там, у храма Диониса, разделились они на два отряда: один направился на рыночную площадь, а другой — к царским дворцам. До сих пор эта дикая орда воздерживалась от грабежа и воровства; казалось, она сохраняла все свои силы для нападения на царские дворцы и дома богатых купцов на рыночной площади; люди, очень хорошо знакомые с Александрией, служили их проводниками. Зачинщиком восстания считали одного из предводителей галлов, но он был убит в самом начале, а на его место был избран какой-то строитель мостов и с ним вместе его спутница, женщина, не принадлежащая к галльскому народу. Эта женщина, решительная, храбрая и обладающая редкой красотой, проходя с отрядом, направляющимся к царским дворцам, приказала следующим за ней мятежникам разграбить и разрушить дом, в котором прежде жил Гермон, когда считался наследником Мертилоса. Ее спутник вел другой отряд на рыночную площадь и начал прежде всего с дома Архиаса, который велел поджечь после того, как все, что в нем находилось, было разграблено. Но этими двумя домами и закончились все их грабежи. Комендант Александрии Сатирос, которого весть об их приближении застала врасплох, успел собрать войско и окружил со всех сторон галлов на площади, и им не осталось другого выхода, как сдаться. Отряды конницы проделали то же самое с теми из них, которые отправились к царским дворцам, и с помощью подоспевшего войска Эймедиса взяли их всех в плен, в том числе и ту женщину. Из Мемфиса же пришел приказ царя перевезти пленников на эту пустынную косу между устьем Нила и морем и там их наказать. Все, до единого человека, были осуждены на смерть, и голод должен был заменить им палача; он же, Эймедис, состоит на царской службе, и его долг — исполнять повеление царя.
— Да, это твой долг, — грустно произнес Филиппос, — но какой грозный приказ и какое грозное наказание!
Тиона, покачивая задумчиво своей седой головой, сказала:
— Четыре тысячи человеческих жизней! Это повелел философ и историк, сидящий на царском троне и мнящий себя тонким ценителем и знатоком искусства, который так заботится о мире и благоденствии страны! Какую же необычайную власть имеют и над ним духи мрака.
Затем она добавила почти шепотом:
— Кровь двух братьев запятнала уже его руки и совесть. Старшего, которому принадлежал престол, устранил он с дороги, а второго, нашего друга и лучшего помощника, его отца… Да, Филиппос, и тебя за то, что ты вздумал за него просить, изгнал он, хотя и на почетное место, потому что твои услуги ему нужны, но все же изгнал тебя в дальний пограничный Пелусий, где мы были бы и по сие время, если б…
— Жена, будь осторожнее, придержи язык свой! — перебил ее строгим тоном Филиппос. — Ехидны, изображенные на короне Верхнего и Нижнего Египта, представляют наглядно власть царя над жизнью и смертью его подданных. Для египетского народа Птолемей и Арсиноя — боги. И можем ли мы их осуждать за то, что они пользуются своим всемогуществом?
— И притом, матушка, — прибавил с живостью Эймедис, — не следует ли в этом царь примеру величайших богов среди бессмертных? Когда те же галлы четыре года тому назад напали на Дельфы и грабили там, разве не сами боги их наказали, разве не Зевс Громовержец кидал в них смертельные стрелы своих молний и не по его ли повелению глыбы скал, оторванные от потрясенных его громами гор, обрушились на них? Многие из тех, которые там, на берегу, ожидают смерти, спаслись тогда, но разве это их исправило? Нет, преступление за преступлением прибавляли они к первому, и теперь ожидает их расплата за все. Чем тяжелее злодеяние, тем кровавее расплата и месть. Все до единого должны погибнуть, таков приказ царя, и я должен повиноваться, но в моей власти изменить род смерти; я думаю, матушка, что ты одобришь меня, если я вместо медленного и мучительного голода употреблю быстрые стрелы. Теперь вы все знаете, и было бы лучше для всех вас покинуть как можно скорее эти печальные места. Мне же мой долг повелевает вернуться на корабль.
Говоря это, он подал руку Гермону, но тот удержал ее в своей и спросил, не скрывая овладевшего им волнения:
— Как зовут ту женщину, которой, хотя она не одного с ними рода, повиновались эти необузданные варвары?
