В прошлом, сказал Садреддин перед отлетом, у нас неисчерпаемые залежи времени, за счет которых можно сберечь ресурсы будущего.
Он улетел, пообещав вернуться через минуту. Но не вернулся. Ни через минуту, ни через десять минут. Прошел целый час, а его все не было. И тогда радиопрожекторы сообщили печальную весть: астрофилософ и конструктор Времени исчез из Пространства.
Противники Машины немедленно взяли этот печальный факт на вооружение: раз в Пространстве Садреддина нет, значит, он находится где-то во Времени. Всей историей доказано, говорили они, насколько Время гибельно для человека. От Пространства еще никто не умирал, все умирали только от Времени. Так имеем ли мы право, вопрошали они, увозить человека из Пространства, которое дает ему жизнь, во Время, которое ничего не может дать, кроме смерти?
Сторонники Машины верили, что великий Садреддин не умер, нет! Мы, говорили они, еще услышим о нем – в прошлом!
И – услышали. Древние мифы донесли до нас имя Фаэтона, взмывшего в небо на солнечной колеснице. Не сразу додумалось человечество, что Фаэтон – это и есть тот самый Фотон, который умчал Садреддина к центру Галактики. Просто звук «о» может слышаться как «аэ», особенно если между говорящим и слушающим несколько тысячелетий…
Садреддин-Фаэтон взмыл на своей солнечной колеснице – и сгорел, как об этом рассказано в мифе, то ли приземлился в древнем времени, а взлететь не смог из-за какой-то поломки. А возможно, он все еще летит к центру Галактики – ведь лететь туда двадцать пять тысяч лет, и если у него что-то случилось с механизмом Времени… Тогда лететь ему еще и лететь, и неизвестно, когда он вернется на землю…
Построенные по его проекту летательные аппараты давно бороздят пространства и времена, но ни один из них не встретил в пути своего создателя, замечательного астрофилософа и конструктора Времени легендарного Фаэтона. Правда, Галактика наша велика, и не так просто встретиться на ее путях… И так легко разминуться во Времени и Пространстве…
Глава одиннадцатая. ЯН – 1963 – 1941
Невероятная вещь: Юрек починил Машину Времени. Он, простой водитель автобуса из двадцатого века, разобрался в сложнейшем механизме из далеких будущих тысячелетий.
– Все не так уж сложно, – сказал он, демонстрируя мне готовность Машины к действию. – Могли б такую Машину и раньше изобрести. Только зачем? Чтобы дать возможность всякому… – тут он употребил неизвестное мне существительное, – сбегать от своего времени в более уютные времена?
Не думаю, что у Машины Времени такое уж простое устройство. Юрек починил ее потому, что у него не было другого выхода: он должен был вернуться в свое время.
– А тот не пришел, – вздохнул он. – Что ж, так тому и быть. Видно, он не дожил до мирного времени.
Он говорил о себе в третьем лице, чтобы отделить себя от того, не существующего, который лишил его надежды выйти живым из войны.
– Может, подождем еще? – предложил я. Ждать было нечего, но нелегко отправляться на верную смерть. А он теперь знал, что идет на верную смерть.
– Нам ждать легко. А каково им там, в сорок первом?
Он так и не понял, что время для нас остановилось, что мы сможем вернуться в любой день 41-го… Если, конечно, не погибнем при посадке: из 63-го в 41-й так просто не попадешь.
Юрек нажал на рычаг. Машина качнулась, задрожала и замерла. – Что, не идет?
– Не идет. Потому что – приехали.
На календарифмометре значился год 1941-й.
– Как тебе удалось? Ведь Машина на это не рассчитана.
– Обычный технический недосмотр. Я кое-что поправил.
Он кое-что поправил! Революция в науке пятого тысячелетия – и это называется: кое-что поправил.
– Юрек, тебя бы в наш век!
– Еще в один век? Еле до своего добрался… – Он положил руку мне на плечо. – Ладно, Янек, прощай. Передай привет своему времени.
– Я пока здесь останусь. Зря я, что ли, учился воевать?
Юрек был не прочь вместе со мной повоевать, но он не знал, как быть с Машиной. Он боялся, что Машиной может воспользоваться враг. Какой-нибудь фашист может проникнуть на ней в будущее. В науке высказываются серьезные предположения, что такие случаи имели место. Больше того, академик Гловач утверждает, что фашизм в двадцатый век прибыл из средних веков, вероятно, использовав Машины Времени легкомысленных и сердобольных туристов. Академик Гловач требует большой осторожности в обращении с Машиной Времени, особенно же предостерегает от того, чтобы подбирать по дороге случайных пассажиров, ибо, говорит он, информация распространяется не только в пространстве, но и во времени. Институт истории рассматривает этот вопрос и, вероятно, перенесет фашизм из двадцатого куда-нибудь в средние, а то и в древние века.
