– Смотрите! – воскликнул он.– Смотрите! С ближайшего холма катилось вниз облако, отряхивая пыльные крылья, гремя и рокоча. С гор в долину с грохотом, скрежетом и стоном съезжал автомобиль – первый за весь этот месяц автомобиль!
Мистер Терль боялся оглянуться на мистера Смита. А мистер Смит посмотрел на потолок и подумал в эту минуту о бедном мистере Фермли.
Мистер Фермли выглянул в окно только тогда, когда перед отелем с громким выхлопом остановилась старая разбитая машина. И в том, как в последний раз выстрелил, а затем заглох ее мотор, была какая-то печальная окончательность. Машина, должно быть, шла издалека, по раскаленным желто-серым дорогам, через солончаки, ставшие пустыней еще десятки миллионов лет назад, когда отсюда ушел океан. И теперь этот старый, расползающийся по швам автомобиль выпуска 1924 года, кое-как скрепленный обрывками проволоки, которая торчала отовсюду как щетина на небритой щеке великана, с откинутым брезентовым верхом,– он размяк от жары, как мятный леденец, и прилип к спинке заднего сиденья, словно морщинистое веко гигантского глаза,– этот старый разбитый автомобиль в последний раз вздрогнул и испустил дух.
Старая женщина за рулем терпеливо ждала, поглядывая то на мужчин, то на отель, и словно бы говорила: "Простите, но мой друг тяжко занемог. Мы знакомы с ним очень давно, и теперь я должна проститься с ним и проводить в последний путь". Она сидела неподвижно, словно ждала, когда уймется последняя легкая дрожь, пробегавшая еще по телу автомобиля, и наступит то полное расслабление членов, которое означает неумолимый конец. Потом еще с полминуты женщина оставалась неподвижной, прислушиваясь к умолкшей машине. От незнакомки веяло таким покоем, что мистер Терль и мистер Смит невольно потянулись к ней. Наконец она взглянула на них с печальной улыбкой и приветственно помахала рукой.
И мистер Фермли, глядевший в окно, даже не заметил, что машет ей в ответ. А мистер Смит подумал:
"Странно, ведь это не гроза, а я почему-то не очень огорчен. Почему же?"
А мистер Терль уже спешил к машине.
– Мы думали… мы думали…– Он растерянно умолк.– Меня зовут Терль, Джо Терль.
Женщина пожала протянутую руку и посмотрела на него такими чистыми светло-голубыми глазами, словно это были снежные озера, где вода очищена солнцем и ветрами.
– Мисс Бланш Хилгуд,– сказала она тихо.– Выпускница Гринельского колледжа, не замужем, преподаю музыку, тридцать лет руководила музыкальным студенческим клубом, была дирижером студенческого оркестра в Грин Сити, Айова, двадцать лет даю частные уроки игры на фортепьяно, арфе и уроки пения, месяц как ушла на пенсию. А теперь снялась с насиженных мест и еду в Калифорнию.
– Мисс Хилгуд,– отсюда не так-то просто будет выбраться. – Я и сама теперь вижу.– Она с тревогой посмотрела на мужчин, круживших возле ее автомобиля, и в эту минуту чем-то напомнила им девочку, которой неловко и неудобно сидеть на коленях у больной ревматизмом бабушки.
– Неужели ничего нельзя сделать? – спросила она. – Из спиц выйдет неплохая изгородь, из тормозных дисков – гонг, чтобы созывать постояльцев к обеду, а остальное, может, пригодится для японского садика.
– Все, кончилась. Говорю вам, машине конец. Я отсюда и то вижу. Не пора ли нам ужинать? – послышался сверху голос мистера Фермли.
Мистер Терль сделал широкий жест рукой.
– Мисс Хилгуд, милости просим в отель "Пустыня". Открыт двадцать шесть часов в сутки. Беглых каторжников и правонарушителей просим заносить свои имена в книгу постояльцев. Отдохните ночку, платить не надо, а завтра утром вытащим из сарая наш старый "форд" и отвезем вас в город.
Мисс Хилгуд милостиво разрешила помочь ей выйти из автомобиля. Он в последний раз издал жалобный стон, словно молил не покидать его. Она осторожно прикрыла дверцу, захлопнувшуюся с мягким стуком.
– Один друг покинул меня, но второй все еще со мной. Мистер Терль, не внесете ли вы ее в дом? – Ее, мадам?
– Простите, я всегда думаю о вещах так, словно это люди. Автомобиль был джентльменом, должно быть, потому, что возил меня повсюду. Ну а арфа все же, согласитесь, дама.
Она кивком головы указала на заднее сиденье. На фоне неба, накренившись вперед, словно нос корабля, разрезающего воздух, стоял узкий кожаный ящик.
