Поэтому желающие могут принять мои слова на веру. Зато я каждому могу с ходу показать Большую Медведицу — даже с закрытыми глазами. Бе я выучил наизусть, так как перед расставанием жена со свойственной ей изобретательностью предложила мне вечерами встречаться на последней звездочке, которая болтается у Большой Медведицы на хвосте. И я регулярно там торчал у ближнего кратера слева — занятие, больше подходящее начинающему бриться подростку, чем кончающему лысеть корреспонденту. Это доказывает, что в каждом из нас, независимо от возраста, где-то притаился лирик, который время от времени напоминает нам о своем существовании.
Юпитер и Сатурн оставили меня равнодушным. Хотя вокруг Солнца мы и вертимся в одной карусели, но на этих планетах явно нет жизни: они холодные, окутаны ядовитыми газами и вообще бесперспективны. Другое дело полные загадок Марс и Венера. Особенно мне понравилась Венера, которая за свою красоту получила имя прекраснейшей богини Древнего Рима. В наших умеренных широтах она, появляясь к рассвету, большого впечатления не производит, но в тропиках я смотрел на нее вечером, когда и планеты и женщины особенно очаровательны. Марс же был жестокий всевышний, и отношение к нему я перенес на планету. Как и древнеримский бог войны, планета Марс не оправдывает возлагаемых на нее надежд. Наверное, уже в нашем веке на Марсе побывают космонавты, чтобы разнести в прах легенды о марсианской цивилизации и больно ударить, к великому огорчению читателей, по чудесной фантастике Герберта Уэллса, Алексея Толстого и Рэя Брэдбери. Уникальный случай, когда развитие науки может нанести очень серьезный урон мировой литературе.
Вверху — беспредельная звездность (жаль, что не я придумал это отличное слово), внизу, в нескольких метрах, — океан, который тоже кажется беспредельным. Это впечатление усиливает темнота: мерцание звезд освещает океан, как копеечная свечка могла бы осветить фойе Большого театра. И океан кажется тяжелым и угрюмым; если бы не удары волн, не соленые брызги, залетающие поглазеть на палубу, он казался бы безжизненным, каким был сотни миллионов лет назад (месяц и число окончательно не установлены) при возникновении земного шара. И вдруг — фантастическая картина: неподалеку, метрах в трехстах, появляется длинное сферическое тело, излучающее свет.
— «Наутилус»! — Пантелеич мне подмигивает. — Готовьтесь брать интервью у капитана Немо!
Пантелеич на «Канопусе» — наиболее квалифицированный мастер розыгрыша. Конечно, за беседу с капитаном Немо я не пожалел бы всех миллиардов Рокфеллера (если бы он согласился предоставить их для этой цели), но уже в раннем детстве я узнал, что капитана Немо на самом деле не существовало — одно из самых жестоких разочарований в моей жизни.
— Светящийся кит, — проникновенным голосом говорит Пантелеич. — Редкое явление, вам дьявольски повезло!
На кита я клюнул. Пантелеич подождал, пока стихнет мой восторженный вопль, и хладнокровно сообщил, что в данном случае кит отсутствует, следовательно, вопил я зря. Светится косяк мелкой рыбешки.
Все равно очень красиво. А свечение уже появилось в нескольких местах: океан ожил! Рядом с бортом возникли мириады фосфорических точек — светящиеся микроорганизмы. Они разлетались во все стороны, как бенгальские огни. И вдруг показались, обгоняя траулер, две длинные тени: акулы! Одна за другой они проплыли мимо, высунув наверх, словно подлодка перископы, свои острые плавники.
И снова все исчезло: ушли косяки рыбешки, затихли волны, и за тучами, из которых не проливалось ни капли, спрятались звезды. Темнота и безмолвие повисли над океаном. Но ненадолго: вдали показались огни, зажженные рукой человека, — наш курс пересекало судно. Пантелеич приник к локатору. Бывает, что двум судам разойтись в необъятном океане труднее, чем туристам на лесной тропинке. Уже за несколько миль нужно точно знать, насколько опасно режет незнакомец наш курс. В истории столкновений на море известны десятки случаев, когда даже такое расстояние оказывалось недостаточным: слишком велика сила инерции современных судов и слишком мала их маневренность. Несколько лет назад в Атлантике, вблизи Нью-Йорка столкнулись «Андре Дориа» и «Стокгольм», два гигантских лайнера, хотя вначале их разделяли те же самые несколько миль.
