Из них непрерывным потоком текли обильные слезы. Может быть, аллергия? Нос был крупным, подбородок утонул в жировой складке. У господина были пышные черные усы. Он вообще был низкого роста, не больше метра шестидесяти. Его черный костюм был изрядно помят, ботинки пыльные, а носки белые, шелковые. Сорочка на нем тоже была какая-то сомнительная. Такие сорочки с отстегивающимся воротничком обычно носят официанты, но на его сорочке ворота не было вообще. Галстука тоже не было.
Он произвел на меня удручающее впечатление. Он походил на эксцентричного клошара, вроде бывшего высокопоставленного чиновника Оттоманской империи, обнищавшего, но тем не менее сохранившего «мерседес». В этом было нарушение какой-то гармонии. Я от этого страдал. Я попытался тайком заглянуть в ствол «беретты». Затем перевел взгляд на представителя отбросов оттоманского общества. Он тоже посмотрел на меня, продолжая лить слезы. Прошло несколько минут.
– А что дальше? – спросил к.
– Тсс... – просвистел шофер.
Клошар никак на это не отреагировал. Он пристально смотрел на меня и плакал. Он был занят только этим. Он даже перестал вытирать глаза, и слезы текли по его лицу, по щетине, которой было не больше двенадцати часов, и она была седой, затем слезы стекали на его двойной подбородок и исчезали под сорочкой без воротничка. От всего этого мне было тошно.
Через четыре или пять минут, а может быть, два часа, клошар прикоснулся левой рукой к своему лицу. Он ощупал влажные щеки и седую поросль, не спуская с меня своих глаз. Они у него были черными. Белки его черных глаз были налиты кровью. Должно быть, он плакал уже давно.
Он наклонился немного вперед, протянул левую руку и открыл отделение в спинке переднего сиденья, рядом с маленьким телевизором. Достал бритву на батарейках и включил ее. Побрился, продолжая не спускать с меня глаз. Во время бритья он всячески гримасничал, вытягивая шею, чтобы натянуть кожу, и так же упорно смотрел на меня и упорно плакал, молча, обильно.
Закончив бриться, он убрал бритву на место, и мне показалось, что он впервые опустил веки. Его маленький пухлый рот задергался; он что-то сказал, но я ничего не понял. После этого клошар обмяк. Он потерял ко мне всякий интерес и больше не смотрел на меня. Дверца каким-то образом открылась. Шофер «мерседеса» сделал мне красноречивый жест дулом «беретты». Я вышел из машины и зажмурил глаза от дневного света. Интересно знать, сколько времени я провел в потемках.
Прежде чем Черные Очки закрыл дверцу, я увидел, что клошар включает телевизор. Он по-прежнему плакал. Затем дверца закрылась, «мерседес» тронулся и, проехав аллею, скрылся из вида.
– Вы вернетесь домой пешком, – сказал мне Черные Очки.
Его приятель бросил на землю мои часы, ключи и шариковую ручку. Черные Очки, его приятель и шофер сели в «торнадо» и уехали. Я запомнил номера обеих машин. Номера были французскими. Неожиданно я вздрогнул от шума турбины вертолета, пролетевшего над деревьями и чуть не лишившего меня барабанных перепонок. Я наклонился, собрал свои вещи и пошел пешком, как мне сказал Черные Очки. Было пять часов вечера.
Глава 9
Я доехал на автобусе до Со. Затем сел на электричку, сделал пересадку на Данфер и приехал домой на метро, растворившись в толпе усталых и грубых трудящихся. На улицах машины ехали черепашьим шагом вплотную друг к другу, и атмосфера была удушливой. Погода переменилась к лучшему, но было очень душно. Наконец я добрался до своего дома, и мне удалось осилить пешком четыре этажа. Я подыхал с голоду, но это было тридцать часов тому назад. К счастью, у меня пропал аппетит, потому что, когда я поднялся на свою лестничную клетку, я увидел Коччиоли, стоявшего перед моей дверью. У него был недовольный вид, а лоб был заклеен пластырем.
– Где вы были, Тарпон?
– В лесу.
– Я спрашиваю вас серьезно.
– Я прогуливался по лесу, – вздохнул я. – Вы желаете войти?
Я достал ключи. Он рассвирепел.
– Вы должны находиться дома, чтобы полиция могла в любой момент связаться с вами, – заявил он.
– Я делаю все, что в моих силах, – сказал я. – Что вам мешает установить за мной слежку, так будет надежнее.
Он еще больше рассвирепел, и я подумал, что сейчас он меня разорвет на части, но он все-таки постепенно успокоился.
– Вы плут, Тарпон, – сказал он. – Браво. Пользуйтесь жизнью. Никогда не знаешь, сколько дерьма придется съесть завтра.