– Мистер Смит, а ну-ка подсобите,– сказал мистер Терль. Они отвязали высокий ящик и осторожно сняли его с машины. – Эй, что там у вас? – крикнул сверху мистер Фермли. Мистер Смит споткнулся, и мисс Хилгуд испуганно вскрикнула. Ящик раскачивался из стороны в сторону в руках неловких мужчин. Раздался мелодичный звон струн.
Мистер Фермли услышал его в своей комнате и уже больше не спрашивал, а лишь, открыв от удивления рот, смотрел, как темная пасть веранды поглотила старую леди, таинственный ящик и двух мужчин.
– Осторожно! – воскликнул мистер Смит.– Какой-то болван оставил здесь свои чемоданы.– И вдруг умолк.– Болван? Да ведь это же мои чемоданы!
***
Мистер Смит и мистер Терль посмотрели друг на друга. Лица их уже не блестели от пота. Откуда-то налетевший ветерок легонько трепал вороты рубах, шелестел листками календаря. – Да, это мои чемоданы,– сказал мистер Смит. Они вошли в дом.
Еще вина, мисс Хилгуд? Давненько у нас не подавали вино. – Совсем капельку, если можно.
Они ужинали при свете единственной свечи, все равно делавшей комнату похожей на раскаленную печь, и слабые блики света играли на вилках, ножах и новых тарелках. Они ели, пили теплое вино и беседовали.
– Мисс Хилгуд, расскажите еще что-нибудь о себе. – О себе? – переспросила она.– Право, я была все время так занята, играя то Бетховена, то Баха, то Брамса, что не заметила, как мне минуло двадцать девять, а потом сорок, а вчера вот исполнилось семьдесят один. О, конечно, в моей жизни были мужчины. Но в десять лет они переставали петь, а в двенадцать уже не могли летать. Мне всегда казалось, что человек создан, чтобы летать, поэтому я терпеть не могла мужчин с кровью, тяжелой как чугун, цепями приковывающей их к земле. Не помню, чтобы мне приходилось встречать мужчин, которые бы весили меньше ста килограммов. В своих черных костюмах они проплывали мимо словно катафалки. – И вы улетели от них, да?
– Только мысленно, мистер Терль, только мысленно. Понадобилось целых шестьдесят лет, чтобы наконец по-настоящему решиться на это. Все это время я дружила с флейтами и скрипками, потому что они как ручейки в небесах, знаете, такие же, как ручьи и реки на земле. Я плавала в реках и заливах с чистой студеной водой, от озер Генделя до прозрачных заводей
Штрауса. И, только напутешествовавшись вдоволь, я осела в этих краях.
– Как же вы все-таки решились сняться с места? – спросил мистер Смит.
– На прошлой неделе я вдруг оглянулась вокруг и сказала себе:
1 2 3 4
Мистер Терль боялся оглянуться на мистера Смита. А мистер Смит посмотрел на потолок и подумал в эту минуту о бедном мистере Фермли.
Мистер Фермли выглянул в окно только тогда, когда перед отелем с громким выхлопом остановилась старая разбитая машина. И в том, как в последний раз выстрелил, а затем заглох ее мотор, была какая-то печальная окончательность. Машина, должно быть, шла издалека, по раскаленным желто-серым дорогам, через солончаки, ставшие пустыней еще десятки миллионов лет назад, когда отсюда ушел океан. И теперь этот старый, расползающийся по швам автомобиль выпуска 1924 года, кое-как скрепленный обрывками проволоки, которая торчала отовсюду как щетина на небритой щеке великана, с откинутым брезентовым верхом,– он размяк от жары, как мятный леденец, и прилип к спинке заднего сиденья, словно морщинистое веко гигантского глаза,– этот старый разбитый автомобиль в последний раз вздрогнул и испустил дух.
Старая женщина за рулем терпеливо ждала, поглядывая то на мужчин, то на отель, и словно бы говорила: "Простите, но мой друг тяжко занемог. Мы знакомы с ним очень давно, и теперь я должна проститься с ним и проводить в последний путь". Она сидела неподвижно, словно ждала, когда уймется последняя легкая дрожь, пробегавшая еще по телу автомобиля, и наступит то полное расслабление членов, которое означает неумолимый конец. Потом еще с полминуты женщина оставалась неподвижной, прислушиваясь к умолкшей машине. От незнакомки веяло таким покоем, что мистер Терль и мистер Смит невольно потянулись к ней. Наконец она взглянула на них с печальной улыбкой и приветственно помахала рукой.
И мистер Фермли, глядевший в окно, даже не заметил, что машет ей в ответ. А мистер Смит подумал:
"Странно, ведь это не гроза, а я почему-то не очень огорчен. Почему же?"
А мистер Терль уже спешил к машине.
– Мы думали… мы думали…– Он растерянно умолк.– Меня зовут Терль, Джо Терль.
Женщина пожала протянутую руку и посмотрела на него такими чистыми светло-голубыми глазами, словно это были снежные озера, где вода очищена солнцем и ветрами.
