ты жалок, тебе самого себя жалко, ты жмешь ногой на педаль догоняешь молодых обгоняешь их шуруешь баранкой так будто любви уже не будет ты едешь с ними на пляж потрясая мечом и сигарой хохоча ты отводишь их к океану к последней русалке к водорослям, акулам и веселым китам где кончается плоть, время, страх и вот они останавливаются а ты идешь дальше к своему океану от сигары пощипывает губы как когда-то пощипывало от любви.
Вегас
там было мерзлое дерево, и я собирался его нарисовать но тут посыпались снаряды и в Вегасе глядя на зеленый тент в половине четвертого утра я умер без курева, без номера "Атлэнтик Мансли" окна вскрикивали, как голуби, оплакивавшие бомбардировку Милана и я пошел жить к крысам но огни были слишком ярки и я подумал быть может лучше вернуться и сидеть на поэтическом семинаре:
блестящее описание газели - это
черт знает что;
распятие будто муха у меня на окне
дыханье матери колышет листочки
в моем сознании;
и я поехал автостопом в Лос-Анджелес сквозь похмельные облака и я достал из кармана письмо и прочел его а водитель спросил: что это такое? да так, говорю, одна девка с Севера которая спала с Паундом, она уверяет меня что Х. Д. это наша лучшая поэтесса; ну, преподнесла нам Хильда несколько розовых греческих богов с фарфором но с тех пор, как я ее прочитал, сто сорок сосулек свисают с моих костей.
я сворачиваю, не доезжая Лос-Анджелеса, - сказал шофер.
ну, хорошо, говорю, белые лилии преклоняются перед нашим разумом и когда-нибудь мы отправимся домой все вместе.
ну вот, сказал он, дальше я не поеду. что ж как ему угодно, старая сморщенная шлюха Время твои груди пахнут сметаной грез он высадил меня посреди пустыни;
умирать значит умирать значит умирать,
в подвалах старые фонографы Джо Димаджо на складах лук...
через 45 минут меня подобрали на старом Форде и на этот раз я держал язык за зубами.
на досмотр почтового ящика
чудной полдень и полчища червей извивались, будто стриптизерши пока их не умыкнули дрозды
я выхожу из дома вдоль улицы развешаны флаги зеленых армий как неувядающее 4-е июля и я тоже как бы раздуваюсь изнутри - какой-то странный прорыв, может быть, ощущение того, чт что нигде нет никаких врагов.
и вот я лезу в почтовый ящик а там пусто - ни даже записки из газовой компании гласящей что вот-вот они снова отключат газ.
ни даже маленького письмеца от бывшей жены хвастающей как она теперь счастлива.
рука недоверчиво ползает по ящику хотя рассудок давно смирился.
там нет даже дохлой мухи.
дурак, думаю я, мог бы и догадаться что так и будет.
иду домой, а все цветы угодливо тянуться ко мне.
есть что-нибудь? спрашивает женщина.
пусто, - отвечаю я, что на завтрак?
fuzz
ко мне бегут трое мальчишек свистят в свистки кричат вы пьяны! не двигаться! и начинают бить меня по ногам игрушечными дубинками. у одного даже есть кокарда у другого наручники но я поднял руки высоко над головой
а когда я иду в винную лавку они роятся вокруг как пчелы выкуренные из гнезда. я покупаю четверть галлона дешевого виски и три шоколадки.
никакой Леди Годивы
она заявилась ко мне пьяная въехала по ступенькам на олене: так много женщин которые хотят спасти мир, но не могут содержать в порядке собственную кухню, но я... мы зашли в дом, я зажег три красных свечи налил вина и рассмотрел ее:
сзади широко
спереди длинно
а все остальное.
превосходно. такая
могла бы отыскать
цветок циннии в Хот-Спрингсе
штат Арканзас.
три недели мы ели оленину. потом она спала с домохозяином чтобы не платить за квартиру. потом я устроил ее официанткой. я спал целый день, а когда она приходила, я развлекал ее болтовней - она это обожала.