Я открыл дверь.
– Когда вы меня вызываете? – спросил я.
– Судья вызовет вас в свое время.
– А! – сказал я. – Так вы проходите?
Он покачал головой и быстрыми шагами направился к лестнице. Я слышал, как он спускается. Я закрыл дверь. Мои окна выходят во двор – жаль, так как мне бы хотелось узнать, из какой машины он за мной следит. Во всяком случае, это не «пежо-404». От нее, по-видимому, мало что осталось. Я протянул руку к телефону, чтобы позвонить Хейману, но, как только дотронулся до аппарата, он зазвонил.
– Месье Тарпон?
– Он самый.
– Здравствуйте, месье Тарпон. С вами говорит Станиславский.
Я спросил, как он поживает. Он сказал, что прекрасно.
– Здесь у меня сидят два господина и ждут вас.
– Я поднимаюсь, – сказал я.
Я быстро достал чемодан из-под канапе-кровати. Дела принимали такой оборот, что я был готов ко всему. Я открыл коробочку из-под драже и вынул из нее мое личное оружие – «браунинг», сделанный в Польше по бельгийской лицензии во время немецкой оккупации. Остается только заплакать: у меня есть разрешение на его хранение, но не на ношение. Я сунул его в карман пиджака и поднялся на пятый этаж.
Дверь открыл Станиславский. Это маленький человек с морщинистым лицом. Очень плохо одет для портного. Но он всегда очень любезен. На свете мало людей, о которых можно так сказать.
Он не выглядел испуганным. Я думал, что в его комнате находится банда убийц, потому что теперь был готов ко всему, как я уже сказал. Поэтому я оттолкнул Станиславского, чтобы войти, держа руку в кармане. В ателье портного я увидел сидящего на скамейке Хеймана и полного молодого человека, вероятно Жерара Сержана.
– А! – произнес я.
– Что с вами, господин Тарпон? – спросил Станиславский.
– Извините меня.
Я вынул руку из кармана и глупо покрутил ею перед собой. Я не знал, что с ней делать, с этой рукой. В отчаяний я протянул ее толстому молодому человеку, который встал, облизав губы, и схватил мою руку.
– Эжен Тарпон, Жерар Сержан, – представил нас Хейман.
В то же время он продолжал играть указательным пальцем браслетом своих часов и вопросительно смотрел на меня.
– Я очень сожалею, что меня задержали, – сказал я Жерару Сержану.
– Неважно.
– Я уверен, что вы собирали сведения, – авторитетно заявил Хейман.
– Да, собирал, – подтвердил я.
Хейман встал и направился в мою сторону.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35
Он произвел на меня удручающее впечатление. Он походил на эксцентричного клошара, вроде бывшего высокопоставленного чиновника Оттоманской империи, обнищавшего, но тем не менее сохранившего «мерседес». В этом было нарушение какой-то гармонии. Я от этого страдал. Я попытался тайком заглянуть в ствол «беретты». Затем перевел взгляд на представителя отбросов оттоманского общества. Он тоже посмотрел на меня, продолжая лить слезы. Прошло несколько минут.
– А что дальше? – спросил к.
– Тсс... – просвистел шофер.
Клошар никак на это не отреагировал. Он пристально смотрел на меня и плакал. Он был занят только этим. Он даже перестал вытирать глаза, и слезы текли по его лицу, по щетине, которой было не больше двенадцати часов, и она была седой, затем слезы стекали на его двойной подбородок и исчезали под сорочкой без воротничка. От всего этого мне было тошно.
Через четыре или пять минут, а может быть, два часа, клошар прикоснулся левой рукой к своему лицу. Он ощупал влажные щеки и седую поросль, не спуская с меня своих глаз. Они у него были черными. Белки его черных глаз были налиты кровью. Должно быть, он плакал уже давно.
Он наклонился немного вперед, протянул левую руку и открыл отделение в спинке переднего сиденья, рядом с маленьким телевизором. Достал бритву на батарейках и включил ее. Побрился, продолжая не спускать с меня глаз. Во время бритья он всячески гримасничал, вытягивая шею, чтобы натянуть кожу, и так же упорно смотрел на меня и упорно плакал, молча, обильно.
Закончив бриться, он убрал бритву на место, и мне показалось, что он впервые опустил веки. Его маленький пухлый рот задергался; он что-то сказал, но я ничего не понял. После этого клошар обмяк. Он потерял ко мне всякий интерес и больше не смотрел на меня. Дверца каким-то образом открылась. Шофер «мерседеса» сделал мне красноречивый жест дулом «беретты». Я вышел из машины и зажмурил глаза от дневного света. Интересно знать, сколько времени я провел в потемках.