– Мисс Бланш Хилгуд,– сказала она тихо.– Выпускница Гринельского колледжа, не замужем, преподаю музыку, тридцать лет руководила музыкальным студенческим клубом, была дирижером студенческого оркестра в Грин Сити, Айова, двадцать лет даю частные уроки игры на фортепьяно, арфе и уроки пения, месяц как ушла на пенсию. А теперь снялась с насиженных мест и еду в Калифорнию.
– Мисс Хилгуд,– отсюда не так-то просто будет выбраться. – Я и сама теперь вижу.– Она с тревогой посмотрела на мужчин, круживших возле ее автомобиля, и в эту минуту чем-то напомнила им девочку, которой неловко и неудобно сидеть на коленях у больной ревматизмом бабушки.
– Неужели ничего нельзя сделать? – спросила она. – Из спиц выйдет неплохая изгородь, из тормозных дисков – гонг, чтобы созывать постояльцев к обеду, а остальное, может, пригодится для японского садика.
– Все, кончилась. Говорю вам, машине конец. Я отсюда и то вижу. Не пора ли нам ужинать? – послышался сверху голос мистера Фермли.
Мистер Терль сделал широкий жест рукой.
– Мисс Хилгуд, милости просим в отель "Пустыня". Открыт двадцать шесть часов в сутки. Беглых каторжников и правонарушителей просим заносить свои имена в книгу постояльцев. Отдохните ночку, платить не надо, а завтра утром вытащим из сарая наш старый "форд" и отвезем вас в город.
Мисс Хилгуд милостиво разрешила помочь ей выйти из автомобиля. Он в последний раз издал жалобный стон, словно молил не покидать его. Она осторожно прикрыла дверцу, захлопнувшуюся с мягким стуком.
– Один друг покинул меня, но второй все еще со мной. Мистер Терль, не внесете ли вы ее в дом? – Ее, мадам?
– Простите, я всегда думаю о вещах так, словно это люди. Автомобиль был джентльменом, должно быть, потому, что возил меня повсюду. Ну а арфа все же, согласитесь, дама.
Она кивком головы указала на заднее сиденье. На фоне неба, накренившись вперед, словно нос корабля, разрезающего воздух, стоял узкий кожаный ящик.
– Мистер Смит, а ну-ка подсобите,– сказал мистер Терль. Они отвязали высокий ящик и осторожно сняли его с машины. – Эй, что там у вас? – крикнул сверху мистер Фермли. Мистер Смит споткнулся, и мисс Хилгуд испуганно вскрикнула. Ящик раскачивался из стороны в сторону в руках неловких мужчин. Раздался мелодичный звон струн.
Мистер Фермли услышал его в своей комнате и уже больше не спрашивал, а лишь, открыв от удивления рот, смотрел, как темная пасть веранды поглотила старую леди, таинственный ящик и двух мужчин.
– Осторожно! – воскликнул мистер Смит.– Какой-то болван оставил здесь свои чемоданы.– И вдруг умолк.– Болван? Да ведь это же мои чемоданы!
***
Мистер Смит и мистер Терль посмотрели друг на друга. Лица их уже не блестели от пота. Откуда-то налетевший ветерок легонько трепал вороты рубах, шелестел листками календаря. – Да, это мои чемоданы,– сказал мистер Смит. Они вошли в дом.
Еще вина, мисс Хилгуд? Давненько у нас не подавали вино. – Совсем капельку, если можно.
Они ужинали при свете единственной свечи, все равно делавшей комнату похожей на раскаленную печь, и слабые блики света играли на вилках, ножах и новых тарелках. Они ели, пили теплое вино и беседовали.
– Мисс Хилгуд, расскажите еще что-нибудь о себе. – О себе? – переспросила она.– Право, я была все время так занята, играя то Бетховена, то Баха, то Брамса, что не заметила, как мне минуло двадцать девять, а потом сорок, а вчера вот исполнилось семьдесят один. О, конечно, в моей жизни были мужчины. Но в десять лет они переставали петь, а в двенадцать уже не могли летать. Мне всегда казалось, что человек создан, чтобы летать, поэтому я терпеть не могла мужчин с кровью, тяжелой как чугун, цепями приковывающей их к земле. Не помню, чтобы мне приходилось встречать мужчин, которые бы весили меньше ста килограммов. В своих черных костюмах они проплывали мимо словно катафалки. – И вы улетели от них, да?
– Только мысленно, мистер Терль, только мысленно. Понадобилось целых шестьдесят лет, чтобы наконец по-настоящему решиться на это. Все это время я дружила с флейтами и скрипками, потому что они как ручейки в небесах, знаете, такие же, как ручьи и реки на земле. Я плавала в реках и заливах с чистой студеной водой, от озер Генделя до прозрачных заводей
Штрауса. И, только напутешествовавшись вдоволь, я осела в этих краях.
– Как же вы все-таки решились сняться с места? – спросил мистер Смит.
– На прошлой неделе я вдруг оглянулась вокруг и сказала себе:
1 2 3 4