Все двери и окна все время держали широко раскрытыми, чтобы не упустить малейшее дуновение ветерка, поэтому назойливые насекомые постоянно причиняли беспокойство.
– Превосходно, – ответил Андре.
– Прекрасно! – Джемма вымученно улыбнулась и уселась в кресло рядом с отцом. Она сняла с локтя сумочку, стянула перчатки и положила их на стол рядом с вазой, в которой стояли листья веерной пальмы, воткнутые в песок.
Отец, казалось, очень старался играть роль любящего родителя, хотя по временам это ему не слишком удавалось. Джемма решила, что этого и следовало ожидать. Нельзя было рассчитывать, что произойдет чудо и отец мгновенно изменится. Довольно и того, что он хотя бы старается…
Они втроем довольно мило побеседовали немного, затем Джемма, которую одолели москиты, решила, что уже достаточно задержалась, чтобы не показаться невежливой, и сказала:
– Я знаю, что у вас всегда найдутся для обсуждения деловые вопросы, так что, если вы не возражаете, я хотела бы пораньше лечь спать.
Андре и ее отец вежливо встали, когда она поднялась с места. Джемма пожелала им обоим доброй ночи. Она очень устала, потому что провела весь день в школе-интернате при монастыре урсулинок, обучая девочек-сирот чтению и вышиванию. Джемма была уже почти на полпути к спальне, когда спохватилась, что забыла на столе свою сумочку и перчатки. Она резко повернулась и пошла назад, чтобы их забрать. Ее ноги в шелковых туфельках ступали почти бесшумно по плетеным тростниковым циновкам, которыми на лето заменили ковры. Джемма уже собиралась войти в гостиную, как вдруг услышала, что говорил Андре. И застыла на месте.
– Сколько еще времени, по-вашему, я должен продолжать эту бессмысленную игру в кошки-мышки, месье? Послушайте, просто поговорите с ней, и давайте покончим с этим дурацким фарсом.
Когда заговорил отец, его тон ошеломил Джемму. Он напомнил ей прежнего Томаса О'Херли – нетерпеливого, холодного, сурового и безжалостного.
– Я рассчитываю, что вы будете продолжать до тех пор, пока она не будет готова принять ваше предложение. Я вам уже говорил раньше, что если только Джемма заподозрит о нашем соглашении, вы можете навсегда распрощаться с денежками из ее приданого, Роффиньяк, и тогда вам не удастся восстановить эту груду развалин, которую вы когда-то называли домом.
– Вы думаете, что посулами денег можете заставить меня бесконечно ухаживать за ней? Вы нуждаетесь во мне точно также, как я нуждаюсь в ваших деньгах. Иначе как бы еще вам удалось проникнуть в наше высшее общество? На вас, американцев, и так уже смотрят как на неотесанных варваров, беззастенчивых стяжателей…
– Это не я вызвался жениться из-за денег, – безжалостно напомнил ему Томас.
– Моя семья принадлежит к старейшей новоорлеанской знати, месье О'Херли. Подобные браки не редкость в нашей среде. Я завтра же могу найти себе другую невесту и гораздо моложе к тому же. Шестнадцать – прекрасный, вполне подходящий возраст.
– Зато приданое вполовину меньше, – возразил ее отец.
Джемма в ужасе прислонилась к стене, прижимая руки к груди. Кровь отхлынула от ее лица, голова закружилась. Опираясь одной рукой о стену, чтобы не упасть, девушка осторожно пробралась по коридору в свою комнату и бесшумно закрыла за собой дверь.
Ее снова предали. Отец заключил новое брачное соглашение, даже не задумываясь и не заботясь о ее чувствах, не спросив ее мнения. Его доброе отношение к ней оказалось фарсом. Он так ничему и не научился. Так и не понял, на что она теперь способна, раз решил, что она станет терпеть подобный произвол.
Но отец недооценил ее. Больше ему уже не удастся поколебать ее своими жалостливыми мольбами. Когда потрясение от неожиданного открытия начало ослабевать, девушку охватил гнев. Она вышла на балкон и выглянула наружу. Не считая единственной проезжавшей мимо кареты, улица была пустынна. Язычки пламени в уличных фонарях заметались под действием только что поднявшегося легкого ветерка. В отдалении раздавался звон церковных колоколов.
Джемма осознала, что вернулась к тому, с чего начала, и сердце ее переполнилось горечью. Но теперь все будет иначе. Томасу О’Херли никогда не стать отцом, о котором она молила Всевышнего. Он никогда не научится уважать ее, видеть в ней полноценную личность, а не просто предмет собственности, который можно использовать с выгодой. Она больше не в силах здесь оставаться и быть пешкой в его руках. Но на этот раз она оставляет отцовский дом окончательно.
