Этот темный мир всегда вызывал у меня страх и отвращение. Я выбирался из-под кровати, снимал с лица паутину и, дрожа, дожидался подходящего момента, чтобы придвинуть кровать назад к стене.
Постепенно мои глаза привыкали к темноте. Я видел, как большое потное мужское тело наваливалось на содрогающуюся женщину. Она сжимала ногами его мясистые ягодицы. Ее ноги напоминали распростертые крылья придавленной камнем птицы.
Крестьянин стонал и глубоко вздыхал, сжимая руками женское тело, и, приподнимаясь, шлепал ладонями по ее грудям. Такие шлепки я слышал на реке, когда женщины отбивали там белье на камнях. Мужчина набрасывался на нее и прижимал к кровати. Иногда он поднимал женщину и заставлял стать на колени и упереться на локти, а сам забирался на нее сзади, ритмично ударяя ее животом и бедрами.
С разочарованием и отвращением я смотрел на сплетенные, подергивающиеся фигуры. Значит это и есть любовь, бешеная, как разъяренный бык, грубая, смердящая, потная. Эта любовь походила на драку, в которой лишенные рассудка мужчина и женщина, боролись, пыхтели и, как звери, силой вырывали друг из друга наслаждение.
Я вспоминал проведенные с Евкой мгновения. Насколько иначе я обращался с ней. Мои прикосновения были ласковыми, мои руки, мой рот, мои губы обдуманно бродили по ее телу, мягкому и нежному, как легкая паутинка, парящая в теплом спокойном воздухе. Я находил все новые и новые, неизвестные даже ей чувствительные места и оживлял их ласками, как солнечные лучи оживляют окоченевшую холодной осенней ночью бабочку. Я вспоминал, как мои искусные ласки высвобождали из девушки негу и дрожь, которые без меня были бы навсегда заперты в ней. Я хотел лишь, чтобы она полностью насладилась собой.
Вскоре Лабина и ее гость успокаивались. Их любовные игры были похожи на короткие весенние грозы, от которых намокают только листья и трава, а корни всегда остаются сухими. Я вспоминал, что наши с Евкой игры никогда полностью не прекращались, а лишь притухали, когда Макар и Глухарь вторгались в нашу жизнь. Они вспыхивали поздно ночью, как разгорается в тлеющем торфе ласково раздуваемый ветерком огонь. Хотя даже такая любовь оборвалась так же резко, как затухает разгоревшийся костер под попоной гасящих его пастухов. Стоило мне ненадолго расстаться с Евкой, как она забыла меня. Теплоте моего тела, ласке моих рук, нежным прикосновениям моих пальцев и рта, она предпочла вонючего лохматого козла.
Наконец кровать прекращала трястись, обмякшие фигуры крепко засыпали, раскинувшись, как забитая скотина. Я придвигал кровать назад к стене, перелезал через нее и, закутываясь потеплее, устраивался в выстывшем углу.
Дождливыми вечерами Лабина становилась печальной и рассказывала мне о своем покойном муже Лабе. Много лет назад Лабина была красивой девушкой и за ней ухаживали самые богатые крестьяне. Но, не слушая благоразумных советов, она влюбилась в самого бедного в деревне батрака, по прозвищу Красавчик Лаба и вышла за него замуж.
Лаба и правда был очень красивым, высоким и стройным как тополь. Его волосы сияли на солнце, глаза были голубее ясного неба, лицо было гладким, как у ребенка. Под его взглядом кровь в жилах женщин ускоряла свой бег, а рассудком овладевали греховные мысли и желания. Он любил гулять по лесу и обнаженным купаться в пруде. Поглядывая на поросший кустами берег, он знал, что оттуда его рассматривают и юные девушки, и замужние женщины.
Но он был самым бедным батраком в деревне. Нанимая на работу, богатые крестьяне всячески унижали его. Эти люди знали, что их жены и дочери мечтают о нем и за это оскорбляли Лабу. Они также донимали Лабину, потому что знали, что ее нищий муж зависит от них и не сможет за нее заступиться.
Однажды Лаба не вернулся с поля в деревню. Он не появился и назавтра, и через день. Он как в воду канул.
В деревне решили, что он утонул, или попал в болото, или чей-нибудь ревнивый муж зарезал его и закопал тело в лесу.
Жизнь шла своим чередом и без Лабы. В деревне от него осталась только присказка «красивый, как Лаба».
Одиночество Лабины закончилось через год. Люди забыли о Лабе и только она верила, что он жив и ждала его. Однажды, летним днем, когда крестьяне отдыхали в короткой тени деревьев, из леса появилась запряженная откормленной лошадью телега. В телеге лежал большой сундук, а рядом с ней в великолепной кожаной куртке накинутой по-гусарски на плечи, в брюках из превосходной ткани и высоких сияющих сапогах шел Красавчик Лаба.
Дети бежали по улице разнося новость, а мужчины и женщины толпились на дороге. Небрежно махнув рукой, Лаба поприветствовал их и пошел дальше, обтирая со лба пот и понукая лошадь.
Лабина ждала его в дверях. Лаба поцеловал жену, сгрузил огромный сундук и зашел в лачугу. Соседи собрались у калитки, обсуждая лошадь и сундук. Нетерпеливо дожидаясь, когда Лаба и Лабина выйдут снова, они начали зубоскалить. Они говорили, что он дорвался до жены, как козел до козы, и теперь их придется разливать холодной водой.
Неожиданно дверь распахнулась и толпа ахнула от изумления. На крыльце, в одежде невероятной красоты, стоял Красавчик Лаба. На нем была полосатая шелковая рубашка с белым стоячим воротником и ярким галстуком. Его мягкий фланелевый костюм так и хотелось потрогать. Сатиновый носовой платок выглядывал из нагрудного кармана, как цветок. Лаба был обут в черные лакированные туфли. Это великолепие венчали золотые часы – по последней городской моде свисающие из нагрудного кармана.
Крестьяне замерли в восхищении. Такого в деревне еще не видели. Обычно жители одевались в домотканые куртки, сшитые из двух кусков полотна штаны и сапоги из грубо выделанной кожи, прибитой к толстой деревянной подошве. В сундуке у Лабы оказались разноцветные куртки невиданного покроя, брюки, рубахи, туфли из лакированной кожи, такой блестящей, что в туфли можно было смотреться как в зеркало, носовые платки, галстуки, носки и нижнее белье. Красавчик Лаба стал самым известным человеком в деревне. О нем рассказывали невероятные истории. Самые разнообразные догадки строились о происхождении этих вещей. Лабину засыпали вопросами, но и она ничего знала. Сам Лаба толком ничего не рассказывал и его туманные ответы лишь разжигали всеобщее любопытство.
В церкви никто не смотрел на священника у алтаря. Все глазели в правый угол, где в черном сатиновом костюме и цветной рубахе, выпрямившись, сидел Красавчик Лаба с женой. Время от времени он демонстративно поглядывал на сверкающие на запястьи часы. Одежды священника, которые прежде считались пределом пышности, теперь казались скучными, как серое зимнее небо. Люди, сидевшие рядом с Лабой, наслаждались доносившимися от него дивными ароматами.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56