– Не умеете обращаться с собственной собакой?
Тот, к кому относились эти слова, сконфузился и, стараясь скрыть свое смущение, усиленно гладил овчарку, приговаривая:
– Тихо, Арбат, тихо… Злой уж очень… – наконец негромко произнес он в свое оправдание.
– Арбат? – переспросил судья. – Ну, и что же? – продолжал он, отвечая на попытку владельца собаки выгородить себя. – Нужно уметь обуздывать любую злобу собаки, добиваться от нее безотказного послушания.
«Арбат… Что я слышал об Арбате?» – старался припомнить я и не мог. Впечатления сегодняшнего дня переполняли меня и мешали сосредоточиться.
– Он недавно живет у них, – вмешался в разговор Сергей Александрович, с открытия рингов безотлучно находившийся при судье, то давая ему необходимые справки, то оказывая еще какие-либо мелкие услуги и помощь, требовавшиеся по ходу судейства. – Собака с тяжелым прошлым и очень трудно привыкает к хозяину. Хотя вы недавно говорили мне, – обратился он к владельцу Арбата, – что дело налаживается?
– Да, он уже привязался ко мне. На днях, когда я был на службе, он убежал из дому, нашел дорогу и прибежал ко мне. В учреждение прибежал, а ведь это на противоположном конце города!
– У Арбата очень интересная биография, – заметил Сергей Александрович. – Питомник милиции просит отдать его к ним в школу. Говорят, что из него может получиться замечательная ищейка.
– Ну что ж, – согласился судья. – Пес крепкий, злобности хоть отбавляй, с хорошим чутьем… Все данные налицо!
– Арбата я не отдам! – решительно заявил владелец овчарки и снова принялся гладить ее. – Я уже к нему привык. И в доме все его любят.
В продолжение этого разговора виновник происшествия жался к своему хозяину, обнажая время от времени свои желтоватые клыки и издавая глухое предостерегающее рычание. Глаза его горели недобрым светом. Вся его наружность выражала такую непримиримую злобу, что невольно привлекала к себе внимание.
– Серьезный пес, – сказал судья. – Удивительно, как ваш инструктор решился так смело подойти к нему!
– Ну, наш Шестаков не побоится ни одной собаки на свете. Кроме того, пес немного знает его…
Я все старался припомнить, откуда мне известна кличка желтого пса. Хотел расспросить потом Сергея Александровича, но так и забыл сделать это.
Между тем ассистенты водворили на ринге порядок, и по жесту судьи люди и животные снова двинулись по кругу. Потом они остановились, собак усадили, и судья стал осматривать у них зубы. Собака с плохим прикусом, то есть с неправильным строением зубов, не могла рассчитывать на хорошую оценку.
Постепенно ринг начал пустеть. Собак уводили. Лучшие оставались последними.
Те из владельцев, которые надеялись на призовые оценки и обманулись в своих ожиданиях, выходя с ринга, либо хмуро молчали, либо, наоборот, вслух обсуждали причину неудачи.
– Зубы, говорит, у него плохие! Прикус неправильный! – громко говорила женщина, выводя с площадки крупную и крайне добродушную по виду собаку.
Зубы – оружие собаки, и требования к ним отличаются особой строгостью. Отклонения от нормы не допускаются. Бывает, что отличная по всем другим статьям собака проваливается на выставке только потому, что у нее неправильный прикус. Кстати говоря, недостатки зубной системы очень стойко передаются по наследству.
У кого-то «подвел» хвост (у лайки он закручен на спину; у овчарки, наоборот, малейший намек на крендель – порок); у другого – собака часто лазила под кровать и приобрела провислость спины; кто-то недоучел значение тренировок, и его пес вырос с «разметом» в лапах, с вялыми, расслабленными движениями.
Цвет глаз, форма ушей, длина и форма хвоста, окраска, длина и жесткость шерсти – все это имеет значение, все должно находиться в гармоническом сочетании, в строгом соответствии с типическим описанием породы. Каждый признак, каждая мелочь говорит либо о чистоте породы, либо об ее изъяне.
