На горизонте ряд телеграфных столбов, уходящих в бесконечное поле. Алыми клубами бежит назад дым бегущего товарного поезда - длинной цепи красных вагонов. Авдей до сих пор глядит на поезда неприязненно. Раз в жизни ехал и он по железной дороге. И закаялся: все время кружится голова, все время страшно...
Дойдя до железной дороги, пересекающей большак, он ждет возле переезда, закрытого шлагбаумом. Неприятно рано, по-осеннему, зажгли огонь в будке.
Дальше - шоссе, самая скучная дорога на свете...
Авдею шестьдесят семь лет: скоро умирать. Особой нужды он никогда не знал, от бед, несчастии бог его миловал.
- Расскажи что-нибудь интересное, что было в твоей жизни, - сказал ему однажды молодой барин.
- У меня, слава богу, ничего такого не было, - ответил Авдей. - Вот семой десяток живу, а, благодарю бога, интересного ничего не было.
Но заботы всю жизнь поедом ели его. Жаден, - говорили про него соседи победней. "Да ведь тебе, побирушке, хорошо говорить!" - всегда со злобой думал в ответ на это Авдей.
Солнце закатилось, дует холодный ветер. Авдей прикрывает барана соломой, надвигает шапку поглубже, запускает руки в рукава и мерно шагает по краю шоссе за скрипящей телегой.
Широкий старческий нос его сизеет, стынет, ветер косит седую бороду. Большие серые брови сурово сдвинуты, в потухших глазах - тоска.
Капри. 24. 1. 1913

1 2