Все построение, возникшее в результате столь тщательного расследования, рухнуло под бурей смеха. Некоторые решили, что эксперты, виновные в столь грубой ошибке, были просто неспособны различить истинное от ложного и их следует признать простодушными жертвами мистификаторов, ясновидящих или болтливых пьяниц. Публика клялась, правда слишком рано, что больше ее не проведешь.
Однако Лесуер не довольствовался объявлением патологического характера сколиофиса. Он прибавил: «Что до знаменитого гигантского морского змея, чьим детенышем его посчитали, если он появится следующим летом, то я намерен лично его осмотреть».
С точки зрения общественного мнения дело было закрыто. Неизвестное животное, подозрительное с самого начала, стало объектом насмешек.
ВЕЛИКАЯ ДАТА: КРЕШЕИПЕ МЕГОФИАСА
Невзирая на все эти превратности судьбы, 1817-й стал праздничным годом для нашего героя. Кроме того, что его увидело столько людей, он именно в этот год получил то, что можно было бы назвать его дворянским титулом: научное имя. В 1817 году крупный франко-американский натуралист Константин Самюэль Рафинеск-Шмалыд опубликовал в «Америкэн мансли мэгэзин» описание зверя из Глочестера, для которого предложил новое родовое имя Megophias, то есть «Большой змей».
Статья, в которой фигурировало это название, была перепечатана в 1819 году в «Философишэн мэгэзин» под своим изначальным названием: «Рассуждение по поводу водяных змей, морских змей и морских змеев».
Дав обзор новых видов настоящих морских змей, последняя из которых достигала от 2, 5 до 3 метров, Рафинеск продолжал:
«Этот последний вид кажется мне самым крупным из морских змей, которых доселе осматривали натуралисты. Но экземпляры и гораздо больших размеров появлялись в разное время. Если бы у меня было свободное время просмотреть все сообщения путешественников и историков, то, без сомнения, я мог бы привлечь внимание ко многим из них, но приходится отложить эту тягостную работу, и я вынужден предупредить всех тех, кто собирается вести изыскания в данной области, об обманчивом характере этих несовершенных и преувеличенных сообщений древних и неизвестных авторов. Каждый раз, когда они забывают упомянуть о чешуе или о хвосте их морских змеев, или когда они утверждают, что чешуи вообще не было, или что у них были жабры и плавники, будьте уверены — речь идет о самых настоящих рыбах, а вовсе не о змеях. Конечно, вполне вероятно, что существуют морские змеи без чешуи, так как подобное явление встречается у наземных змей; есть рыбы, снабженные чешуей и на вид лишенные плавников; но не существует рыб без жабер и змей с жабрами! На этой важной черте базируется разграничение классов.
Почти все авторы, которых мне довелось прочесть, игнорируют это очевидное различие и, по примеру древних греческих и римских писателей, нарекают морскими змеями больших угрей и других рыб, которых им посчастливилось увидеть. Боюсь, что с подобной же невнимательностью мы сталкиваемся у Понтоппидана в его «Естественной истории Норвегии», Монжиторе в «Достопримечательности Сицилии», Лега в «Путешествиях на остров Родригес» и так далее. Их наблюдения, так же как и факты, которые они сообщают, не менее ценны, поскольку относятся к диковинным неизвестным рыбам, редко наблюдаемым человеком».
Сразу скажем, что если Рафинеск явно ошибся в своем определении работы епископа Понтоппидана, то он был совершенно прав в том, что касалось трудов Монжиторе и Лега.
В своей работе по достопримечательностям Сицилии «Delia Sicilia ricercata nelle cose piu memorabili» (1742 — 1743) Антонио Монжиторе дает обзор всех морских монстров Средиземноморья. Среди них можно найти огромного спрута, несколько крупных китообразных и рыб. Единственные морские змеи, приведенные в этой антологии, — это те, которые напали на ловцов тунца у Сарики, близ Кастореале: «Рыбаки видели в ловушке рыб гораздо крупнее тунца, покрытых разноцветными пятнами, имевших, по мнению многих, форму змеи и которые были ужасны по виду; оказавшись в сети, они стали яростно биться, разрывая ячейки и выпуская всех тунцов».
Вероятней всего речь здесь идет об очень больших муренах с характерными пятнами (они могут достигать трех метров в длину) и которые так же агрессивны, как и прожорливы. Какой-то вид угрей встретил и доблестно прикончил Франсуа Лега с товарищами в 1693 — 1696 годах на скалах у острова Маврикий, куда голландская администрация без жалости выслала эту группу французских гугенотов, искавших места для колонии.
