Скользя, она бросилась через дорогу и взобралась на холм.
Джон, склонившись над человеком в красном костюме, бережно перевернул его на спину.
– Гунер? Ты и впрямь свихнулся! – в голосе Джона послышались грозные нотки. – Что ты вытворяешь? Где ты ушибся?
– С какой стороны оказалось помятым мое чувство гордости? – Лыжник открыл голубые глаза, в которых плясали озорные огоньки. – Кажется, мне придется посидеть на подушках с неделю или две. Но зато все остальное в полном порядке.
– Как обычно, – вздохнул Джон. Их взаимную привязанность нельзя было скрыть под насмешками, которыми они обменивались. – Но ты уверен, что ничего не сломал?
– Абсолютно, – лыжник сел и принялся отстегивать лыжи. – Знаешь, Джон, думаю, мне придется поискать другой способ остановки. Этот, кажется, несколько грубоват и небезопасен. – Его взгляд остановился на Элизабет, которая смотрела на него из-за плеча Джона. – Привет! Я Гунер Нильсен. А ты – Элизабет Рэмзи? – Он с такой дружеской непринужденностью обратился К ней, что и Элизабет не составило труда сразу принять этот товарищеский тон.
Джон повернулся к ней и нахмурился:
– Я же просил тебя оставаться в машине.
– Да, – спокойно ответила Элизабет, – Но я не обязана подчиняться. Как ты мог заметить, я никогда не подчиняюсь приказам. От меня можно добиться большего, если обращаться с вежливой просьбой.
Гунер Нильсен издал звук, похожий то ли на кашель, то ли на сдавленный смешок. Джон взглянул на него, и Гунер тотчас вскинул руки:
– Извини. Не помню, когда в последний раз тебя так вежливо и мягко сажали в лужу. Кажется, это было в тот раз, когда глава комитета…
– Гунер! – Голос Джона просвистел, как мачете. – То, каким мешком ты плюхаешься в снег, свидетельствует о том, что у тебя совершенно нет мозгов. Остается еще окоротить язык.
– Прошу прощения, – повторил Гунер, но в голосе его не было и тени раскаяния. Он расстегнул крепления с левой лыжи и встал на снег. – Я совсем забыл, о том, что ты не имеешь представления о том, насколько я неуязвим.
«Неуязвим?!» – с сомнением подумала Элизабет, и на смену гневу и раздражению пришло полное недоумение:
– Надеюсь, в ближайшее время ты посвятишь меня в свою тайну.
– Предоставляю сделать это Джону, – Гунер притопнул ногой и безмятежно улыбнулся ей. – Я всего лишь бедный наемный работник на службе у беспощадно эксплуатирующего его хозяина, приказания которого я вынужден выполнять беспрекословно.
«Бедный работник» снова улыбнулся. И его улыбка являла собой нечто среднее между улыбкой цыгана, торгующего лошадьми, и человеком, которого любая фирма с удовольствием бы пригласила рекламировать свой товар. Он был, несомненно, образцом настоящего мужчины. Выше, чем Джон, хотя и ненамного, покрытый ровным золотистым загаром, он излучал обаяние, которое исходило и от Марка. Только во взгляде ее мужа отсутствовала сексуальная притягательность, которой природа щедро оделила жизнерадостного Гунера. Обаяние Марка таилось скорее в его мягкости, глубине чувств, уме и… Элизабет быстро отвела взгляд от Гунера.
– Ты больше похож на Марка, чем Джон. Может быть, и ты тоже его двоюродный брат, о котором я ничего не знала?
Джон окинул ее быстрым взглядом:
– Он напомнил тебе Марка?
– Немного.
В косом взгляде, который бросил на Джона его спутник, чувствовались удивление и легкая тревога:
– Мне вообще не следовало участвовать в этом ответственейшем мероприятии. В комитете за мной закрепилась слава хулигана.
Элизабет в полной растерянности нахмурилась:
– Что?
– Гунер, – снова осадил товарища Джон уже с нескрываемым недовольством.
– Ну вот! – Гунер собрал лыжи и вскинул их на плечо. – Если я не заткнусь, то, чувствую, мне придется добираться до дома пешком, по пояс в снегу, вместо того чтобы с комфортом доехать на машине. Так я понимаю?
– Именно, – ответил Джон, выпрямляясь и поворачиваясь к дороге. Крепко взяв Элизабет под руку, он бережно помог ей спуститься вниз по склону. Гунер с беззаботным видом соскользнул следом за ними, забросил лыжи в кузов пикапа, а потом забрался в машину и сам.
Джон, не отрываясь, изучал лицо Гунера:
– Не вижу ни малейшего сходства.
– Что? – переспросила Элизабет, не понимая, о чем идет речь. Она успела позабыть о том сравнении, которое сделала несколько минут тому назад. – Ты все об этом? Быть может, когда специально ищешь сходства, то его трудно найти. Но золотистый загар и выражение такой доброты нечасто можно встретить на лицах людей.
