Ее глаза сузились, и она тряхнула массой огненно-рыжих волос, которые снова напомнили мне небо над тихоокеанскими островами.
— Я не убивала его, Шелл, — сказала она. — Нет, нет. Верьте мне.
— У-гу, Робин. Это сделали вы. Я думал на Эдди Кэша, но я проверил его, и он оказался чист. Тоже и Драгун. Остаетесь только вы.
Она как-то сникла и тесно прижалась ко мне.
— Забудьте об этом, Шелл. Пожалуйста, забудьте. — Я чувствовал на своей щеке ее теплое дыхание. Она уткнулась губами мне в шею и прошептала: — Вы ничего не знаете. Вы ничего не могли узнать.
Это было так странно. Мы сидели друг подле друга на диване, она прижалась лицом к моей шее, ее волосы щекотали мне лицо. И мы говорили об этом. Просто, спокойно и сдержанно, как будто за чашкой чаю, или как будто мы через минуту засмеемся и выпьем по стаканчику. Но внутри у меня был холод, и я знал, что то, что происходит, далеко не игра.
Она тоже это знала.
— Робин, — сказал я, — вы говорили, что Джо не бегал за девушками, за другими женщинами. Вы сами говорили мне, что любите его, хотите выйти за него замуж. Вы жили с ним. Он входил в вашу жизнь. Поэтому, когда вы узнали, что он спутался с другой женщиной, вы убили его. Скажите, что вы покончили с ним потому, что любили его, ревновали, мстили ему, наконец. Но все равно это было убийство, и его совершили вы, Робин.
Казалось, вся кровь отхлынула от ее лица, она положила руки мне на плечи и притянула меня к себе.
— Перестаньте! Перестаньте! — сказала она свистящим шепотом. Потом мягко и нежно: — Шелл, Шелл, поцелуйте меня. Пожалуйста, поцелуйте меня.
Я повернул голову и посмотрел на нее. Она подняла левую руку и притянула мою голову к своей. Губы ее были холодные, сухие, неподвижные.
Прекратить все это было бы нетрудно. Она действовала с очевидной целью и неуклюже. Но я не останавливал ее. Я хотел посмотреть, до чего она может дойти. Ее правая рука проползла мне под пиджак. В то время как ее губы крепко прижалась к моим, я почувствовал, как ее рука осторожно добралась до чехла с револьвером.
Оторвавшись от меня, она вдруг вскочила с дивана, сжимая в руке мой револьвер. Лицо ее исказилось, губы полураскрылись, обнажив зубы. Она стояла передо мной, держа в правой руке револьвер и твердо упираясь в ковер ногами.
Она не медлила, не ждала, не колебалась ни секунды. Плавным движением подняв револьвер, она прицелилась мне в грудь. Скорее выдохнув, чем прошептав сквозь зубы:
— Шелл, — она оттянула курок.
Послышался острый щелчок, и она снова, и еще раз снова, оттянула
и спустила курок, целясь мне в сердце. Я не двигался. Сидя на диване, я следил за сменой чувств, отражавшихся на ее лице, — недоумения, безнадежности, отчаяния, — когда она поняла, что произошло. И я увидел, что она уже больше не красивая.
Ее лицо помертвело, губы раскрылись, вокруг рта появились складки. Револьвер выпал из ее ослабевших пальцев, и она медленно опустилась на ковер и зарыдала.
Казалось, прошло много времени, и вот она заговорила, — прерывисто, с тоской в голосе.
— Теперь уже все равно. Но я жила, как в аду. Я любила его, — она снова зарыдала, и ее обмякшее тело передернула дрожь. — Я обвинила его в измене, в том, что он обманывал меня с другой женщиной, и он засмеялся. Он смеялся надо мной. Сказал, что устал, он устал от меня, что он уходит. Мы бросились друг на друга. Мы оба много выпили.
Она медленно приподнялась и села, тупо уставившись на меня; тушь черными пятнами расползлась по ее щекам и под глазами.
— Я возненавидела его, как никого на свете, — сказала она пустым, безжизненным голосом. —Пока мы ссорились, я все время подливала ему, и он пил стакан за стаканом, как воду. Он совсем опьянел, и тогда я подошла к нему сзади и ударила его книгодержателем. И стала бить его — еще и еще. Должно быть, я с ума сошла. Он упал на диван, и тогда я обезумела от ужаса. Я не знала, что делать. Я попробовала влить ему в рот еще немного ликера, пролила его на одежду и застегнула на нем рубашку, каким-то образом вытащила его из дому, и в машину. Я поехала, не зная куда, не зная, что мне делать. Потом я вспомнила, что в газетах было что-то насчет массы несчастных случаев, и подумала, что, может быть, это будет выглядеть как еще один несчастный случай. Когда я въехала на одну из улиц вокруг Елисейского парка, я открыла дверцу и вытолкнула его на дорогу. Я даже не знала, на какой улице, — было темно; вот и все. И я поехала на большой скорости, и в какой-то момент мне показалось, что я теряю управление.
Она покачала головой, созерцая ковер.
— Может, это было бы и лучше, — сказала она. — Я поехала домой, поставила машину и стала ждать полицию. Чуть с ума не сошла от ожидания.
Я встал, подошел к ней и помог подняться. Я усадил ее на диван. Я сказал:
— Могли бы уж рассказать мне и все остальное, Робин. Как насчет того, о чем вы умолчали? Эдди. История с шантажом.
— Вы и об этом знаете?
— Большей частью, да. Я знаю, что Джо вымогал у Кэша деньги. По крайней мере, я думаю, что это был Джо, — может, это были вы? Но вы знали об этом.
— Знала, — сказала она безжизненным тоном. — Но это был Джо. Эдди все проигрывал и проигрывал, и Драгун не хотел больше принимать его ставки. Потом погиб компаньон Эдди, и у него вдруг появилась масса денег. У Джо возникла идея, он позвонил Эдди и сказал, будто знает, что Эдди убил своего компаньона. Он не назвал себя, но его затея сработала. Джо даже удивился, что это оказалось так легко, но когда он получил деньги, он перестал этим интересоваться. Только велел мне следить, не заподозрит ли его Эдди, — он знал, что мы с Эдди вроде как друзья. Джо хотел, чтобы я выдала его за своего брата. Эдди не понравилось бы, если бы он узнал, что мы — не брат и сестра.
— Вряд ли, — сказал я. — Вот, значит, как это было. Скажите, Робин, вы лично не думали шантажировать Эдди, независимо от Джо?
Она резко повернула голову и гневно взглянула на меня обведенными тушью, заплаканными глазами, но промолчала. Я спросил:
— Больше ничего не хотите мне рассказать?
Она не ответила, но, наклонившись вперед, обхватила руками колени и прижалась к ним лицом. Я подошел к телефону, набрал номер «Сераля» и попросил Сэмсона. Он был еще там. Пока я ждал, когда он подойдет, я в последний раз посмотрел на Робин. Она изменилась: стала старше, некрасивее, невыразительнее. Вероятно, я и сам выглядел сейчас некрасивым.
Паршивая у меня работенка.
Робин увели. Спокойно, не сопротивляясь, она вышла в сопровождении рослых мальчиков в синих мундирах. С ними исчезли со стола бронзовые подставки для книг — их отправят в лабораторию для обследования. Сэмсон и я сидели в первой комнате, которую только что покинула Робин.
Сэмсон погрыз неизбежную черную сигару и сказал:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46