«Это был, — сообщает Лега, — ужасный змей, весивший шестьдесят фунтов и которого мы поначалу легкомысленно сочли миногой или конгром, то есть морским угрем. Но на самом деле этот предполагаемый угорь сразу показался нам необычайным силачом, и, кроме того, у него имелись плавники, которых, как мы знали, у морских змей не бывает. Впрочем, мы так привыкли встречать нечто новое на земле и в море, что общий вид этого зверя позволил нам заключить только, что это все же был угорь, которого мы раньше никогда не видели и который больше напоминал морскую змею, а не обычного конгра.
По сути, у него была голова змеи или крокодила, вооруженная длинными и острыми загнутыми зубами… но совсем другого размера. Что за странный угорь, сказали мы; какое чудовище! Какие ужасные зубы!»
Это, может быть, был и угорь, но тем не менее именно угорь либо мурена, пусть даже и в 30 килограммов — в этом, кстати, нет ничего необычного. В 1933 году рыбаки поймали экземпляр в 33 килограмма у Дунгенесса в Па-де-Кале! А в 1879-м на рынке в Лондоне появился 58-килограммовый. В «Иллюстрейтед Лондон ньюс» от 17 сентября 1904 года было опубликовано фото особи на 72 килограмма, выловленной возле Портсмута: его длина равнялась 275 сантиметрам. Встречаются и 3-метровые мурены.
Смысл замечаний Рафинеска кажется вполне очевидным, но не стоит забывать, что в начале прошлого столетия его мнение противоречило повсеместно распространенному убеждению, корни которого — в мрачных областях человеческого подсознания. Само собой разумелось, что Левиафан, изворотливый правитель царства Мрака, — змей, потому что ведь он был дьяволом! Так что чтобы разделаться со всем этим, требовалась не только ясность ума, но и определенное мужество.
Но перевороты никогда не совершаются сразу. И Рафинеск, высказав столь здравое суждение, был, безусловно, обманут некоторыми свидетельствами и не смог целиком сбросить ярмо идеи, принятой еще на заре времен, и потому, увы, поддержал классический тезис в том, что касалось природы морского змея с Глочестерского рейда:
«Из четырех разных животных, которых наблюдали последнее время американцы и названных морскими змеями, только один (змей из Массачусетса) кажется мне настоящим, второй — явно рыба, а два остальных — неясной природы».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92
Однако Лесуер не довольствовался объявлением патологического характера сколиофиса. Он прибавил: «Что до знаменитого гигантского морского змея, чьим детенышем его посчитали, если он появится следующим летом, то я намерен лично его осмотреть».
С точки зрения общественного мнения дело было закрыто. Неизвестное животное, подозрительное с самого начала, стало объектом насмешек.
ВЕЛИКАЯ ДАТА: КРЕШЕИПЕ МЕГОФИАСА
Невзирая на все эти превратности судьбы, 1817-й стал праздничным годом для нашего героя. Кроме того, что его увидело столько людей, он именно в этот год получил то, что можно было бы назвать его дворянским титулом: научное имя. В 1817 году крупный франко-американский натуралист Константин Самюэль Рафинеск-Шмалыд опубликовал в «Америкэн мансли мэгэзин» описание зверя из Глочестера, для которого предложил новое родовое имя Megophias, то есть «Большой змей».
Статья, в которой фигурировало это название, была перепечатана в 1819 году в «Философишэн мэгэзин» под своим изначальным названием: «Рассуждение по поводу водяных змей, морских змей и морских змеев».
Дав обзор новых видов настоящих морских змей, последняя из которых достигала от 2, 5 до 3 метров, Рафинеск продолжал:
«Этот последний вид кажется мне самым крупным из морских змей, которых доселе осматривали натуралисты. Но экземпляры и гораздо больших размеров появлялись в разное время. Если бы у меня было свободное время просмотреть все сообщения путешественников и историков, то, без сомнения, я мог бы привлечь внимание ко многим из них, но приходится отложить эту тягостную работу, и я вынужден предупредить всех тех, кто собирается вести изыскания в данной области, об обманчивом характере этих несовершенных и преувеличенных сообщений древних и неизвестных авторов. Каждый раз, когда они забывают упомянуть о чешуе или о хвосте их морских змеев, или когда они утверждают, что чешуи вообще не было, или что у них были жабры и плавники, будьте уверены — речь идет о самых настоящих рыбах, а вовсе не о змеях. Конечно, вполне вероятно, что существуют морские змеи без чешуи, так как подобное явление встречается у наземных змей; есть рыбы, снабженные чешуей и на вид лишенные плавников; но не существует рыб без жабер и змей с жабрами! На этой важной черте базируется разграничение классов.