Прежде чем Черные Очки закрыл дверцу, я увидел, что клошар включает телевизор. Он по-прежнему плакал. Затем дверца закрылась, «мерседес» тронулся и, проехав аллею, скрылся из вида.
– Вы вернетесь домой пешком, – сказал мне Черные Очки.
Его приятель бросил на землю мои часы, ключи и шариковую ручку. Черные Очки, его приятель и шофер сели в «торнадо» и уехали. Я запомнил номера обеих машин. Номера были французскими. Неожиданно я вздрогнул от шума турбины вертолета, пролетевшего над деревьями и чуть не лишившего меня барабанных перепонок. Я наклонился, собрал свои вещи и пошел пешком, как мне сказал Черные Очки. Было пять часов вечера.
Глава 9
Я доехал на автобусе до Со. Затем сел на электричку, сделал пересадку на Данфер и приехал домой на метро, растворившись в толпе усталых и грубых трудящихся. На улицах машины ехали черепашьим шагом вплотную друг к другу, и атмосфера была удушливой. Погода переменилась к лучшему, но было очень душно. Наконец я добрался до своего дома, и мне удалось осилить пешком четыре этажа. Я подыхал с голоду, но это было тридцать часов тому назад. К счастью, у меня пропал аппетит, потому что, когда я поднялся на свою лестничную клетку, я увидел Коччиоли, стоявшего перед моей дверью. У него был недовольный вид, а лоб был заклеен пластырем.
– Где вы были, Тарпон?
– В лесу.
– Я спрашиваю вас серьезно.
– Я прогуливался по лесу, – вздохнул я. – Вы желаете войти?
Я достал ключи. Он рассвирепел.
– Вы должны находиться дома, чтобы полиция могла в любой момент связаться с вами, – заявил он.
– Я делаю все, что в моих силах, – сказал я. – Что вам мешает установить за мной слежку, так будет надежнее.
Он еще больше рассвирепел, и я подумал, что сейчас он меня разорвет на части, но он все-таки постепенно успокоился.
– Вы плут, Тарпон, – сказал он. – Браво. Пользуйтесь жизнью. Никогда не знаешь, сколько дерьма придется съесть завтра.
Я открыл дверь.
– Когда вы меня вызываете? – спросил я.
– Судья вызовет вас в свое время.
– А! – сказал я. – Так вы проходите?
Он покачал головой и быстрыми шагами направился к лестнице. Я слышал, как он спускается. Я закрыл дверь. Мои окна выходят во двор – жаль, так как мне бы хотелось узнать, из какой машины он за мной следит. Во всяком случае, это не «пежо-404». От нее, по-видимому, мало что осталось. Я протянул руку к телефону, чтобы позвонить Хейману, но, как только дотронулся до аппарата, он зазвонил.
– Месье Тарпон?
– Он самый.
– Здравствуйте, месье Тарпон. С вами говорит Станиславский.
Я спросил, как он поживает. Он сказал, что прекрасно.
– Здесь у меня сидят два господина и ждут вас.
– Я поднимаюсь, – сказал я.
Я быстро достал чемодан из-под канапе-кровати. Дела принимали такой оборот, что я был готов ко всему. Я открыл коробочку из-под драже и вынул из нее мое личное оружие – «браунинг», сделанный в Польше по бельгийской лицензии во время немецкой оккупации. Остается только заплакать: у меня есть разрешение на его хранение, но не на ношение. Я сунул его в карман пиджака и поднялся на пятый этаж.
Дверь открыл Станиславский. Это маленький человек с морщинистым лицом. Очень плохо одет для портного. Но он всегда очень любезен. На свете мало людей, о которых можно так сказать.
Он не выглядел испуганным. Я думал, что в его комнате находится банда убийц, потому что теперь был готов ко всему, как я уже сказал. Поэтому я оттолкнул Станиславского, чтобы войти, держа руку в кармане. В ателье портного я увидел сидящего на скамейке Хеймана и полного молодого человека, вероятно Жерара Сержана.
– А! – произнес я.
– Что с вами, господин Тарпон? – спросил Станиславский.
– Извините меня.
Я вынул руку из кармана и глупо покрутил ею перед собой. Я не знал, что с ней делать, с этой рукой. В отчаяний я протянул ее толстому молодому человеку, который встал, облизав губы, и схватил мою руку.
– Эжен Тарпон, Жерар Сержан, – представил нас Хейман.
В то же время он продолжал играть указательным пальцем браслетом своих часов и вопросительно смотрел на меня.
– Я очень сожалею, что меня задержали, – сказал я Жерару Сержану.
– Неважно.
– Я уверен, что вы собирали сведения, – авторитетно заявил Хейман.
– Да, собирал, – подтвердил я.
Хейман встал и направился в мою сторону.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35