С твердым намерением раз и навсегда выяснить с отцом отношения, Джемма решила дождаться, пока Андре покинет их дом. Она вернулась в комнату, отодвинула в сторону противомоскитную сетку, прикрывавшую кровать, и сбросила шаль на покрывало, которое ей подарила Нетти. Ее скамеечка для коленопреклоненных молитв и маленький алтарь были единственными предметами обстановки, которые отец захватил с собой из ее комнаты в Бостоне. Он посчитал, что они этого стоят, но не из-за их религиозного назначения, а потому что в большинстве креольских домов имелись точно такие же алтари.
Джемма опустилась на колени, сложила ладони вместе и подняла взгляд к миниатюрным образкам святых. Теперь она больше не чувствовала себя такой потерянной и отчаявшейся, как в прошлом году. Вместо того чтобы подчиниться судьбе и молить Бога о чуде, она преисполнилась твердой решимости и вновь обретенной непреклонности.
Осенив себя крестным знамением, Джемма склонила голову в молитве.
– Дорогие заступники и заступницы, я знаю, что согрешила и что прожила совсем не ту жизнь, которую вы выбрали бы для себя, но я всегда старалась поступать правильно и не причинять никому вреда. Я собираюсь покинуть дом моего отца и отказаться от его покровительства. Я знаю по своему собственному опыту, что могу сама позаботиться о себе и что с вашей помощью и заступничеством я не пропаду.
Джемма перекрестилась и, поднявшись с колен, снова вышла на балкон. На этот раз она как следует подготовится, прежде чем уехать. У нее будет с собой достаточно денег, приличная одежда и ясное осознание своего предназначения.
Внизу, во дворе, Андре Роффиньяк садился в свою коляску, ему помогал чернокожий кучер.
Не желая терять времени даром, Джемма принялась собирать вещи.
Глава 20
Сейчас или никогда!..
Хантер наконец решился ступить на тротуар и направился к дому на Сент-Луис-стрит, где, как сказали ему работники пакгауза «О'Херли импорт», находилась резиденция владельца компании. Он прибыл в город прямо из порта, приготовившись постучать в дверь со шляпой в руке и принести искренние извинения. Пылкое красноречие и избыток монет помогли ему получить комнату в приличной гостинице над кафе во Французском квартале, хотя владелец сначала пытался ему отказать на том основании, что он из «каинова отродья» и скорее всего доставит массу неприятностей.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80
– Превосходно, – ответил Андре.
– Прекрасно! – Джемма вымученно улыбнулась и уселась в кресло рядом с отцом. Она сняла с локтя сумочку, стянула перчатки и положила их на стол рядом с вазой, в которой стояли листья веерной пальмы, воткнутые в песок.
Отец, казалось, очень старался играть роль любящего родителя, хотя по временам это ему не слишком удавалось. Джемма решила, что этого и следовало ожидать. Нельзя было рассчитывать, что произойдет чудо и отец мгновенно изменится. Довольно и того, что он хотя бы старается…
Они втроем довольно мило побеседовали немного, затем Джемма, которую одолели москиты, решила, что уже достаточно задержалась, чтобы не показаться невежливой, и сказала:
– Я знаю, что у вас всегда найдутся для обсуждения деловые вопросы, так что, если вы не возражаете, я хотела бы пораньше лечь спать.
Андре и ее отец вежливо встали, когда она поднялась с места. Джемма пожелала им обоим доброй ночи. Она очень устала, потому что провела весь день в школе-интернате при монастыре урсулинок, обучая девочек-сирот чтению и вышиванию. Джемма была уже почти на полпути к спальне, когда спохватилась, что забыла на столе свою сумочку и перчатки. Она резко повернулась и пошла назад, чтобы их забрать. Ее ноги в шелковых туфельках ступали почти бесшумно по плетеным тростниковым циновкам, которыми на лето заменили ковры. Джемма уже собиралась войти в гостиную, как вдруг услышала, что говорил Андре. И застыла на месте.
– Сколько еще времени, по-вашему, я должен продолжать эту бессмысленную игру в кошки-мышки, месье? Послушайте, просто поговорите с ней, и давайте покончим с этим дурацким фарсом.
Когда заговорил отец, его тон ошеломил Джемму. Он напомнил ей прежнего Томаса О'Херли – нетерпеливого, холодного, сурового и безжалостного.
– Я рассчитываю, что вы будете продолжать до тех пор, пока она не будет готова принять ваше предложение. Я вам уже говорил раньше, что если только Джемма заподозрит о нашем соглашении, вы можете навсегда распрощаться с денежками из ее приданого, Роффиньяк, и тогда вам не удастся восстановить эту груду развалин, которую вы когда-то называли домом.
