Лена купила их по случаю для Володи и все забывала отнести домой. Груду на столе Зои Михайловны интеллигентно венчали иллюстрированные заграничные каталоги.
Кто учинил обыск и что искал, было ясно.
Но Булкин бесновался напрасно: папку с делами Канарейкина Лена унесла и сейчас важная улика покоилась у нее в сумке. Отдавать ее Булкину Лена не собиралась, пусть следствие закончится.
Наводить порядок – до конца дня не управишься, а Лена договорилась с Володей встретиться через три часа и передать документы.
– Извините, некогда! – сказала она вслух.
Сняла плащ, присела на корточки и стала перебирать разбросанные папки. Ноги быстро затекли. На четвереньках удобнее, все равно никто не видит.
Она перемещалась по комнате на четырех точках опоры и, обнаруживая первоисточник, радостно вскрикивала, отпускала в адрес Канарейкина нелестные характеристики:
– А, подлец! Вот он, пульверизатор для масляных красок. Кто придумал? Пичугин. Откладываем. Приспособление для запаивания края сыпучих тканей. Ты и по портняжному делу специалист? Закройщик! У кого украл? Костин Игорь Сергеевич. Откладываем. Что у нас еще? Сбор лекарственный от геморроя. Где-то я видела геморрой, – быстро семенила в другой конец комнаты.
Исследовать все изобретательское творчество Канарейкина было невозможно, потому что найти аналоги на пятьсот двадцать три патента немыслимо. Лена решила ограничиться последним годом. Из двадцати трех патентов, значащихся за Канарейкиным, Лена обнаружила семь идей, украденных у ее рационализаторов-отказников. Тридцать заявок Канарейкина находились в работе, из них пять ворованных.
Если он промышлял в ее документах, то мог и у Зои Михайловны рыскать. Но в отказных делах коллеги Лена не обнаружила присвоенных Канарейкиным идей. Изобретатель-рекордсмен почему-то предпочитал пастись только на Ленином поле.
Булкин вошел в комнату, когда Лена, находясь в «рабочей» позе, была повернута задом к двери.
– Ага! Наконец-то я вас вижу! – сказал Булкин.
– Э-э-э, м-м-м-да, – промямлила Лена.
Развернулась на месте, перебирая руками и ногами, как шимпанзе, присела на корточки.
«Сейчас начнется», – затаилась Лена.
– Где документы? – сдвинул брови Булкин, но в голосе его не было строгости.
– Ищу! – соврала Лена.
– А вчера мне что говорили? – попенял он почти жалобно.
Во время утреннего приступа ярости небогатырские силы Булкина были исчерпаны до остатка. Он хотел предстать грозным судиею, а получалось – хныкающим старикашкой.
– Не хотела расстраивать! – Лена отвечала быстро, как вышколенный солдат. – Буду искать!
– Бесполезно. – Начальник устало махнул рукой. – Я тут все перерыл.
Лена осмелела и поднялась.
– Нигде нет, – продолжал Булкин. – Куда Зоя их задевала, знает только она. Может, в больницу с собой взяла?
«Сказать ему? – терзалась Лена. – А вдруг знает? Если все делалось с его ведома, для выполнения плана?»
Советское понятие «плана» из булкинской речи и головы никуда не ушло. Во время приступов начальственного гнева он требовал встречных планов и повышенных обязательств.
Кроме того, следователь Егор Иванов прямо сказал: «Поверьте, Лена, без пособника аферист Птичкин-Канарейкин не обошелся бы. В вашей конторе у него есть подельник!»
Булкин или Зоя Михайловна? Ни того ни другую Лена не осмелилась бы обвинить. Но и оправдать на сто процентов не могла.
– Возможно, Зоя Михайловна работала с бумагами дома, – выдвинула Лена версию.
– Этот вариант я отработал. Звонил ее мужу. Он искал. Говорит: ни одной служебной бумажки в доме нет.
– Как же теперь быть, Игорь Евгеньевич? – спросила она.
– Договорился об отсрочке на неделю. И выслушал, смею вас уверить, очень нелицеприятные вещи в свой адрес. Вы уж извините за разгром.
– Я уберу, – заверила Лена.
– Тоже хороши, милочка! Трусы мужские, носки какие-то в рабочем столе.
«За собой следи», – ответила Лена мысленно.
Когда Булкин выдвигал ящики своего стола или распахивал дверцу Сейфа, оттуда сыпались крючки, грузила, бобины с леской и прочие мормышки.
«Сейчас он скажет, что нужно отправиться в больницу к Зое Михайловне», – подумала Лена.
Словно подслушав ее мысли, Булкин горестно вздохнул:
– Из клиники она уже выписалась. Муж сказал, что она на даче и вернется только через неделю, в понедельник. Ладно, я пошел. Уберите тут. Прием можете пока не вести, объявление повесьте, мол, по техническим причинам. Я в командировке. Сейчас самый жор.