Появилось не предусмотренное стандартом пятнышко– собака уже под подозрением: чистокровная ли она? «Что красиво, то и прочно», – так говорят собаководы (почти дословно то же самое мне приходилось слышать от конструкторов машин).
Обычно собак выводят по классам или, иначе говоря, по возрастным группам; обязательно учитывается их происхождение, или, выражаясь собаководчески, «крови»; беспородные собаки не допускаются на выставку совсем. Наивысшая оценка – первое место и золотая медаль («отлично»); наихудшая – удаление с ринга.
Прислушиваясь к разговорам покидающих ринг, я невольно прикидывал: а нет ли какого-либо недостатка и у Джери?
Особенно строго подходил судья к оценке ведомственных собак, то есть принадлежавших разным организациям.
Мне запомнилось, как он распек одного вожатого, когда тот подвел к судейскому столику худую, заморенную овчарку с облезлой шерстью, впалыми боками и голодным блеском в глазах.
– Она что, болела? – спросил судья нахмурившись.
– Болела. Под машину попала.
– Что же вы за ней плохо смотрели?
Судья говорил резко, отрывисто. Пропустив его замечание мимо ушей, вожатый торопливо заговорил, спеша оправдаться:
– Я, можно сказать, поднял ее из могилы…
– «Из могилы, из могилы»! – сердито прервал его эксперт. – Когда это случилось?
– Да с полгода будет.
– Полгода прошло, а она у вас все в таком плохом виде! Теперь подкормить надо! Кто владелец?
Владельцем собаки оказалось одно из местных предприятий.
– Ага, понятно, – недовольно проворчал судья. – Тем стыднее в таком виде выводить собаку. Смотрите, вот собаки стоят. Тоже ведомственные. Такие же государственные пайки. А почему лучше? Государство как делает? Собаку предусматривает для охраны – и питание предусматривает. У нас голода нет. Завод у вас ценный? Охранять его надо? А она у вас голодная. Я уверен, что она возьмет у меня пищу… – И, взяв со стола пирог с ливером, который ему принесли на завтрак, судья швырнул его псу.
Тот проглотил в одно мгновение, даже не сморгнув, и продолжал все с тем же выражением голодного ожидания смотреть на людей.
– Вот видите. Стыдно, стыдно! Я приду и уведу ее, а вы хотите, чтобы она у вас охраняла. Прокурору надо на вас дело передать! Так заморить собаку! А это что? – показал судья на потертость на шее. – Небось держите на ошейнике? Надо на шлейке, а ошейник снимать… Уходите. Приведите ее в порядок. А то что же это – жалко смотреть! Надо поощрять вожатых за хороший уход, – сказал он Сергею Александровичу, когда вожатый и его голодный пес оставили ринг. – А таких – гнать!.. Вы посмотрите, сколько преданности в глазах! – воскликнул судья через минуту, осматривая следующую по очереди собаку. – Но все-таки вынужден вас огорчить, пес неважный.
– Силуэт у него хороший, – вступился Сергей Александрович.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61
Тот, к кому относились эти слова, сконфузился и, стараясь скрыть свое смущение, усиленно гладил овчарку, приговаривая:
– Тихо, Арбат, тихо… Злой уж очень… – наконец негромко произнес он в свое оправдание.
– Арбат? – переспросил судья. – Ну, и что же? – продолжал он, отвечая на попытку владельца собаки выгородить себя. – Нужно уметь обуздывать любую злобу собаки, добиваться от нее безотказного послушания.
«Арбат… Что я слышал об Арбате?» – старался припомнить я и не мог. Впечатления сегодняшнего дня переполняли меня и мешали сосредоточиться.
– Он недавно живет у них, – вмешался в разговор Сергей Александрович, с открытия рингов безотлучно находившийся при судье, то давая ему необходимые справки, то оказывая еще какие-либо мелкие услуги и помощь, требовавшиеся по ходу судейства. – Собака с тяжелым прошлым и очень трудно привыкает к хозяину. Хотя вы недавно говорили мне, – обратился он к владельцу Арбата, – что дело налаживается?