— Ледша, — ответил Эймедис.
Точно ужаленный скорпионом, вскочил при этом имени Гермон и воскликнул:
— Где она?
— На моем корабле, если только не успели ее перевезти на берег.
— Как! — вскричала Тиона голосом, полным негодования. — Для того, чтобы подвергнуть ее такой же участи?!
— Нет, матушка, она отправится туда в сопровождении моих людей; быть может, там она наконец заговорит. Нам надо узнать, не было ли в самом дворце соучастников этого мятежа и нападения. Да притом мы хотим знать, кто она такая и откуда.
— Я могу тебе сам о ней все рассказать, — уверенно сказал Гермон, — позволь мне только сопровождать тебя. Я должен ее видеть и переговорить с ней.
— Это твоя Арахнея из Тенниса? — спросила Тиона.
Художник молча кивнул утвердительно, а Тиона продолжала:
— Как! Та самая бессердечная девушка, которая умолила Немезиду обрушить на тебя свой гнев и которая теперь сама находится во власти этой богини! И ты хочешь ее видеть! Что же ты хочешь от нее?
Гермон наклонился к почтенной матроне и прошептал:
— Облегчить ее страшную участь, насколько это будет в моей власти и силе.
— Ну, тогда ступай. А ты, мой сын, — прибавила она, обращаясь к Эймедису, — выслушай то, что тебе расскажет Гермон об этой женщине, которая так много значила в его жизни, и, когда очередь дойдет и до нее, вспомни о твоей матери.
— Она женщина, — ответил Эймедис, — а приказ царя повелевает мне наказать только мужчин. Я обещал ей помилование, если она во всем признается.
— И что же? — быстро спросил Гермон.
— Ни угрозами, ни обещаниями нельзя было ничего до сих пор добиться от этой страшной, наводящей ужас красавицы.
— И наверно, ничего не добьетесь, — уверенно ответил художник.
XXXIII
Лодка быстро доставила их на корабль Эймедиса. Ледши они там не застали: ее отвезли на берег, где ей хотели показать тех, кого подозревали в том, что они служили проводниками мятежным галлам. Погруженный в глубокое раздумье, Гермон сидел на палубе, ожидая Эймедиса, которого задерживали на корабле различные служебные обязанности. Он думал о Дафне. Потеря дома, а может быть, почти всего состояния будет, наверно, большим ударом для ее отца, но, превратись он теперь даже в нищего, это бы ничего не значило: есть кому позаботиться о нем и о его дочери. Он, Гермон, может вновь ваять, и каким счастливым будет он себя считать, если ему дана будет возможность отплатить человеку, сделавшему для него так много, за всю его доброту. Ему бы казалось особенной милостью судьбы, если б все до последней драхмы погибло в пламени, и тогда ему, только ему одному обязана была бы Дафна всем, и с какой радостью он будет работать, чтобы дать ей все и окружить ее той роскошью, к которой она привыкла.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94
— Да, это твой долг, — грустно произнес Филиппос, — но какой грозный приказ и какое грозное наказание!
Тиона, покачивая задумчиво своей седой головой, сказала:
— Четыре тысячи человеческих жизней! Это повелел философ и историк, сидящий на царском троне и мнящий себя тонким ценителем и знатоком искусства, который так заботится о мире и благоденствии страны! Какую же необычайную власть имеют и над ним духи мрака.
Затем она добавила почти шепотом:
— Кровь двух братьев запятнала уже его руки и совесть. Старшего, которому принадлежал престол, устранил он с дороги, а второго, нашего друга и лучшего помощника, его отца… Да, Филиппос, и тебя за то, что ты вздумал за него просить, изгнал он, хотя и на почетное место, потому что твои услуги ему нужны, но все же изгнал тебя в дальний пограничный Пелусий, где мы были бы и по сие время, если б…
— Жена, будь осторожнее, придержи язык свой! — перебил ее строгим тоном Филиппос. — Ехидны, изображенные на короне Верхнего и Нижнего Египта, представляют наглядно власть царя над жизнью и смертью его подданных. Для египетского народа Птолемей и Арсиноя — боги. И можем ли мы их осуждать за то, что они пользуются своим всемогуществом?