На шоссе прогремел взрыв, затем другой. Застрочили автоматы.
– Кажется, нас окружают…
– Нет, Юрек. Это мы прибыли раньше времени: сейчас на шоссе как раз начался бой.
– Наш бой? Значит, мы подоспели вовремя.
Юрек подхватил автомат и побежал к шоссе. Я бросился за ним, прихватив санитарный пакет, так как знал, что он понадобится.
Наша помощь была очень кстати. Тот Юрек остался один, он прикрывал меня, того меня, отходившего в глубь леса. Я крикнул ему:
– Отходи, Юрек!
Мои слова подкрепил автомат нашего Юрека.
Тот Юрек продолжал вести бой, и тогда наш Юрек, побоявшись, что его могут прихлопнуть прежде времени, крикнул:
– Тебе приказано: отходи!
Но теперь уже отходили немцы. Увидев, что появилось подкрепление, они попрыгали в уцелевшие машины, и вскоре шоссе опустело.
– Юрек! – позвал я того Юрека. Он не ответил.
Я распечатал санитарный пакет и перевязал Юреку рану.
– Ладно, пусть дальше сам выкарабкивается, – сказал наш Юрек, и в словах его была единственно оправданная жестокость: жестокость к себе.
Не желая опережать события, которые мы и без того достаточно опередили, мы двинулись вдоль шоссе, оставив на произвол судьбы и Машину Времени, и меня, уже стоящего возле нее, и раненого Юрека, который все-таки поднялся с земли и теперь шел, цепляясь за встречные деревья. Мы уходили все дальше от событий, которые развертывались позади нас и в которых мы уже однажды приняли участие.
– Янек, мне нужно вернуться. Я тебя догоню.
Я не спрашиваю, зачем ему нужно вернуться. Может, он хочет посмотреть, как наша Машина отправится в 1963 год, а может, хочет вынуть какую-нибудь деталь, чтобы враг не воспользовался нашей Машиной.
Я иду дальше. Сегодня седьмое сентября, остается два дня до гибели отряда. Я понимаю, что иду к гибели, потому что только мне известен конец нашего пути. Но сейчас я бы не мог покинуть отряд. Профессор Грюн объясняет это действием закона временного притяжения: время притягивает нас к себе, взваливает на нас свои заботы, и нам становится трудно мыслить тысячелетними категориями, мы начинаем мыслить категориями года, месяца и даже одного дня.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18
Он улетел, пообещав вернуться через минуту. Но не вернулся. Ни через минуту, ни через десять минут. Прошел целый час, а его все не было. И тогда радиопрожекторы сообщили печальную весть: астрофилософ и конструктор Времени исчез из Пространства.
Противники Машины немедленно взяли этот печальный факт на вооружение: раз в Пространстве Садреддина нет, значит, он находится где-то во Времени. Всей историей доказано, говорили они, насколько Время гибельно для человека. От Пространства еще никто не умирал, все умирали только от Времени. Так имеем ли мы право, вопрошали они, увозить человека из Пространства, которое дает ему жизнь, во Время, которое ничего не может дать, кроме смерти?
Сторонники Машины верили, что великий Садреддин не умер, нет! Мы, говорили они, еще услышим о нем – в прошлом!
И – услышали. Древние мифы донесли до нас имя Фаэтона, взмывшего в небо на солнечной колеснице. Не сразу додумалось человечество, что Фаэтон – это и есть тот самый Фотон, который умчал Садреддина к центру Галактики. Просто звук «о» может слышаться как «аэ», особенно если между говорящим и слушающим несколько тысячелетий…
Садреддин-Фаэтон взмыл на своей солнечной колеснице – и сгорел, как об этом рассказано в мифе, то ли приземлился в древнем времени, а взлететь не смог из-за какой-то поломки. А возможно, он все еще летит к центру Галактики – ведь лететь туда двадцать пять тысяч лет, и если у него что-то случилось с механизмом Времени… Тогда лететь ему еще и лететь, и неизвестно, когда он вернется на землю…
Построенные по его проекту летательные аппараты давно бороздят пространства и времена, но ни один из них не встретил в пути своего создателя, замечательного астрофилософа и конструктора Времени легендарного Фаэтона. Правда, Галактика наша велика, и не так просто встретиться на ее путях… И так легко разминуться во Времени и Пространстве…
Глава одиннадцатая. ЯН – 1963 – 1941
Невероятная вещь: Юрек починил Машину Времени. Он, простой водитель автобуса из двадцатого века, разобрался в сложнейшем механизме из далеких будущих тысячелетий.
– Все не так уж сложно, – сказал он, демонстрируя мне готовность Машины к действию. – Могли б такую Машину и раньше изобрести. Только зачем? Чтобы дать возможность всякому… – тут он употребил неизвестное мне существительное, – сбегать от своего времени в более уютные времена?