Жор, Лена знала, – это когда рыба хорошо клюет. У детей тоже бывает: суп не едят, а на колбасу сырокопченую, к празднику купленную, у них жор.
Лена встретилась с мужем на Тверской у здания Моссовета. Володя взял у нее полиэтиленовый пакет с ручками, на котором красовалась белокурая девица, рекламирующая джинсы. Ее засняли в тот момент, когда она надевала штаны, талия и бедра голые. и блестящие, словно маслом политые.
Володя посмотрел на пакет, недовольно поморщился и перевел взгляд на Лену.
– Ты покрасилась? – спросил он.
На неярком осеннем солнце цвет «спелой сливы» Лениных волос играл зелено-синим перламутром.
– Неужели только сейчас заметил? – упрекнула она. – Я вообще переменилась. Внешне, – уточнила она, – с помощью визажиста. Нравится?
– Нет! – решительно ответил Володя.
К ним однажды приезжала его двоюродная сестра. Восемнадцать лет, симпатичная мордаха. Но каждое утро девушка по три часа проводила у зеркала, красилась-мазалась. В итоге выглядела на пять лет старше. Юная барышня гримировала себя под записную кокетку.
Зачем? Глупо! Он так и сказал ей. В ответ услышал дурацкую присказку: «Уйди, противный! Не для тебя цвету!»
И Лена явно не для него «цвела». В отличие от двоюродной сестры жена помолодела. Но в ее облике появилось что-то нахальное и вызывающее. Только глаза, как прежде наивно кругленькие, под залихватски пляшущими бровями светились детской обидой.
– Мне тоже не нравится! – укоризненно поджала губы Лена. – А сколько денег на ветер! Зачем? Чтобы всякие идиоты на улице приставали?
– Тебе лучше знать.
– Ничего подобного! Все из-за тебя! Мне только ленивый в уши не дул, что тебя имидж мой не устраивал! Вот поменяла! Любуйся! – Она развела руки в стороны. – Стиль деревенский с переходом в городской.
– Чего? – растерялся Володя. – Какой переход?
– От маразма к склерозу! Сколько это будет продолжаться?
Володя не был готов выяснять отношения, а разговор выруливал на скользкие темы. Нужно срочно увести его в сторону.
– У тебя будут неприятности из-за того, что стащила документы? – спросил он.
– А! – Лена беспечно махнула рукой.
И в ту же секунду подумала, что ее ответ тактически неверен. Володя должен прочувствовать героичность ее поступка.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50
Кто учинил обыск и что искал, было ясно.
Но Булкин бесновался напрасно: папку с делами Канарейкина Лена унесла и сейчас важная улика покоилась у нее в сумке. Отдавать ее Булкину Лена не собиралась, пусть следствие закончится.
Наводить порядок – до конца дня не управишься, а Лена договорилась с Володей встретиться через три часа и передать документы.
– Извините, некогда! – сказала она вслух.
Сняла плащ, присела на корточки и стала перебирать разбросанные папки. Ноги быстро затекли. На четвереньках удобнее, все равно никто не видит.
Она перемещалась по комнате на четырех точках опоры и, обнаруживая первоисточник, радостно вскрикивала, отпускала в адрес Канарейкина нелестные характеристики:
– А, подлец! Вот он, пульверизатор для масляных красок. Кто придумал? Пичугин. Откладываем. Приспособление для запаивания края сыпучих тканей. Ты и по портняжному делу специалист? Закройщик! У кого украл? Костин Игорь Сергеевич. Откладываем. Что у нас еще? Сбор лекарственный от геморроя. Где-то я видела геморрой, – быстро семенила в другой конец комнаты.
Исследовать все изобретательское творчество Канарейкина было невозможно, потому что найти аналоги на пятьсот двадцать три патента немыслимо. Лена решила ограничиться последним годом. Из двадцати трех патентов, значащихся за Канарейкиным, Лена обнаружила семь идей, украденных у ее рационализаторов-отказников. Тридцать заявок Канарейкина находились в работе, из них пять ворованных.
Если он промышлял в ее документах, то мог и у Зои Михайловны рыскать. Но в отказных делах коллеги Лена не обнаружила присвоенных Канарейкиным идей. Изобретатель-рекордсмен почему-то предпочитал пастись только на Ленином поле.
Булкин вошел в комнату, когда Лена, находясь в «рабочей» позе, была повернута задом к двери.
– Ага! Наконец-то я вас вижу! – сказал Булкин.
– Э-э-э, м-м-м-да, – промямлила Лена.
Развернулась на месте, перебирая руками и ногами, как шимпанзе, присела на корточки.
«Сейчас начнется», – затаилась Лена.
– Где документы? – сдвинул брови Булкин, но в голосе его не было строгости.
– Ищу! – соврала Лена.
– А вчера мне что говорили? – попенял он почти жалобно.