она умерла быстро однажды ночью покинула этот мир почти таким же, каким застала
я теперь встаю спозаранку и иду на товарную платформу подбирать выброшенную или выпавшую из вагонов капусту апельсины картошку
к полудню я уже наедаюсь и сплю видя во сне, как плачу за квартиру пронумерованными кусочками пластика выданными мне лучшим из миров
штрафной талон
я снова уволен с работы и меня остановила полиция за то, что я ехал на красный свет на Серрано Авеню я мало что соображал я стоял по щиколотку в листве отвернув лицо чтоб на них не так сильно разило алкоголем и я взял талон вернулся к себе в комнату и нашел по радио хорошую симфонию какого-то русского или немца какого-то угрюмого крутого парня но все же мне было холодно и одиноко и я курил сигарету за сигаретой и я включил обогреватель а потом увидел на полу журнал с моим лицом на обложке я подошел и поднял, но это оказался не я потому что вчерашний день ушел а сегодня сплошная бодяга и бега борзых и тошнота и женщины, некоторые женщины обретают на мгновение красоту соборов и теперь пошел Барток который знал, что делает это значит, он не знал, что делает а завтра я, похоже вернусь на эту ебаную работу как муж к жене с четырьмя детьми если только меня примут обратно но сегодня я знаю, что выбрался из какой-то сети через тридцать секунд я труп и важно распознать требуется распознать этот момент хочет ли он продолжаться чтобы принести пользу силе духа и черепу цветка горe... кораблю... женщине законам холода и законам камня всему обретающему ощущение сиюминутности отмывающему как лучшее мыло на рынке приносящему Париж, Испанию, рощи Хемингуэя, голубую мадонну, новорожденного бычка ночь в чулане с осыпающейся красной краской и я надеюсь заплатить штраф хоть я и не ехал на красный свет но они-то говорят, что ехал.
любитель цветов
В Горах Валькирий где бродят надменные павлины я увидел цветок размером со свою голову а нагнувшись, чтобы его понюхать
лишился мочки уха кусочка носа одного глаза и половины пачки сигарет.
на следующий день я вернулся чтоб выдрать проклятый цветок но он мне показался таким красивым что вместо него я придушил павлина
в дождливый день в окружном музее Лос-Анджелеса
еврей согнулся и
умер. 99 пулеметов было переправлено на кораблях во Францию. кто-то выиграл третий забег пока я осматривал
пропеллер старого моноплана подошел человек с повязкой на глазу. начался дождь. он все лил и лил а машины скорой помощи ехали бок о бок по улицам, и хотя все было очень грустно я наслаждался этой минутой как тогда в Новом Орлеане питаясь шоколадными плитками глядя на голубей в глухом переулке с французским названием пока река за моей спиной превращалась в морской залив и устало двигались облака по небу которое умерло примерно тогда когда был зарезан Цезарь, и я пообещал себе что когда-нибудь я припомню все как оно было.
подошел человек и кашлянул. как думаете, дождь прекратится? - спросил он. я не ответил. я потрогал старый пропеллер и прислушался, как муравьи несутся по крыше на край вселенной.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10
Вегас
там было мерзлое дерево, и я собирался его нарисовать но тут посыпались снаряды и в Вегасе глядя на зеленый тент в половине четвертого утра я умер без курева, без номера "Атлэнтик Мансли" окна вскрикивали, как голуби, оплакивавшие бомбардировку Милана и я пошел жить к крысам но огни были слишком ярки и я подумал быть может лучше вернуться и сидеть на поэтическом семинаре:
блестящее описание газели - это
черт знает что;
распятие будто муха у меня на окне
дыханье матери колышет листочки
в моем сознании;
и я поехал автостопом в Лос-Анджелес сквозь похмельные облака и я достал из кармана письмо и прочел его а водитель спросил: что это такое? да так, говорю, одна девка с Севера которая спала с Паундом, она уверяет меня что Х. Д. это наша лучшая поэтесса; ну, преподнесла нам Хильда несколько розовых греческих богов с фарфором но с тех пор, как я ее прочитал, сто сорок сосулек свисают с моих костей.
я сворачиваю, не доезжая Лос-Анджелеса, - сказал шофер.
ну, хорошо, говорю, белые лилии преклоняются перед нашим разумом и когда-нибудь мы отправимся домой все вместе.
ну вот, сказал он, дальше я не поеду. что ж как ему угодно, старая сморщенная шлюха Время твои груди пахнут сметаной грез он высадил меня посреди пустыни;
умирать значит умирать значит умирать,
в подвалах старые фонографы Джо Димаджо на складах лук...
через 45 минут меня подобрали на старом Форде и на этот раз я держал язык за зубами.
на досмотр почтового ящика
чудной полдень и полчища червей извивались, будто стриптизерши пока их не умыкнули дрозды
я выхожу из дома вдоль улицы развешаны флаги зеленых армий как неувядающее 4-е июля и я тоже как бы раздуваюсь изнутри - какой-то странный прорыв, может быть, ощущение того, чт что нигде нет никаких врагов.
и вот я лезу в почтовый ящик а там пусто - ни даже записки из газовой компании гласящей что вот-вот они снова отключат газ.