– Да, нечасто. – Джон помолчал немного и с хмурым видом уточнил:
– А ты предпочитаешь иметь дело с красивыми мужчинами?
– Никогда не задумывалась о том – пожала плечами Элизабет. – Наверное. Но в Марка я влюбилась сразу.
– Ну конечно, как ты могла не влюбиться в моего дорогого братца Марка! – Джон открыл дверцу. – До чего же легко это далось ему!
Дверца захлопнулась. Элизабет почувствовала болезненный укол. И попыталась успокоить себя: ну и что из того, что он счел ее слишком доступной? Она старалась смотреть прямо перед собой в стекло, не глядя на то, как он взбирается в кабину, садится за руль и нажимает стартер. Но предательская слеза скользнула на щеку.
– Да, ему это ничего не стоило, – по-прежнему не глядя на Джона, продолжила Элизабет. – Я была настолько влюблена в него, что, если бы он позвал меня с собой в цирк и предложил укрощать тигров, я бы ни секунды не стала колебаться. Только бы уточнила, которого из тигров дрессировать. Так что, видимо, я действительно пример того, как легко может…
– Но я имел в виду совсем другое, – его руки так крепко сжали руль, что костяшки пальцев побелели. – Мне всегда казалось, что я очень точно формулирую свои мысли, но рядом с тобой я начинаю теряться и нести чепуху, как мальчик. Ты обиделась?
– Да, – ответила Элизабет изменившимся голосом.
Джон, выругавшись про себя, резко повернулся к ней:
– Обычно я не такой грубый, каким выказал себя. – Его темные блестящие глаза смотрели на нее с таким напряженным вниманием, словно он надеялся проникнуть в самую глубь ее души. – Но это все из-за того, что у меня есть обязательства. И о многом из того, что происходит, я не имею права говорить. У меня на шее будто пудовая гиря висит. Приходится нести этот груз, отчего я становлюсь раздражительным и… – Джон замолчал. – Впрочем, все равно мои извинения ничего не меняют. Самое главное – мне хочется, чтобы ты помнила: я всегда думаю о тебе и говорю с тобой с глубочайшим уважением и… симпатией. – Он перевел дыхание как раз в тот момент, когда после долгого и трудного подъема машина наконец достигла вершины. – Ты поняла?
Элизабет пережила странное чувство опустошенности вместо того, чтобы испытать уверенность и спокойствие.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40
Джон, склонившись над человеком в красном костюме, бережно перевернул его на спину.
– Гунер? Ты и впрямь свихнулся! – в голосе Джона послышались грозные нотки. – Что ты вытворяешь? Где ты ушибся?
– С какой стороны оказалось помятым мое чувство гордости? – Лыжник открыл голубые глаза, в которых плясали озорные огоньки. – Кажется, мне придется посидеть на подушках с неделю или две. Но зато все остальное в полном порядке.
– Как обычно, – вздохнул Джон. Их взаимную привязанность нельзя было скрыть под насмешками, которыми они обменивались. – Но ты уверен, что ничего не сломал?
– Абсолютно, – лыжник сел и принялся отстегивать лыжи. – Знаешь, Джон, думаю, мне придется поискать другой способ остановки. Этот, кажется, несколько грубоват и небезопасен. – Его взгляд остановился на Элизабет, которая смотрела на него из-за плеча Джона. – Привет! Я Гунер Нильсен. А ты – Элизабет Рэмзи? – Он с такой дружеской непринужденностью обратился К ней, что и Элизабет не составило труда сразу принять этот товарищеский тон.
Джон повернулся к ней и нахмурился:
– Я же просил тебя оставаться в машине.
– Да, – спокойно ответила Элизабет, – Но я не обязана подчиняться. Как ты мог заметить, я никогда не подчиняюсь приказам. От меня можно добиться большего, если обращаться с вежливой просьбой.
Гунер Нильсен издал звук, похожий то ли на кашель, то ли на сдавленный смешок. Джон взглянул на него, и Гунер тотчас вскинул руки:
– Извини. Не помню, когда в последний раз тебя так вежливо и мягко сажали в лужу. Кажется, это было в тот раз, когда глава комитета…
– Гунер! – Голос Джона просвистел, как мачете. – То, каким мешком ты плюхаешься в снег, свидетельствует о том, что у тебя совершенно нет мозгов. Остается еще окоротить язык.
– Прошу прощения, – повторил Гунер, но в голосе его не было и тени раскаяния. Он расстегнул крепления с левой лыжи и встал на снег. – Я совсем забыл, о том, что ты не имеешь представления о том, насколько я неуязвим.
«Неуязвим?!» – с сомнением подумала Элизабет, и на смену гневу и раздражению пришло полное недоумение:
– Надеюсь, в ближайшее время ты посвятишь меня в свою тайну.