Не думаю, что у Машины Времени такое уж простое устройство. Юрек починил ее потому, что у него не было другого выхода: он должен был вернуться в свое время.
– А тот не пришел, – вздохнул он. – Что ж, так тому и быть. Видно, он не дожил до мирного времени.
Он говорил о себе в третьем лице, чтобы отделить себя от того, не существующего, который лишил его надежды выйти живым из войны.
– Может, подождем еще? – предложил я. Ждать было нечего, но нелегко отправляться на верную смерть. А он теперь знал, что идет на верную смерть.
– Нам ждать легко. А каково им там, в сорок первом?
Он так и не понял, что время для нас остановилось, что мы сможем вернуться в любой день 41-го… Если, конечно, не погибнем при посадке: из 63-го в 41-й так просто не попадешь.
Юрек нажал на рычаг. Машина качнулась, задрожала и замерла. – Что, не идет?
– Не идет. Потому что – приехали.
На календарифмометре значился год 1941-й.
– Как тебе удалось? Ведь Машина на это не рассчитана.
– Обычный технический недосмотр. Я кое-что поправил.
Он кое-что поправил! Революция в науке пятого тысячелетия – и это называется: кое-что поправил.
– Юрек, тебя бы в наш век!
– Еще в один век? Еле до своего добрался… – Он положил руку мне на плечо. – Ладно, Янек, прощай. Передай привет своему времени.
– Я пока здесь останусь. Зря я, что ли, учился воевать?
Юрек был не прочь вместе со мной повоевать, но он не знал, как быть с Машиной. Он боялся, что Машиной может воспользоваться враг. Какой-нибудь фашист может проникнуть на ней в будущее. В науке высказываются серьезные предположения, что такие случаи имели место. Больше того, академик Гловач утверждает, что фашизм в двадцатый век прибыл из средних веков, вероятно, использовав Машины Времени легкомысленных и сердобольных туристов. Академик Гловач требует большой осторожности в обращении с Машиной Времени, особенно же предостерегает от того, чтобы подбирать по дороге случайных пассажиров, ибо, говорит он, информация распространяется не только в пространстве, но и во времени. Институт истории рассматривает этот вопрос и, вероятно, перенесет фашизм из двадцатого куда-нибудь в средние, а то и в древние века.
На шоссе прогремел взрыв, затем другой. Застрочили автоматы.
– Кажется, нас окружают…
– Нет, Юрек. Это мы прибыли раньше времени: сейчас на шоссе как раз начался бой.
– Наш бой? Значит, мы подоспели вовремя.
Юрек подхватил автомат и побежал к шоссе. Я бросился за ним, прихватив санитарный пакет, так как знал, что он понадобится.
Наша помощь была очень кстати. Тот Юрек остался один, он прикрывал меня, того меня, отходившего в глубь леса. Я крикнул ему:
– Отходи, Юрек!
Мои слова подкрепил автомат нашего Юрека.
Тот Юрек продолжал вести бой, и тогда наш Юрек, побоявшись, что его могут прихлопнуть прежде времени, крикнул:
– Тебе приказано: отходи!
Но теперь уже отходили немцы. Увидев, что появилось подкрепление, они попрыгали в уцелевшие машины, и вскоре шоссе опустело.
– Юрек! – позвал я того Юрека. Он не ответил.
Я распечатал санитарный пакет и перевязал Юреку рану.
– Ладно, пусть дальше сам выкарабкивается, – сказал наш Юрек, и в словах его была единственно оправданная жестокость: жестокость к себе.
Не желая опережать события, которые мы и без того достаточно опередили, мы двинулись вдоль шоссе, оставив на произвол судьбы и Машину Времени, и меня, уже стоящего возле нее, и раненого Юрека, который все-таки поднялся с земли и теперь шел, цепляясь за встречные деревья. Мы уходили все дальше от событий, которые развертывались позади нас и в которых мы уже однажды приняли участие.
– Янек, мне нужно вернуться. Я тебя догоню.
Я не спрашиваю, зачем ему нужно вернуться. Может, он хочет посмотреть, как наша Машина отправится в 1963 год, а может, хочет вынуть какую-нибудь деталь, чтобы враг не воспользовался нашей Машиной.
Я иду дальше. Сегодня седьмое сентября, остается два дня до гибели отряда. Я понимаю, что иду к гибели, потому что только мне известен конец нашего пути. Но сейчас я бы не мог покинуть отряд. Профессор Грюн объясняет это действием закона временного притяжения: время притягивает нас к себе, взваливает на нас свои заботы, и нам становится трудно мыслить тысячелетними категориями, мы начинаем мыслить категориями года, месяца и даже одного дня.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18