– Клянусь!
В партере ничего не заметили, и только некоторые актеры увидели, что лицо бакалавра изменилось в цвете, а на лбу у него выступил пот. Тут хирурги и аптекари оттанцевали свои балетные выходы, и спектакль закончился.
– Что с вами было, мэтр? – тревожно спросил Лагранж, игравший Клеанта, у Мольера.
– Да вздор! – ответил тот. – Просто кольнуло в груди и сейчас же прошло.
Лагранж тогда отправился считать кассу и сводить какие-то дела в театре, а Барон, не занятый в спектакле, пришел к Мольеру, когда тот переодевался.
– Вы почувствовали себя плохо? – спросил Барон.
– Как публика принимала спектакль? – ответил Мольер.
– Великолепно. Но у вас скверный вид, мастер?
– У меня прекрасный вид, – отозвался Мольер, – но почему-то мне вдруг стало холодно.
И тут он застучал зубами.
Барон глянул испытующе на Мольера, побледнел и засуетился. Он открыл дверь уборной и крикнул:
– Эй, кто там есть? Скажите, чтобы живей подавали мой портшез!
Он снял свою муфту и велел Мольеру засунуть в нее руки. Тот почему-то присмирел, молча повиновался и опять застучал зубами. Через минуту Мольера закутали, носильщики подняли его, посадили в портшез и понесли домой.
В доме еще было темно, потому что Арманда только что вернулась со спектакля: она играла Анжелику. Барон шепнул Арманде, что Мольер чувствует себя неладно, в доме забегали со свечами и Мольера повели по деревянной лестнице наверх. Арманда стала отдавать какие-то приказания внизу и одного из слуг послала искать врача.
Барон в это время со служанкой раздел Мольера и уложил его в постель. С каждой минутой Барон становился почему-то все тревожней.
– Мастер, не хотите ли вы чего-нибудь? Быть может, вам дать бульону?
Тут Мольер оскалился и сказал, почему-то злобно улыбаясь:
– Бульон? О нет! Я знаю, из чего варит моя супруга бульон, он для меня крепче кислоты.
– Налить вам ваше лекарство? Мольер ответил:
– Нет, нет. Я боюсь лекарств, которые нужно принимать внутрь. Сделайте так, чтобы я заснул.
Барон повернулся к служанке и шепотом приказал:
– Подушку с хмелем, живо!
Служанка вернулась через минуту с подушкой, набитой хмелем, и ее положили Мольеру под голову. Тут он закашлялся, и на платке выступила кровь. Барон всмотрелся, поднеся к лицу свечу, и увидел, что нос у Мольера заострился, под глазами показались тени, а лоб покрылся мельчайшим потом.
– Подожди здесь, – шепнул Барон служанке, кинулся вниз и столкнулся с Жаном Обри, сыном того самого Леонара Обри, который строил мостовую для блестящих карет, Жан Обри был мужем Женевьевы Бежар.
– Господин Обри, – зашептал Барон, – он очень плох, бегите за священником!
Обри охнул, надвинул шляпу на глаза и выбежал из дому. У лестницы показалась Арманда со свечой в руке.
– Госпожа Мольер, – сказал Барон, – посылайте еще кого-нибудь за священником, но скорей!
Арманда уронила свечу и исчезла в темноте, а Барон, прошипев на лестнице недоуменно: «Что же, черт возьми, не идет никто из докторов?» – побежал наверх.
– Чего вам дать, мастер? – спросил Барон и вытер платком лоб Мольера.
– Свету! – ответил Мольер. – И сыру пармезану.
– Сыру! – сказал Барон служанке, и та, потоптавшись, поставила свечку на кресло и выбежала вон.
– Жене скажите, чтобы поднялась ко мне, – приказал Мольер.
Барон побежал по лестнице вниз и позвал:
– Кто там? Дайте свету больше! Госпожа Мольер! Внизу одна за другой загорались свечи в чьих-то трясущихся руках. В это время там, наверху, Мольер напрягся всем телом, вздрогнул, и кровь хлынула у него из горла, заливая белье. В первый момент он испугался, но тотчас же почувствовал чрезвычайное облегчение и даже подумал: «Вот хорошо…» А затем его поразило изумление: его спальня превратилась в опушку леса, и какой-то черный кавалер, вытирая кровь с головы, стал рвать повод, стараясь вылезти из-под лошади, раненной в ногу. Лошадь билась и давила кавалера. Послышались совершенно непонятные в спальне голоса:
– Кавалеры! Ко мне! Суассон убит!..
«Это бой под Марфе… – подумал Мольер, – а кавалер, которого давит лошадь, это сьер де Моден, первый любовник Мадлены… У меня льется из горла кровь, как река, значит, во мне лопнула какая-то жила…» Он стал давиться кровью и двигать нижней челюстью. Де Моден исчез из глаз, и в ту же секунду Мольер увидел Рону, но в момент светопреставления, солнце, в виде багрового шара, стало погружаться в воду, при звуках лютни «императора» д’Ассуси. «Это глупо, – подумал Мольер, – и Рона и лютня не вовремя… Просто я умираю…» Он успел подумать с любопытством: «А как выглядит смерть?» – и увидел ее немедленно. Она вбежала в комнату в монашеском головном уборе и сразу размашисто перекрестила Мольера. Он с величайшим любопытством хотел ее внимательно рассмотреть, но ничего уже более не рассмотрел.
В это время Барон с двумя шандалами в руках, заливая лестницу светом, поднимался вверх, а за ним, волоча и подбирая шлейф, бежала Арманда. Она тянула за руку девчонку с пухлыми щеками и шептала ей:
– Ничего, ничего, не бойся, Эспри, идем к отцу! Сверху послышалось гнусавое печальное пение монашки. Арманда и Барон, вбежав, увидели эту монашку со сложенными молитвенно ладонями.
«Святая Клара…» – подумала Арманда и разглядела, что вся кровать и сам Мольер залиты кровью. Девчонка испугалась и заплакала.
– Мольер! – сказала дрогнувшим голосом, как никогда не говорила, Арманда, но ответа не получила.
Барон же, с размаху поставив шандалы на стел, прыгая через ступеньку, скатился с лестницы и, вцепившись в грудь слуге, зарычал:
– Где ты шлялся?! Где доктор, болван!! И слуга отчаянно ответил:
– Господин де Барон, что же я сделаю? Ни один не хочет идти к господину де Мольеру! Ни один!
Глава 33.
Ты есть земля
Весь дом находился в тягостном недоумении. Оно передалось и нищим монашкам. Почитав некоторое время над обмытым, укрытым и лежащим на смертном ложе Мольером, они решительно не знали, что им дальше делать. Дело в том, что земля не желала принимать тело господина Мольера.
Жан Обри накануне напрасно умолял священников прихода Святого Евстафия, Ланфана и Леша, явиться к умирающему. Оба наотрез отказались. Третий, фамилия которого была Пейзан, сжалившись над приходящим в отчаяние Обри, явился в дом комедианта, но слишком поздно, когда тот уже умер, и тотчас поспешил уйти. А о том, чтобы Мольера хоронить по церковному обряду, не могло быть и речи. Грешный комедиант умер без покаяния и не отрекшись от своей осуждаемой церковью профессии и не дав письменного обещания, что в случае, если господь по бесконечной своей благости возвратит ему здоровье, он никогда более в жизни не будет играть в комедии.
Формула эта подписана не была, и ни один священник в Париже не взялся бы проводить господина де Мольера на кладбище, да, впрочем, ни одно кладбище и не приняло бы его.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58