Я ценю твою откровенность, но объясни, почему ты так думаешь?
Варвар увидел, что она задета..
— Если бы ты была мудра, — сказал он, как мог, мягко, — то давно вышла бы замуж и родила бы своему мужчине кучу красивых, здоровых детей.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23