Некоторое время он сидел обнаженный, наблюдая за ней. Она постаралась завернуться в простыню. Когда он подошел к ней, держа ее рубашку, она непонимающе на него уставилась.
– Сядь.
Обняв ее за спину, он приподнял ее.
– Пора одеваться.
Ей действительно нужно было одеться, но она не хотела, чтобы он одевал ее. Он подобрал полы рубашки, как это делала Шилиппа, одевая Хейзел. Потом он накинул ее на Элисон через голову и помог ей продеть руки в рукава.
– Это глупо, – упиралась Элисон. – Я сама умею одеваться.
– Конечно, но я сомневаюсь, чтобы тебе это когда-нибудь доставляло столько удовольствия, как мне.
Дэвид завязал ей ленту у шеи и поцеловал в лоб. Он разобрал пальцами ее спутанные волосы.
– До сих пор не могу поверить, что они рыжие.
– И я тоже, – сказала Элисон насмешливо.
– Это великолепно.
– Это греховно.
– Значит, восход солнца тоже грех. И цветы. Если Божьи творения радуют глаз, кто смеет их осуждать?
Он закрутил локон вокруг пальца.
– Я выщиплю бороду любому, кто скажет, что волосы моей жены греховны.
Элисон отшатнулась. Он не отпустил прядь ее волос, и она вскрикнула от боли.
– Осторожнее. – Он распутал локон и потер ей больное место на голове собственническим жестом. – Ты теперь моя, и я не позволю никому причинять тебе боль.
– Твоя? Я не твоя.
Он улыбнулся, но его лицо тут же омрачила задумчивость.
– Я понимаю, что такой женщине, как ты, это может не понравиться. Так что скажем лучше так… я твой. Так лучше выходит?
– И ты не мой. Мы не принадлежим друг другу. Мы не…
Хотя губы его все еще улыбались, глаза угрожающе прищурились.
– Мы не собираемся…
– Не собираемся пожениться?
– Нет.
– Как ты можешь отказаться от брака со мной, если сегодняшняя ночь принесет плоды?
Она что-то плохо соображала сегодня. Но когда до нее дошел смысл его слов, она храбро спросила:
– Если у меня будет ребенок?
Вчера, когда она решила, что Филиппа права, что ей пора расстаться с надоевшей девственностью и познать тайны постели, она хладнокровно представляла себе такую возможность. Сегодня утром, когда она вообразила ребенка в своей утробе, у нее такой уверенности не было.
Но она не откажется от своего намерения. Ведь она все рассчитала.
Но, может быть, не до конца. Она опасалась, что какая-то часть ее существа не подчинится здравому смыслу. Когда она вернулась сегодня к своим мыслям, то усомнилась, во всем ли была права вчера.
Но что бы Дэвид ни говорил, это не изменит ее планы. Рассудительным тоном она сказала:
– Если у меня будет ребенок, я не стану возлагать ответственность на тебя. Я знаю, так не полагается, но законный или незаконный, мой ребенок будет моим наследником.
– Не будет, если ты снова выйдешь замуж.
Она с удовлетворением почувствовала, что снова овладела собой.
– Я думаю, вряд ли это произойдет, – заметила она хладнокровно.
– Так вот почему я удостоился чести разделить с тобой ложе? Потому что Саймон Гудни отказался от тебя?
Это было жестоко, как пощечина. Ее вновь обретенное самообладание внезапно покинуло ее.
– Нет, не потому.
– Я был нужен тебе, чтобы потешить твою гордость?
Он ведь не сказал ничего особенного. Его обвинение в том, что Элисон использовала его из-за того, что ее унизили перед всем двором, не заслуживало ничего, кроме презрения. Она собралась с духом.
– Саймон Гудни мне ничего не сделал. – Она старалась подавить в себе гнев, обиду, растерянность, лишавшие ее собственного достоинства.
– И ты думаешь, что я оставлю своего ребенка в твоих неумелых руках?
– Неумелых? – В изумлении она поднялась. – Это я-то неумелая?
– Ты понятия не имеешь, что нужно ребенку.
Она пыталась перебить его, но он не дал ей этой возможности.
– Я знаю, что у тебя найдется для него еда и одежда. А любовь? Станешь ли ты укачивать его, когда он заплачет? Будешь ли ухаживать за ним, когда он заболеет? Что ты еще можешь, I кроме как научить его исполнять свои обязанности? Я даже сомневаюсь, что ты понимаешь, о чем я сейчас говорю.
– А тебе-то какая забота? Я думаю, ты был бы рад отказаться от всех последствий этой ночи. Я знаю, что мужчины избивают своих детей только за то, что те плачут.
– Откуда ты знаешь таких мужчин?
Она сказала лишнее. Это уже было предательство с ее стороны. Элисон поспешно выбралась из постели.
– Встречаются такие, – сказала она, стараясь придать небрежный тон своему голосу.
– Если у тебя такие сведения, неудивительно, что ты отказывала всем женихам.
– Я отказывала не потому, что я их боялась, а потому, что они были недостаточно богаты или родовиты и не относились серьезно к своим обязанностям.
– А я почему тебе не подхожу?
– Конечно, потому, что ты небогат и неродовит.
– Вот как, миледи. – В его карих глазах промелькнуло какое-то незнакомое выражение. – Тебе не кажется забавным, что нас разделяют двенадцать мешков шерсти?
И еще титул. Но вслух она этого не сказала. Что такое, в сущности, титул, как не слово короля, отделявшее его друзей от его врагов?
– Хотя ты и пренебрегал своим рыцарским долгом, – упрямо продолжала она, – я понимаю, что тебе не хочется выглядеть хуже Хью.
Он вырвал у нее из рук простыню и повернулся к ней спиной. Она не привыкла к такому обращению.
– Куда ты? – удивленно спросила она.
– Объявить о нашем браке.
Сначала она не поняла. Потом взгляд ее упал на кровавое пятно в центре куска белого полотна, и она сообразила, что он направляется к окну.
– Нет! – Элисон бросилась за ним.
Он ловко уклонился и распахнул окно. Наклонившись, Дэвид встряхнул простыню и помахал ею на ветру.
– Смотрите! – закричал он. – Я овладел вашей госпожой!
Не соображая, что делает, Элисон толкнула его в спину. Будь Божий суд справедлив, Дэвид должен был бы вывалиться и разбиться насмерть. Но Господь, видимо, благоволил к грешникам. Ухватившись за выступ стены, Дэвид удержался на ногах, но выронил простыню.
Паря в воздухе, она медленно опустилась посреди огорода на глазах у изумленных замковых обитателей. Точи, половший в огороде, встал на ноги и поднял простыню своими загрубевшими руками. Люди во дворе – а сегодня там работало почти все население замка – стали свидетелями ее греха.
Точи усмехнулся и взмахнул простыней, как штандартом на турнире. Остальные подталкивали друг друга локтями. Один за другим они направляли свои взоры на окно, у которого стояла Элисон рядом с Дэвидом. Некоторые кланялись, другие махали руками в знак приветствия. Кому они желали выразить свое уважение? Уж конечно, не ей, а Дэвиду, человеку, который, по их понятиям, подчинил ее себе простым животным актом обладания.
– Это низко, – выговорила она с трудом.
– Почему? – Дэвид наклонился, приветливо махая толпе в ответ. – Все довольны.
– Только не я.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86