Конвей видел почти наяву тень своего отца, плачущего между этими обледенелыми скалами, слышал его отчаянный крик потери: «Я никогда не смогу вернуться к озеру Ушедших Навеки!»
Конвей понял, что теперь досмотрит сон до конца. Что на этот раз он не проснется, пока не одолеет преграждающие дорогу скалы. Страх, поднявшийся из глубин сознания, открыто властвовал в его сердце, и Кон-вей знал, что он не исчезнет.
Непонятно откуда, но Конвей всю жизнь был уверен, что этот момент настанет. Теперь, когда он настал, Конвей понял, что — всё, он выдохся. Бесформенный, безосновательный ужас отнял у него силы, и никакие обращения к разуму уже не помогут. Он не может двигаться дальше.
И все равно он пошел, медленно, шаг за шагом преодолевая заснеженное пространство.
О Сьель он забыл. И удивился, когда она оказалась рядом, умоляя его бежать как можно скорее. Он забыл о Кра. Единственное, что он помнил, это отчаянные слова, повторяемые отовсюду холодным ледяным шепотом: «Ушедших Навеки… Ушедших Навеки!..» Конвей посмотрел вверх; золотые звезды кружились над ним в темно-синем небе. Красота их была недоброй, и мерцающие льдистые башни наполнял затаенный смех.
Страшный сон — но Конвей шагал вперед, чтобы досмотреть его до конца.
Оставалось недалеко. Девушка ему помогала — тащила его, подталкивала, — и он вынужден был ей подчиняться, ускоряя свои шаги. Он не сопротивлялся. Он знал, что это бесполезно. Он шел все дальше — так человек идет к виселице.
Скалы остались позади. Конвей двигался как автомат. В каком-то оцепенении, холодный как лед, Конвей вошел в пещеру, и перед ним вдруг открылось озеро Ушедших Навеки.
Глава 7. ЧЕРНОЕ ОЗЕРО
Оно было черное, это озеро. Абсолютно черное и очень спокойное. Оно лежало в каменной чаше, защищенное сверху сошедшимися вплотную горами.
«Какая небывалая чернота!» — со страхом подумал Конвей и задрожал крупной дрожью, все еще находясь под влиянием своего сна. Он вгляделся в эту черноту и внезапно, хотя всегда это знал, понял, что озеро напоминает зрачок гигантского глаза — не светится само по себе, но отражает весь внешний свет, все впечатления.
Он увидел себя самого, отразившегося в этом огромном неподвижном зрачке, и Сьель, стоявшую сзади. Отражение было окружено слабым искрящимся ореолом, как будто субстанция озера выжгла на своей поверхности кислотой все образы, когда-либо виденные.
Чья-то мягкая поступь нарушила озерную тишину, и скоро за спиной Конвея выросли шесть теней — Кра и пятерых его сыновей. На их лицах читался гнев. Но копья они оставили где-то за пределами озера.
— В этом месте нельзя убивать, — медленно произнес Кра, — но мы не допустим того, что ты собираешься сделать.
— Откуда вы знаете, что я собираюсь сделать? — спросил Конвей; лицо его было странно задумчивым, как будто он прислушивался к отдаленным голосам, говорящим на незнакомом языке.
Кра ответил:
— Как твой отец приходил сюда до тебя, так и ты сегодня пришел украсть тайну озера.
— Да, — сказал Конвей рассеянно, — так и есть.
Старик и его сыновья окружили Конвея. Но между ними вдруг оказалась Сьель.
— Подождите! — закричала она.
Как будто только сейчас они заметили присутствие девушки.
— За свое участие во всем этом, — мрачно сказал Кра, — ты ответишь позднее.
— Нет! — крикнула она вызывающе. — Я не отвечать! Слушайте. Когда-то ты любил Конну. Ты узнал от него хорошие вещи. Его женщина счастливая, не рабыня. Он принес мудрость на Искар — а теперь ты ненавидишь Конну, ты забыл. Я ухожу на Землю с сыном Конны. Но сначала он должен идти сюда. Это правильно, что он идет. Но вы убивать, вы полны ненависти к Рэнду — и я пришла его спасать.
Она подступила к Кра. Еще недавно маленькая серая мышка, теперь она была воплощением гнева, горела им, жила им.
— Всю мою жизнь — ненависть! Из-за Рэнда ты пытаешься убить память о Конне, ты учишь людей ненавидеть и бояться. Но моя мать учиться у Конны. Я учиться у нее — и я не забывать! Рэнд счастливый, свободный. Моя мать знает — и я не забывать!
Конвей вдруг понял, что говорит она вовсе не о нем, а о другом Рэнде. Он слушал девушку, и на него нисходило спокойствие, глубокое и лишенное света, как спокойствие озера.
— Ты не убивать, старик, — шепнула Сьель. — Нет еще. Пусть он посмотрит, пусть он знает. Потом убивать, если он зло. — Она резко развернулась: — Сын Конны! Смотри в озеро. Все мертвые Искара тут хоронить. Они уйти навеки, но память остается. Все приходят сюда живыми, и озеро помнит. Смотри, сын Конны, и думай о своем отце!
Со странным ощущением сердечной тяжести и одновременно покоя Конвей заглянул в озеро и сделал то, что велела Сьель. Кра и его сыновья смотрели тоже и не двигались.
Сначала не было ничего, кроме черной бесконечной глубины озера. «Оно полужидкое, — сказано в записях отца, в тех записях, которые он хранил в тайне от всех, — и на этом тяжелом промежуточном слое держатся частицы какого-то трансуранового элемента — возможно, изотопы самого урана, которые нам неизвестны. Бесчисленное богатство, — неисчислимая боль! Моя душа там, затеряна в озере Ушедших Навеки!»
Рэнд Конвей застыл в ожидании; сейчас он думал лишь об отце. Об отце, который умер, печалясь, что никогда не сможет возвратиться сюда.
Медленно-медленно образ его отца отразился в субстанции озера — призрачный портрет на фоне кромешной тьмы.
Нет, не проекция памяти Рэнда Конвея-младшего отразилась на зеркальной поверхности, потому что это был не тот человек, которого он помнил и знал, — не отец, состарившийся раньше времени и сломленный тоской. Этот человек был молод, и лицо его светилось счастьем.
Человек в озере обернулся и поманил кого-то сзади себя; рядом появилась тень женщины. Они стояли вместе, и хриплое рыдание вырвалось из горла старого Кра. Конвей понял, что его отец и светловолосая женщина когда-то стояли там, где сейчас стоит он, на берегу озера, и так же, как сейчас он, смотрели вниз, на его поверхность, и их образы навсегда запечатлелись в сердце странной темноты, что была внизу.
Женщина и отец поцеловались. Сьель шепнула:
— Смотри на ее лицо, как оно светится радостью.
Фигуры дрогнули и исчезли. Конвей забыл свой страх — он продолжал смотреть. Какая-то упрямая часть его мозга пыталась анализировать виденное: говорила ему что-то об электрических импульсах мысли, о том, что неизвестная субстанция озера собирает свободную энергию и для каждого на Искаре она, эта субстанция, становится вторым подсознанием. Искар — удивительное хранилище, где можно вызвать память о целом народе.
Что глаз озера однажды увидел — то посредством концентрации мысли может быть воспроизведено зрительно; словно смотришь запечатленный на пленку фильм.
Шаг за шагом Рэнд Конвей наблюдал распад человеческой души.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11