Бутылку я спас, но грохнулся затылком о тротуар - ШМЯК !
Они оба стояли и смотрели, как я падаю. Я был оглушен почти до потери сознания и все-таки сумел крикнуть им через улицу:
-Рой ! Холлис ! Проводите меня до дома, прошу вас, я сильно ушибся !
Они постояли немного, глядя на меня. Потом они сели в машину, завели мотор, откинулись на спинку сиденья, и преспокойненько тронулись в путь.
Со мной рассчитались сполна, но за что ? За гробик ? Что бы это ни было - вождение моей машины, я сам в роли шута и(или) шафера, - к дальнейшему употреблению я был не годен. Род человеческий я всё же считал омерзительным. Но что делало его особенно мерзким - так это болезнь внутрисемейных уз, в том числе и брак, подмена силы и взаимопомощи, болезнь, которой, точно накожной язве, проказе, подвержены все: сначала ближайший сосед, потом ближайший квартал, район, город, округ, штат, вся страна... каждый в своей ячейке хватается за задницу ближнего, пытаясь выжить в атмосфере животного страха и тупости.
Да, своё я получил сполна, я понял это, когда они бросили меня там, не вняв моей мольбе.
Ещё пять минут, подумал я. Если никто не помешает мне полежать здесь ещё пять минут, я встану и доберусь до дома, я попаду домой. Я оказался самым последним изгоем. Билли Кид в подметки мне не годился. Ещё пять минут. Дайте мне только добраться до моей пещеры. Еслт они ещё хоть раз позовут меня на своё торжество, я сообщу им, куда его стоит засунуть. Пять минут. Это всё, что мне нужно.
Мимо шли две женщины. Они обернулись и посмотрели на меня.
- Ой, смотри. Что с ним ?
- Он пьян.
- А может, болен ?
- Да нет, смотри, как он вцепился в бутылку. Точно это ребёнок.
А, чёрт ! Я принялся на них орать.
- Я вам мочалки-то отсосу ! Насухо отсосу обе ваши мочалки, суки вы старые ! Обе вбежали в многоэтажный стеклянный дом. Скрылись за стеклянной дверью. А я лежал на улице не в силах подняться - лучший шафер на чьей-то свадьбе. Мне надо было лишь добраться до дома - одолеть тридцать ярдов, так же мало, как три миллиона световых лет. Тридцать ярдов до арендованной парадной двери. Ещё две минуты, и я сумел бы встать. Каждая новая попыткамподняться придавала мне силы. Любому старому пьянчуге это всегда удается, надо лишь дать ему время. Ещё одна минута. Я вполне мог бы встать. И тут появились они. Частица бессмысленной мировой семейной структуры. Безумцы, едва ли задающие себе вопрос о том, что именно заставляет их поступать так, как они поступают. Подъехав, они оставили гореть свой удвоенной яркости красный свет. Они вышли из машины. У одного был карминный фонарик.
- Буковски, - сказал тот, с фонариком, - похоже, ты вечно напрашиваешься на неприятности, а ?
Он откуда-то знал мою фамилию, я ему уже попадался.
- Послушайте, - сказал я, - я просто споткнулся. Ударился головой. Я никогда не теряю рассудка и способности связно говорить. Я не опасен. Может, проводите меня домой, ребята ? Это в тридцати ярдах отсюда. Дайте мне только рухнуть в кровать и проспаться. Право же, вам не кажется, что это был бы поистине благородный поступок ?
- Сэр, две дамы сообщили, что вы пытались их изнасиловать.
- Господа, я никогда не сделал бы попытки изнасиловать сразу двух дам.
Один полицейский всё время светил мне в лицо своим идиотским фонариком.
Это вселяло в него колоссальное чувство превосходства.
- Всего тридцать ярдов до свободы. Ну как вы не поймёте !
- Ты самый уморительный клоун в городе, Буковски. Только найди себе оправдание посерьёзней.
- Ну что ж... давайте подумаем... то, что лежит перед вами, развалившись на мостовой, является конечным продуктом свадьбы, дзэнской свадьбы.
- Ты хочешь сказать, что нашлась женщина, которая и вправду пыталась выйти за тебя замуж ?
- Да не за меня, засранец...
Полицейский с фонариком нагнулся и врезал мне фонариком по носу.
- Мы требуем уважения к представителям закона.
- Извините, я на минутку забылся.
Кровь стекала по шее и капала на рубашку. Я очень устал - от всего на свете.
- Буковски, - спросил тот, который только что употребил фонарик, почему ты всё время напрашиваешься на неприятности ?
- Забудьте весь этот бред, - сказал я, - Везите меня в тюрьму.
Они защёлкнули наручники и швырнули меня на заднее сиденье. Всё та же грустная старая история.
Ехали они медленно, болтая о всевозможных лишённых смысла вещах - к примеру о том, как бы расширить веранду или бассейн, или о дополнительной комнате в глубине дома для бабушки. А потом дело дошло до спорта - они ведь были настоящими мужчинами, - у "Доджеров" оставались шансы, даже при том, что на первое место претендовали ещё две или три команды. Все та же семейственность: если выигрывали "Доджеры", выигрывали и они. Но стоит умирающему с голоду попросить у них монетку - ага, нет документов, вали отсюда, недоносок. То есть это когда они в штатском. Ещё ни один умирающий с голоду никогда не просил монетку у полицейского. Наша репутация безупречна.
Потом меня запустили в обычную мясорубку. После того, как я был в тридцати ярдах от дома. После тог, как я был единственным живым человеком в доме, где собралось пятьдесят девять гостей.
И вот я вновь очутился в этой особой длинной очереди из людей, в чем-нибудь да виновных. Те, кто были помоложе, знать не знали, что их ждёт. Они впутались в тёмное дело, называемое КОНСТИТУЦИЕЙ и их основными ПРАВАМИ. Молодые полицейские, как в городской каталажке для пьяных, так и в окружной, проходили обучение на алкашах. Они должны были демонстрировать свои успехи. Пока я смотрел, они посалили одного малого в лифт и принялись возить его вверх и вниз, вверх и вниз, а когда он оттуда выбрался, уже едва ли можно было понять, кто он такой, да кем он был прежде - чернокожим, что-то орущим о правах человека. Потом они принялись за белого, крикнувшего что-то о КОНСТИТУЦИОННЫХ ПРАВАХ; на него набросились четверо или пятеро, они так крепко его отделали, что он был не в силах ходить, и, когда его приволокли назад, его попросту прислонили к стене, он стоял, а его трясло, все тело было исполосовано багровыми рубцами, он стоял, и дрожал крупной дрожью.
Меня снова сфотографировали, уже в который раз. В который раз сняли отпечатки пальцев.
Меня отвели в камеру для пьянчуг, открыли мне дверь. После чего ещё нужно было найти местечко на полу, среди ста пятидесяти человек. Одна параша на всех. Всюду блевотина и моча. Я отыскал себе место среди собратьев. Я был Чарльзом Буковски, фигурировавшим в литературных архивах Калифорнийского университета в Санта-Барбаре. Кое-кто там считал меня гением. Я растянулся на досках. Услышал молодой голос. Голос мальчишки.
- Мистер, за четверть доллара могу у вас отсосать !
Полицейские обязаны были отбирать всю мелочь, все купюры, документы.
1 2 3 4 5