Во время утреннего приступа ярости небогатырские силы Булкина были исчерпаны до остатка. Он хотел предстать грозным судиею, а получалось – хныкающим старикашкой.
– Не хотела расстраивать! – Лена отвечала быстро, как вышколенный солдат. – Буду искать!
– Бесполезно. – Начальник устало махнул рукой. – Я тут все перерыл.
Лена осмелела и поднялась.
– Нигде нет, – продолжал Булкин. – Куда Зоя их задевала, знает только она. Может, в больницу с собой взяла?
«Сказать ему? – терзалась Лена. – А вдруг знает? Если все делалось с его ведома, для выполнения плана?»
Советское понятие «плана» из булкинской речи и головы никуда не ушло. Во время приступов начальственного гнева он требовал встречных планов и повышенных обязательств.
Кроме того, следователь Егор Иванов прямо сказал: «Поверьте, Лена, без пособника аферист Птичкин-Канарейкин не обошелся бы. В вашей конторе у него есть подельник!»
Булкин или Зоя Михайловна? Ни того ни другую Лена не осмелилась бы обвинить. Но и оправдать на сто процентов не могла.
– Возможно, Зоя Михайловна работала с бумагами дома, – выдвинула Лена версию.
– Этот вариант я отработал. Звонил ее мужу. Он искал. Говорит: ни одной служебной бумажки в доме нет.
– Как же теперь быть, Игорь Евгеньевич? – спросила она.
– Договорился об отсрочке на неделю. И выслушал, смею вас уверить, очень нелицеприятные вещи в свой адрес. Вы уж извините за разгром.
– Я уберу, – заверила Лена.
– Тоже хороши, милочка! Трусы мужские, носки какие-то в рабочем столе.
«За собой следи», – ответила Лена мысленно.
Когда Булкин выдвигал ящики своего стола или распахивал дверцу Сейфа, оттуда сыпались крючки, грузила, бобины с леской и прочие мормышки.
«Сейчас он скажет, что нужно отправиться в больницу к Зое Михайловне», – подумала Лена.
Словно подслушав ее мысли, Булкин горестно вздохнул:
– Из клиники она уже выписалась. Муж сказал, что она на даче и вернется только через неделю, в понедельник. Ладно, я пошел. Уберите тут. Прием можете пока не вести, объявление повесьте, мол, по техническим причинам. Я в командировке. Сейчас самый жор.
Жор, Лена знала, – это когда рыба хорошо клюет. У детей тоже бывает: суп не едят, а на колбасу сырокопченую, к празднику купленную, у них жор.
Лена встретилась с мужем на Тверской у здания Моссовета. Володя взял у нее полиэтиленовый пакет с ручками, на котором красовалась белокурая девица, рекламирующая джинсы. Ее засняли в тот момент, когда она надевала штаны, талия и бедра голые. и блестящие, словно маслом политые.
Володя посмотрел на пакет, недовольно поморщился и перевел взгляд на Лену.
– Ты покрасилась? – спросил он.
На неярком осеннем солнце цвет «спелой сливы» Лениных волос играл зелено-синим перламутром.
– Неужели только сейчас заметил? – упрекнула она. – Я вообще переменилась. Внешне, – уточнила она, – с помощью визажиста. Нравится?
– Нет! – решительно ответил Володя.
К ним однажды приезжала его двоюродная сестра. Восемнадцать лет, симпатичная мордаха. Но каждое утро девушка по три часа проводила у зеркала, красилась-мазалась. В итоге выглядела на пять лет старше. Юная барышня гримировала себя под записную кокетку.
Зачем? Глупо! Он так и сказал ей. В ответ услышал дурацкую присказку: «Уйди, противный! Не для тебя цвету!»
И Лена явно не для него «цвела». В отличие от двоюродной сестры жена помолодела. Но в ее облике появилось что-то нахальное и вызывающее. Только глаза, как прежде наивно кругленькие, под залихватски пляшущими бровями светились детской обидой.
– Мне тоже не нравится! – укоризненно поджала губы Лена. – А сколько денег на ветер! Зачем? Чтобы всякие идиоты на улице приставали?
– Тебе лучше знать.
– Ничего подобного! Все из-за тебя! Мне только ленивый в уши не дул, что тебя имидж мой не устраивал! Вот поменяла! Любуйся! – Она развела руки в стороны. – Стиль деревенский с переходом в городской.
– Чего? – растерялся Володя. – Какой переход?
– От маразма к склерозу! Сколько это будет продолжаться?
Володя не был готов выяснять отношения, а разговор выруливал на скользкие темы. Нужно срочно увести его в сторону.
– У тебя будут неприятности из-за того, что стащила документы? – спросил он.
– А! – Лена беспечно махнула рукой.
И в ту же секунду подумала, что ее ответ тактически неверен. Володя должен прочувствовать героичность ее поступка.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50