Пантелеич произвел вычисления и облегченно вздохнул: разойдемся свободно…
А на востоке занималась заря. Светало быстро: несколько минут назад где-то за морем чуть заметно алел восход, а сейчас на небе уже рассыпались веером мощные пучки розоватого света.
— Да будет свет! — скомандовал старпом, только что вступивший на вахту.
И на горизонте, повинуясь приказу, появился розовый диск утреннего солнца.
— Приготовиться к подъему трала! — прозвучала вторая команда.
ДЕНЬ СЮРПРИЗОВ И УЛЫБОК
В просторной капитанской каюте прохладно и уютно. Я сижу на диване, потягиваю «коктейль имени Арвеладзе» — нарзан с виноградным соком — и переписываю на память волнующий документ, срок действия которого начинается через двенадцать часов. Вот его полный текст.
«Обещание-клятва!
Мы, члены экипажа РМТ «Канопус», Кононов Борис Александрович и Сорокин Александр Евгеньевич, торжественно клянемся, что с О часов 00 минут 13 сентября 1965 года бросаем курить окончательно и бесповоротно.
В случае если один из нас нарушит эту клятву, то пусть его постигнет всеобщее презрение. Нарушитель должен до конца рейса прибирать каюту победителя, стирать его белье, по утрам приносить в постель завтрак и безоговорочно выполнять все его прихоти.
Все табачные запасы подлежат ликвидации в 24 часа.
Свидетели: А. Тесленко, Г. Чурсин, В. Котельников».
Сорокин и Кононов, жмурясь от наслаждения, курят одну сигарету за другой. Вокруг них, как мухи, вертятся остряки. В «обещание-клятву», разумеется, никто не верит: все убеждены, что первый помощник и стармех будут покуривать, запершись в каютах. Дед неуверенно посмеивается — он явно боится, что сделал глупость, но Александр Евгеньевич спокоен и невозмутим.
— Я сжег за собой мосты, — сообщает он. — Отступать некуда, послал жене радиограмму: «Бросил курить принимаю поздравления».
В распахнувшейся двери каюты появляется взволнованная физиономия начпрода. За руку он держит Володю Иванова. Володя широко ухмыляется.
— Безобразие творится, капитан! — восклицает Гриша, втаскивая Володю в каюту. — Вопиющее безобразие! Этот человек тоже бросил курить, понимаешь?
— И правильно сделал, — назидательно замечает Сорокин.
— А ты не агитировай! — набрасывается на него Гриша. — Сам бросил — на здоровье, а людей оставь на покой!
— Ты чего разошелся? — урезонивает капитан
Гришу.
— Как чего разошелся?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36
Юпитер и Сатурн оставили меня равнодушным. Хотя вокруг Солнца мы и вертимся в одной карусели, но на этих планетах явно нет жизни: они холодные, окутаны ядовитыми газами и вообще бесперспективны. Другое дело полные загадок Марс и Венера. Особенно мне понравилась Венера, которая за свою красоту получила имя прекраснейшей богини Древнего Рима. В наших умеренных широтах она, появляясь к рассвету, большого впечатления не производит, но в тропиках я смотрел на нее вечером, когда и планеты и женщины особенно очаровательны. Марс же был жестокий всевышний, и отношение к нему я перенес на планету. Как и древнеримский бог войны, планета Марс не оправдывает возлагаемых на нее надежд. Наверное, уже в нашем веке на Марсе побывают космонавты, чтобы разнести в прах легенды о марсианской цивилизации и больно ударить, к великому огорчению читателей, по чудесной фантастике Герберта Уэллса, Алексея Толстого и Рэя Брэдбери. Уникальный случай, когда развитие науки может нанести очень серьезный урон мировой литературе.
Вверху — беспредельная звездность (жаль, что не я придумал это отличное слово), внизу, в нескольких метрах, — океан, который тоже кажется беспредельным. Это впечатление усиливает темнота: мерцание звезд освещает океан, как копеечная свечка могла бы осветить фойе Большого театра. И океан кажется тяжелым и угрюмым; если бы не удары волн, не соленые брызги, залетающие поглазеть на палубу, он казался бы безжизненным, каким был сотни миллионов лет назад (месяц и число окончательно не установлены) при возникновении земного шара. И вдруг — фантастическая картина: неподалеку, метрах в трехстах, появляется длинное сферическое тело, излучающее свет.
— «Наутилус»! — Пантелеич мне подмигивает. — Готовьтесь брать интервью у капитана Немо!