ни даже маленького письмеца от бывшей жены хвастающей как она теперь счастлива.
рука недоверчиво ползает по ящику хотя рассудок давно смирился.
там нет даже дохлой мухи.
дурак, думаю я, мог бы и догадаться что так и будет.
иду домой, а все цветы угодливо тянуться ко мне.
есть что-нибудь? спрашивает женщина.
пусто, - отвечаю я, что на завтрак?
fuzz
ко мне бегут трое мальчишек свистят в свистки кричат вы пьяны! не двигаться! и начинают бить меня по ногам игрушечными дубинками. у одного даже есть кокарда у другого наручники но я поднял руки высоко над головой
а когда я иду в винную лавку они роятся вокруг как пчелы выкуренные из гнезда. я покупаю четверть галлона дешевого виски и три шоколадки.
никакой Леди Годивы
она заявилась ко мне пьяная въехала по ступенькам на олене: так много женщин которые хотят спасти мир, но не могут содержать в порядке собственную кухню, но я... мы зашли в дом, я зажег три красных свечи налил вина и рассмотрел ее:
сзади широко
спереди длинно
а все остальное.
превосходно. такая
могла бы отыскать
цветок циннии в Хот-Спрингсе
штат Арканзас.
три недели мы ели оленину. потом она спала с домохозяином чтобы не платить за квартиру. потом я устроил ее официанткой. я спал целый день, а когда она приходила, я развлекал ее болтовней - она это обожала.
она умерла быстро однажды ночью покинула этот мир почти таким же, каким застала
я теперь встаю спозаранку и иду на товарную платформу подбирать выброшенную или выпавшую из вагонов капусту апельсины картошку
к полудню я уже наедаюсь и сплю видя во сне, как плачу за квартиру пронумерованными кусочками пластика выданными мне лучшим из миров
штрафной талон
я снова уволен с работы и меня остановила полиция за то, что я ехал на красный свет на Серрано Авеню я мало что соображал я стоял по щиколотку в листве отвернув лицо чтоб на них не так сильно разило алкоголем и я взял талон вернулся к себе в комнату и нашел по радио хорошую симфонию какого-то русского или немца какого-то угрюмого крутого парня но все же мне было холодно и одиноко и я курил сигарету за сигаретой и я включил обогреватель а потом увидел на полу журнал с моим лицом на обложке я подошел и поднял, но это оказался не я потому что вчерашний день ушел а сегодня сплошная бодяга и бега борзых и тошнота и женщины, некоторые женщины обретают на мгновение красоту соборов и теперь пошел Барток который знал, что делает это значит, он не знал, что делает а завтра я, похоже вернусь на эту ебаную работу как муж к жене с четырьмя детьми если только меня примут обратно но сегодня я знаю, что выбрался из какой-то сети через тридцать секунд я труп и важно распознать требуется распознать этот момент хочет ли он продолжаться чтобы принести пользу силе духа и черепу цветка горe... кораблю... женщине законам холода и законам камня всему обретающему ощущение сиюминутности отмывающему как лучшее мыло на рынке приносящему Париж, Испанию, рощи Хемингуэя, голубую мадонну, новорожденного бычка ночь в чулане с осыпающейся красной краской и я надеюсь заплатить штраф хоть я и не ехал на красный свет но они-то говорят, что ехал.
любитель цветов
В Горах Валькирий где бродят надменные павлины я увидел цветок размером со свою голову а нагнувшись, чтобы его понюхать
лишился мочки уха кусочка носа одного глаза и половины пачки сигарет.
на следующий день я вернулся чтоб выдрать проклятый цветок но он мне показался таким красивым что вместо него я придушил павлина
в дождливый день в окружном музее Лос-Анджелеса
еврей согнулся и
умер. 99 пулеметов было переправлено на кораблях во Францию. кто-то выиграл третий забег пока я осматривал
пропеллер старого моноплана подошел человек с повязкой на глазу. начался дождь. он все лил и лил а машины скорой помощи ехали бок о бок по улицам, и хотя все было очень грустно я наслаждался этой минутой как тогда в Новом Орлеане питаясь шоколадными плитками глядя на голубей в глухом переулке с французским названием пока река за моей спиной превращалась в морской залив и устало двигались облака по небу которое умерло примерно тогда когда был зарезан Цезарь, и я пообещал себе что когда-нибудь я припомню все как оно было.
подошел человек и кашлянул. как думаете, дождь прекратится? - спросил он. я не ответил. я потрогал старый пропеллер и прислушался, как муравьи несутся по крыше на край вселенной.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10