Почти все авторы, которых мне довелось прочесть, игнорируют это очевидное различие и, по примеру древних греческих и римских писателей, нарекают морскими змеями больших угрей и других рыб, которых им посчастливилось увидеть. Боюсь, что с подобной же невнимательностью мы сталкиваемся у Понтоппидана в его «Естественной истории Норвегии», Монжиторе в «Достопримечательности Сицилии», Лега в «Путешествиях на остров Родригес» и так далее. Их наблюдения, так же как и факты, которые они сообщают, не менее ценны, поскольку относятся к диковинным неизвестным рыбам, редко наблюдаемым человеком».
Сразу скажем, что если Рафинеск явно ошибся в своем определении работы епископа Понтоппидана, то он был совершенно прав в том, что касалось трудов Монжиторе и Лега.
В своей работе по достопримечательностям Сицилии «Delia Sicilia ricercata nelle cose piu memorabili» (1742 — 1743) Антонио Монжиторе дает обзор всех морских монстров Средиземноморья. Среди них можно найти огромного спрута, несколько крупных китообразных и рыб. Единственные морские змеи, приведенные в этой антологии, — это те, которые напали на ловцов тунца у Сарики, близ Кастореале: «Рыбаки видели в ловушке рыб гораздо крупнее тунца, покрытых разноцветными пятнами, имевших, по мнению многих, форму змеи и которые были ужасны по виду; оказавшись в сети, они стали яростно биться, разрывая ячейки и выпуская всех тунцов».
Вероятней всего речь здесь идет об очень больших муренах с характерными пятнами (они могут достигать трех метров в длину) и которые так же агрессивны, как и прожорливы. Какой-то вид угрей встретил и доблестно прикончил Франсуа Лега с товарищами в 1693 — 1696 годах на скалах у острова Маврикий, куда голландская администрация без жалости выслала эту группу французских гугенотов, искавших места для колонии.
«Это был, — сообщает Лега, — ужасный змей, весивший шестьдесят фунтов и которого мы поначалу легкомысленно сочли миногой или конгром, то есть морским угрем. Но на самом деле этот предполагаемый угорь сразу показался нам необычайным силачом, и, кроме того, у него имелись плавники, которых, как мы знали, у морских змей не бывает. Впрочем, мы так привыкли встречать нечто новое на земле и в море, что общий вид этого зверя позволил нам заключить только, что это все же был угорь, которого мы раньше никогда не видели и который больше напоминал морскую змею, а не обычного конгра.
По сути, у него была голова змеи или крокодила, вооруженная длинными и острыми загнутыми зубами… но совсем другого размера. Что за странный угорь, сказали мы; какое чудовище! Какие ужасные зубы!»
Это, может быть, был и угорь, но тем не менее именно угорь либо мурена, пусть даже и в 30 килограммов — в этом, кстати, нет ничего необычного. В 1933 году рыбаки поймали экземпляр в 33 килограмма у Дунгенесса в Па-де-Кале! А в 1879-м на рынке в Лондоне появился 58-килограммовый. В «Иллюстрейтед Лондон ньюс» от 17 сентября 1904 года было опубликовано фото особи на 72 килограмма, выловленной возле Портсмута: его длина равнялась 275 сантиметрам. Встречаются и 3-метровые мурены.
Смысл замечаний Рафинеска кажется вполне очевидным, но не стоит забывать, что в начале прошлого столетия его мнение противоречило повсеместно распространенному убеждению, корни которого — в мрачных областях человеческого подсознания. Само собой разумелось, что Левиафан, изворотливый правитель царства Мрака, — змей, потому что ведь он был дьяволом! Так что чтобы разделаться со всем этим, требовалась не только ясность ума, но и определенное мужество.
Но перевороты никогда не совершаются сразу. И Рафинеск, высказав столь здравое суждение, был, безусловно, обманут некоторыми свидетельствами и не смог целиком сбросить ярмо идеи, принятой еще на заре времен, и потому, увы, поддержал классический тезис в том, что касалось природы морского змея с Глочестерского рейда:
«Из четырех разных животных, которых наблюдали последнее время американцы и названных морскими змеями, только один (змей из Массачусетса) кажется мне настоящим, второй — явно рыба, а два остальных — неясной природы».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92