— И притом, матушка, — прибавил с живостью Эймедис, — не следует ли в этом царь примеру величайших богов среди бессмертных? Когда те же галлы четыре года тому назад напали на Дельфы и грабили там, разве не сами боги их наказали, разве не Зевс Громовержец кидал в них смертельные стрелы своих молний и не по его ли повелению глыбы скал, оторванные от потрясенных его громами гор, обрушились на них? Многие из тех, которые там, на берегу, ожидают смерти, спаслись тогда, но разве это их исправило? Нет, преступление за преступлением прибавляли они к первому, и теперь ожидает их расплата за все. Чем тяжелее злодеяние, тем кровавее расплата и месть. Все до единого должны погибнуть, таков приказ царя, и я должен повиноваться, но в моей власти изменить род смерти; я думаю, матушка, что ты одобришь меня, если я вместо медленного и мучительного голода употреблю быстрые стрелы. Теперь вы все знаете, и было бы лучше для всех вас покинуть как можно скорее эти печальные места. Мне же мой долг повелевает вернуться на корабль.
Говоря это, он подал руку Гермону, но тот удержал ее в своей и спросил, не скрывая овладевшего им волнения:
— Как зовут ту женщину, которой, хотя она не одного с ними рода, повиновались эти необузданные варвары?
— Ледша, — ответил Эймедис.
Точно ужаленный скорпионом, вскочил при этом имени Гермон и воскликнул:
— Где она?
— На моем корабле, если только не успели ее перевезти на берег.
— Как! — вскричала Тиона голосом, полным негодования. — Для того, чтобы подвергнуть ее такой же участи?!
— Нет, матушка, она отправится туда в сопровождении моих людей; быть может, там она наконец заговорит. Нам надо узнать, не было ли в самом дворце соучастников этого мятежа и нападения. Да притом мы хотим знать, кто она такая и откуда.
— Я могу тебе сам о ней все рассказать, — уверенно сказал Гермон, — позволь мне только сопровождать тебя. Я должен ее видеть и переговорить с ней.
— Это твоя Арахнея из Тенниса? — спросила Тиона.
Художник молча кивнул утвердительно, а Тиона продолжала:
— Как! Та самая бессердечная девушка, которая умолила Немезиду обрушить на тебя свой гнев и которая теперь сама находится во власти этой богини! И ты хочешь ее видеть! Что же ты хочешь от нее?
Гермон наклонился к почтенной матроне и прошептал:
— Облегчить ее страшную участь, насколько это будет в моей власти и силе.
— Ну, тогда ступай. А ты, мой сын, — прибавила она, обращаясь к Эймедису, — выслушай то, что тебе расскажет Гермон об этой женщине, которая так много значила в его жизни, и, когда очередь дойдет и до нее, вспомни о твоей матери.
— Она женщина, — ответил Эймедис, — а приказ царя повелевает мне наказать только мужчин. Я обещал ей помилование, если она во всем признается.
— И что же? — быстро спросил Гермон.
— Ни угрозами, ни обещаниями нельзя было ничего до сих пор добиться от этой страшной, наводящей ужас красавицы.
— И наверно, ничего не добьетесь, — уверенно ответил художник.
XXXIII
Лодка быстро доставила их на корабль Эймедиса. Ледши они там не застали: ее отвезли на берег, где ей хотели показать тех, кого подозревали в том, что они служили проводниками мятежным галлам. Погруженный в глубокое раздумье, Гермон сидел на палубе, ожидая Эймедиса, которого задерживали на корабле различные служебные обязанности. Он думал о Дафне. Потеря дома, а может быть, почти всего состояния будет, наверно, большим ударом для ее отца, но, превратись он теперь даже в нищего, это бы ничего не значило: есть кому позаботиться о нем и о его дочери. Он, Гермон, может вновь ваять, и каким счастливым будет он себя считать, если ему дана будет возможность отплатить человеку, сделавшему для него так много, за всю его доброту. Ему бы казалось особенной милостью судьбы, если б все до последней драхмы погибло в пламени, и тогда ему, только ему одному обязана была бы Дафна всем, и с какой радостью он будет работать, чтобы дать ей все и окружить ее той роскошью, к которой она привыкла.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94