– Предоставляю сделать это Джону, – Гунер притопнул ногой и безмятежно улыбнулся ей. – Я всего лишь бедный наемный работник на службе у беспощадно эксплуатирующего его хозяина, приказания которого я вынужден выполнять беспрекословно.
«Бедный работник» снова улыбнулся. И его улыбка являла собой нечто среднее между улыбкой цыгана, торгующего лошадьми, и человеком, которого любая фирма с удовольствием бы пригласила рекламировать свой товар. Он был, несомненно, образцом настоящего мужчины. Выше, чем Джон, хотя и ненамного, покрытый ровным золотистым загаром, он излучал обаяние, которое исходило и от Марка. Только во взгляде ее мужа отсутствовала сексуальная притягательность, которой природа щедро оделила жизнерадостного Гунера. Обаяние Марка таилось скорее в его мягкости, глубине чувств, уме и… Элизабет быстро отвела взгляд от Гунера.
– Ты больше похож на Марка, чем Джон. Может быть, и ты тоже его двоюродный брат, о котором я ничего не знала?
Джон окинул ее быстрым взглядом:
– Он напомнил тебе Марка?
– Немного.
В косом взгляде, который бросил на Джона его спутник, чувствовались удивление и легкая тревога:
– Мне вообще не следовало участвовать в этом ответственейшем мероприятии. В комитете за мной закрепилась слава хулигана.
Элизабет в полной растерянности нахмурилась:
– Что?
– Гунер, – снова осадил товарища Джон уже с нескрываемым недовольством.
– Ну вот! – Гунер собрал лыжи и вскинул их на плечо. – Если я не заткнусь, то, чувствую, мне придется добираться до дома пешком, по пояс в снегу, вместо того чтобы с комфортом доехать на машине. Так я понимаю?
– Именно, – ответил Джон, выпрямляясь и поворачиваясь к дороге. Крепко взяв Элизабет под руку, он бережно помог ей спуститься вниз по склону. Гунер с беззаботным видом соскользнул следом за ними, забросил лыжи в кузов пикапа, а потом забрался в машину и сам.
Джон, не отрываясь, изучал лицо Гунера:
– Не вижу ни малейшего сходства.
– Что? – переспросила Элизабет, не понимая, о чем идет речь. Она успела позабыть о том сравнении, которое сделала несколько минут тому назад. – Ты все об этом? Быть может, когда специально ищешь сходства, то его трудно найти. Но золотистый загар и выражение такой доброты нечасто можно встретить на лицах людей.
– Да, нечасто. – Джон помолчал немного и с хмурым видом уточнил:
– А ты предпочитаешь иметь дело с красивыми мужчинами?
– Никогда не задумывалась о том – пожала плечами Элизабет. – Наверное. Но в Марка я влюбилась сразу.
– Ну конечно, как ты могла не влюбиться в моего дорогого братца Марка! – Джон открыл дверцу. – До чего же легко это далось ему!
Дверца захлопнулась. Элизабет почувствовала болезненный укол. И попыталась успокоить себя: ну и что из того, что он счел ее слишком доступной? Она старалась смотреть прямо перед собой в стекло, не глядя на то, как он взбирается в кабину, садится за руль и нажимает стартер. Но предательская слеза скользнула на щеку.
– Да, ему это ничего не стоило, – по-прежнему не глядя на Джона, продолжила Элизабет. – Я была настолько влюблена в него, что, если бы он позвал меня с собой в цирк и предложил укрощать тигров, я бы ни секунды не стала колебаться. Только бы уточнила, которого из тигров дрессировать. Так что, видимо, я действительно пример того, как легко может…
– Но я имел в виду совсем другое, – его руки так крепко сжали руль, что костяшки пальцев побелели. – Мне всегда казалось, что я очень точно формулирую свои мысли, но рядом с тобой я начинаю теряться и нести чепуху, как мальчик. Ты обиделась?
– Да, – ответила Элизабет изменившимся голосом.
Джон, выругавшись про себя, резко повернулся к ней:
– Обычно я не такой грубый, каким выказал себя. – Его темные блестящие глаза смотрели на нее с таким напряженным вниманием, словно он надеялся проникнуть в самую глубь ее души. – Но это все из-за того, что у меня есть обязательства. И о многом из того, что происходит, я не имею права говорить. У меня на шее будто пудовая гиря висит. Приходится нести этот груз, отчего я становлюсь раздражительным и… – Джон замолчал. – Впрочем, все равно мои извинения ничего не меняют. Самое главное – мне хочется, чтобы ты помнила: я всегда думаю о тебе и говорю с тобой с глубочайшим уважением и… симпатией. – Он перевел дыхание как раз в тот момент, когда после долгого и трудного подъема машина наконец достигла вершины. – Ты поняла?
Элизабет пережила странное чувство опустошенности вместо того, чтобы испытать уверенность и спокойствие.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40