~~~
В классе, вроде Школы Джона Берроуза. Комната переполнена людьми, и я стою перед ними. Кто-то вызывает Фреда Тернера. Я отвечаю:
-- Я его знаю, приму звонок и передам сообщение. -- Посыльный -средних лет, довольно осанистый, одет в какой-то серый мундир, почтальон, уборщик, привратник, курьер -- и явно не хорошие новости принес.
Фред что -- умер? Последнее, что я о нем слышал, -- он в Аргентине, преподает в Армии, как выигрывать в пинг-понг, в этом умении ему равных нет. Должно быть, он сейчас моих лет -- семьдесят семь. Интересно, он до сих пор впутывается в "незначительные происшествия"? Так, замараться, знаете ли.
-- Аллаху это не нравится, -- как неумолимо говорил Бени Мениси. И все же Капитан-расстрига как-то умудрился там не присутствовать, когда все рухнуло.
-- О юуу-хууу?
Его с позором прогнали со Службы. Перевели в крошечную уборную и дали все сержантские инструкции не подчиняться приказам, если таковые вообще будут. А кроме этого -- натравили на него Комиссию Зед. И какой-то полковник, похожий на высеченного в камне истукана горы Рашмор(98), вынимает трубку и скрежещет:
-- По нашему мнению, Тернер, вы в Армии ни к черту не годитесь.
Ох, батюшки, умеет же он изобразить маленького туземца.
-- Мне жаль это слышать от вас, сэр. Я всегда пытался хорошо выполнять свою работу, сэр, насколько хватало моих способностей, сэр. Вы не могли бы привести какие-либо конкретные упущения, сэр? Я изо всех сил старался добиться этого звания, сэр. Да что там, я помню, как получил нашивки младшего летехи, и как у меня перехватывало в горле при этой песне: "Нашивки на твоих плечах, а звезды у тебя в глазах".
Ни стыда, ни совести. Ревет "Звездно-полосатое знамя", скосив на сторону пасть, -- а у него пасть такая, что за оградой лагеря слыхать.
-- Этот человек прошел психиатрическое обследование? -- скрипит Старая Трубка.
И вот теперь он сидит в своем сортире.
-- Да ты никак не обставишь Комиссию Зед, Фред, -- все ему говорят. -Последнего, кто попробовал, увезли в смирительной рубашке.
И вот на этом критическом перепутье Капитан Фред выигрывает вседорожник "крайслер" в конкурсе -- за свой армейский лозунг:
"Готовность в мире. Превосходство в войне".
И Фред отчаливает, помахивая ручкой и дудя в клаксон, а сортир свой, развалину, тащит сзади буксирном тросе. Все оборачиваются посмотреть, и прямо перед Офицерским Клубом он сортир отпускает, и тот рассыпается с записанным на пленку издевательским воплем:
-- Адью и улю-лю!
Но, я думаю, каждому рано или поздно номер выпадает. Меня самого уже дважды -- трижды -- по плечу этот посланник с пергаментным лицом похлопывал. Почтальон, который всегда звонит дважды.
В Париже, дешевая гостиница. Номер 197, рядом с туалетом. Тонкие стены. Комнатенка с узкой бугристой койкой. Один стул, гардероб без дверцы. Небольшой письменный стол. Снаружи вижу вывески на французском языке. Рекламу. По-французски. По-французски. По-французски. Кошмарное чувство заброшенности, скуки и пустоты. Точно снаружи ничего нет, кроме слов по-французски. Я выхожу на улицу, удостоверившись, что не забуду, где гостиница.
Мне нужно поменять немного денег. Сейчас без четверти пять, а обменные киоски закрываются в пять. Я спрашиваю у женщины в открытой лавке:
-- Ou est un bureau de change?(99)
Она отвечает, что может поменять мне американские деньги. У меня две очень крупные купюры ржаво-коричневого цвета в кармане брюк. Одной хватит на тот случай, если женщине в гостинице захочется получить вперед. Багажа у меня с собой нет. Район, прилегающий к гостинице, похож на аэропорт.
Там Энтони и Брайон, они пытаются меня приободрить. Брайон что-то рассказывает о каких-то "листах снов", как он выражается, которые он вел в детстве.
Город смутно напоминает Нью-Йорк, на который накладывается Страна Мертвых. Темные грязные улицы, заваленные мусором и отбросами -- но после какого использования весь этот мусор? И отбросы -- от какой еды и из каких упаковок? Здесь запах смерти и гниения, вонь разложения неведомой падали. Многие здания на вид брошены или заняты лишь наполовину. У многих -загаженные мраморные фасады и ступени. Улицы узкие. Парк перед путешественником -- перепутанный клубок корней, лиан и бесформенных деревьев.
Я оставляю прежнего возлюбленного, который завел себе жену и во мне больше не нуждается. Глядя на спутанные корни, гниющие плоды и фосфоресцирующие экскременты, я понимаю, что должен принять природу своей собственной потребности.
Почему мне нужно, чтобы во мне нуждались, и почему я не могу противостоять этой жалкой потребности и устранить ее? Ибо необъяснимая и, следовательно, неумеренная потребность всегда жалка и неприглядна. Человек, страдающий, сколь бы интенсивно он ни страдал, от неосуществимых сексуальных потребностей, всегда становится объектом презрения. Винить в этом он может только себя. Но ему, может быть, очень трудно признать те свои части, которые он может обвинить.
Боль размышлений о том, как развлекаются мой потерянный возлюбленный и его новая любовница, вовсе не задумываясь о моей боли и потребности, режет меня, точно вымоченный в соли проволочный хлыст.
Когда ты не молвил день и расщепил час
Я подумал: Что секундам делать после часа?
И еще подумал: Минуты здесь должны пройти.
Так сказал Эдгар Аллан По
В краткий миг пред тем как мертвые эоны
обвинили живые месяцы ни за что и за все
Но никто и ничто не смогло залечить раскола
когда время стенало точно отрезанный коралл
И времени не оставалось больше, чтобы затянулись
раны пробитого времени сочащегося в
пустоту использованных бритв в
сердце ревущего Техаса
Ибо порок их невозможно исцелить
Лучше отнести его к волнам что
унимают пластыри дождливых дней
И завершить отчаянные вспышки
спрея с краской поперек накрененных омутов
Унынья и ртутных отравлений
Ибо нет успокоенья в пригородной зоне для
лилового стенанья утраченной бугенвиллии
Поскольку только после всего нынешнего и ныне
писанного эоны назад сломанной каменной мотыгой
согбенной тяжестью веков встает он
и протягивает тебе свои ныне-мозолистые
руки что портят affreuse(100) баббл-гама,
фривольность, зубками вставными
в вопящем черепе, расплавленным свинцом
в ухо исходящее на крик и хрупким
нюансом сального страха. Еще не
поздно перевернуть эту страницу.
Я дожидаюсь Пола Клейна из Галереи Клейна в Чикаго -- он должен прийти и отобрать картины для предстоящей выставки. Звонок в дверь. Я открываю, там, на резиновом коврике с выдавленной надписью "Добро пожаловать", стоит человек. Я жестом приглашаю его зайти. Жестом прошу садиться в кресло из зеленой искусственной кожи, довольно удобное, куплено за пять долларов на соседской распродаже.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50