Пантелеич на «Канопусе» — наиболее квалифицированный мастер розыгрыша. Конечно, за беседу с капитаном Немо я не пожалел бы всех миллиардов Рокфеллера (если бы он согласился предоставить их для этой цели), но уже в раннем детстве я узнал, что капитана Немо на самом деле не существовало — одно из самых жестоких разочарований в моей жизни.
— Светящийся кит, — проникновенным голосом говорит Пантелеич. — Редкое явление, вам дьявольски повезло!
На кита я клюнул. Пантелеич подождал, пока стихнет мой восторженный вопль, и хладнокровно сообщил, что в данном случае кит отсутствует, следовательно, вопил я зря. Светится косяк мелкой рыбешки.
Все равно очень красиво. А свечение уже появилось в нескольких местах: океан ожил! Рядом с бортом возникли мириады фосфорических точек — светящиеся микроорганизмы. Они разлетались во все стороны, как бенгальские огни. И вдруг показались, обгоняя траулер, две длинные тени: акулы! Одна за другой они проплыли мимо, высунув наверх, словно подлодка перископы, свои острые плавники.
И снова все исчезло: ушли косяки рыбешки, затихли волны, и за тучами, из которых не проливалось ни капли, спрятались звезды. Темнота и безмолвие повисли над океаном. Но ненадолго: вдали показались огни, зажженные рукой человека, — наш курс пересекало судно. Пантелеич приник к локатору. Бывает, что двум судам разойтись в необъятном океане труднее, чем туристам на лесной тропинке. Уже за несколько миль нужно точно знать, насколько опасно режет незнакомец наш курс. В истории столкновений на море известны десятки случаев, когда даже такое расстояние оказывалось недостаточным: слишком велика сила инерции современных судов и слишком мала их маневренность. Несколько лет назад в Атлантике, вблизи Нью-Йорка столкнулись «Андре Дориа» и «Стокгольм», два гигантских лайнера, хотя вначале их разделяли те же самые несколько миль.
Пантелеич произвел вычисления и облегченно вздохнул: разойдемся свободно…
А на востоке занималась заря. Светало быстро: несколько минут назад где-то за морем чуть заметно алел восход, а сейчас на небе уже рассыпались веером мощные пучки розоватого света.
— Да будет свет! — скомандовал старпом, только что вступивший на вахту.
И на горизонте, повинуясь приказу, появился розовый диск утреннего солнца.
— Приготовиться к подъему трала! — прозвучала вторая команда.
ДЕНЬ СЮРПРИЗОВ И УЛЫБОК
В просторной капитанской каюте прохладно и уютно. Я сижу на диване, потягиваю «коктейль имени Арвеладзе» — нарзан с виноградным соком — и переписываю на память волнующий документ, срок действия которого начинается через двенадцать часов. Вот его полный текст.
«Обещание-клятва!
Мы, члены экипажа РМТ «Канопус», Кононов Борис Александрович и Сорокин Александр Евгеньевич, торжественно клянемся, что с О часов 00 минут 13 сентября 1965 года бросаем курить окончательно и бесповоротно.
В случае если один из нас нарушит эту клятву, то пусть его постигнет всеобщее презрение. Нарушитель должен до конца рейса прибирать каюту победителя, стирать его белье, по утрам приносить в постель завтрак и безоговорочно выполнять все его прихоти.
Все табачные запасы подлежат ликвидации в 24 часа.
Свидетели: А. Тесленко, Г. Чурсин, В. Котельников».
Сорокин и Кононов, жмурясь от наслаждения, курят одну сигарету за другой. Вокруг них, как мухи, вертятся остряки. В «обещание-клятву», разумеется, никто не верит: все убеждены, что первый помощник и стармех будут покуривать, запершись в каютах. Дед неуверенно посмеивается — он явно боится, что сделал глупость, но Александр Евгеньевич спокоен и невозмутим.
— Я сжег за собой мосты, — сообщает он. — Отступать некуда, послал жене радиограмму: «Бросил курить принимаю поздравления».
В распахнувшейся двери каюты появляется взволнованная физиономия начпрода. За руку он держит Володю Иванова. Володя широко ухмыляется.
— Безобразие творится, капитан! — восклицает Гриша, втаскивая Володю в каюту. — Вопиющее безобразие! Этот человек тоже бросил курить, понимаешь?
— И правильно сделал, — назидательно замечает Сорокин.
— А ты не агитировай! — набрасывается на него Гриша. — Сам бросил — на здоровье, а людей оставь на покой!
— Ты чего разошелся? — урезонивает капитан
Гришу.
— Как чего разошелся?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36