– Вы думаете, что посулами денег можете заставить меня бесконечно ухаживать за ней? Вы нуждаетесь во мне точно также, как я нуждаюсь в ваших деньгах. Иначе как бы еще вам удалось проникнуть в наше высшее общество? На вас, американцев, и так уже смотрят как на неотесанных варваров, беззастенчивых стяжателей…
– Это не я вызвался жениться из-за денег, – безжалостно напомнил ему Томас.
– Моя семья принадлежит к старейшей новоорлеанской знати, месье О'Херли. Подобные браки не редкость в нашей среде. Я завтра же могу найти себе другую невесту и гораздо моложе к тому же. Шестнадцать – прекрасный, вполне подходящий возраст.
– Зато приданое вполовину меньше, – возразил ее отец.
Джемма в ужасе прислонилась к стене, прижимая руки к груди. Кровь отхлынула от ее лица, голова закружилась. Опираясь одной рукой о стену, чтобы не упасть, девушка осторожно пробралась по коридору в свою комнату и бесшумно закрыла за собой дверь.
Ее снова предали. Отец заключил новое брачное соглашение, даже не задумываясь и не заботясь о ее чувствах, не спросив ее мнения. Его доброе отношение к ней оказалось фарсом. Он так ничему и не научился. Так и не понял, на что она теперь способна, раз решил, что она станет терпеть подобный произвол.
Но отец недооценил ее. Больше ему уже не удастся поколебать ее своими жалостливыми мольбами. Когда потрясение от неожиданного открытия начало ослабевать, девушку охватил гнев. Она вышла на балкон и выглянула наружу. Не считая единственной проезжавшей мимо кареты, улица была пустынна. Язычки пламени в уличных фонарях заметались под действием только что поднявшегося легкого ветерка. В отдалении раздавался звон церковных колоколов.
Джемма осознала, что вернулась к тому, с чего начала, и сердце ее переполнилось горечью. Но теперь все будет иначе. Томасу О’Херли никогда не стать отцом, о котором она молила Всевышнего. Он никогда не научится уважать ее, видеть в ней полноценную личность, а не просто предмет собственности, который можно использовать с выгодой. Она больше не в силах здесь оставаться и быть пешкой в его руках. Но на этот раз она оставляет отцовский дом окончательно.
С твердым намерением раз и навсегда выяснить с отцом отношения, Джемма решила дождаться, пока Андре покинет их дом. Она вернулась в комнату, отодвинула в сторону противомоскитную сетку, прикрывавшую кровать, и сбросила шаль на покрывало, которое ей подарила Нетти. Ее скамеечка для коленопреклоненных молитв и маленький алтарь были единственными предметами обстановки, которые отец захватил с собой из ее комнаты в Бостоне. Он посчитал, что они этого стоят, но не из-за их религиозного назначения, а потому что в большинстве креольских домов имелись точно такие же алтари.
Джемма опустилась на колени, сложила ладони вместе и подняла взгляд к миниатюрным образкам святых. Теперь она больше не чувствовала себя такой потерянной и отчаявшейся, как в прошлом году. Вместо того чтобы подчиниться судьбе и молить Бога о чуде, она преисполнилась твердой решимости и вновь обретенной непреклонности.
Осенив себя крестным знамением, Джемма склонила голову в молитве.
– Дорогие заступники и заступницы, я знаю, что согрешила и что прожила совсем не ту жизнь, которую вы выбрали бы для себя, но я всегда старалась поступать правильно и не причинять никому вреда. Я собираюсь покинуть дом моего отца и отказаться от его покровительства. Я знаю по своему собственному опыту, что могу сама позаботиться о себе и что с вашей помощью и заступничеством я не пропаду.
Джемма перекрестилась и, поднявшись с колен, снова вышла на балкон. На этот раз она как следует подготовится, прежде чем уехать. У нее будет с собой достаточно денег, приличная одежда и ясное осознание своего предназначения.
Внизу, во дворе, Андре Роффиньяк садился в свою коляску, ему помогал чернокожий кучер.
Не желая терять времени даром, Джемма принялась собирать вещи.
Глава 20
Сейчас или никогда!..
Хантер наконец решился ступить на тротуар и направился к дому на Сент-Луис-стрит, где, как сказали ему работники пакгауза «О'Херли импорт», находилась резиденция владельца компании. Он прибыл в город прямо из порта, приготовившись постучать в дверь со шляпой в руке и принести искренние извинения. Пылкое красноречие и избыток монет помогли ему получить комнату в приличной гостинице над кафе во Французском квартале, хотя владелец сначала пытался ему отказать на том основании, что он из «каинова отродья» и скорее всего доставит массу неприятностей.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80