– Да, он уже привязался ко мне. На днях, когда я был на службе, он убежал из дому, нашел дорогу и прибежал ко мне. В учреждение прибежал, а ведь это на противоположном конце города!
– У Арбата очень интересная биография, – заметил Сергей Александрович. – Питомник милиции просит отдать его к ним в школу. Говорят, что из него может получиться замечательная ищейка.
– Ну что ж, – согласился судья. – Пес крепкий, злобности хоть отбавляй, с хорошим чутьем… Все данные налицо!
– Арбата я не отдам! – решительно заявил владелец овчарки и снова принялся гладить ее. – Я уже к нему привык. И в доме все его любят.
В продолжение этого разговора виновник происшествия жался к своему хозяину, обнажая время от времени свои желтоватые клыки и издавая глухое предостерегающее рычание. Глаза его горели недобрым светом. Вся его наружность выражала такую непримиримую злобу, что невольно привлекала к себе внимание.
– Серьезный пес, – сказал судья. – Удивительно, как ваш инструктор решился так смело подойти к нему!
– Ну, наш Шестаков не побоится ни одной собаки на свете. Кроме того, пес немного знает его…
Я все старался припомнить, откуда мне известна кличка желтого пса. Хотел расспросить потом Сергея Александровича, но так и забыл сделать это.
Между тем ассистенты водворили на ринге порядок, и по жесту судьи люди и животные снова двинулись по кругу. Потом они остановились, собак усадили, и судья стал осматривать у них зубы. Собака с плохим прикусом, то есть с неправильным строением зубов, не могла рассчитывать на хорошую оценку.
Постепенно ринг начал пустеть. Собак уводили. Лучшие оставались последними.
Те из владельцев, которые надеялись на призовые оценки и обманулись в своих ожиданиях, выходя с ринга, либо хмуро молчали, либо, наоборот, вслух обсуждали причину неудачи.
– Зубы, говорит, у него плохие! Прикус неправильный! – громко говорила женщина, выводя с площадки крупную и крайне добродушную по виду собаку.
Зубы – оружие собаки, и требования к ним отличаются особой строгостью. Отклонения от нормы не допускаются. Бывает, что отличная по всем другим статьям собака проваливается на выставке только потому, что у нее неправильный прикус. Кстати говоря, недостатки зубной системы очень стойко передаются по наследству.
У кого-то «подвел» хвост (у лайки он закручен на спину; у овчарки, наоборот, малейший намек на крендель – порок); у другого – собака часто лазила под кровать и приобрела провислость спины; кто-то недоучел значение тренировок, и его пес вырос с «разметом» в лапах, с вялыми, расслабленными движениями.
Цвет глаз, форма ушей, длина и форма хвоста, окраска, длина и жесткость шерсти – все это имеет значение, все должно находиться в гармоническом сочетании, в строгом соответствии с типическим описанием породы. Каждый признак, каждая мелочь говорит либо о чистоте породы, либо об ее изъяне.
Появилось не предусмотренное стандартом пятнышко– собака уже под подозрением: чистокровная ли она? «Что красиво, то и прочно», – так говорят собаководы (почти дословно то же самое мне приходилось слышать от конструкторов машин).
Обычно собак выводят по классам или, иначе говоря, по возрастным группам; обязательно учитывается их происхождение, или, выражаясь собаководчески, «крови»; беспородные собаки не допускаются на выставку совсем. Наивысшая оценка – первое место и золотая медаль («отлично»); наихудшая – удаление с ринга.
Прислушиваясь к разговорам покидающих ринг, я невольно прикидывал: а нет ли какого-либо недостатка и у Джери?
Особенно строго подходил судья к оценке ведомственных собак, то есть принадлежавших разным организациям.
Мне запомнилось, как он распек одного вожатого, когда тот подвел к судейскому столику худую, заморенную овчарку с облезлой шерстью, впалыми боками и голодным блеском в глазах.
– Она что, болела? – спросил судья нахмурившись.
– Болела. Под машину попала.
– Что же вы за ней плохо смотрели?
Судья говорил резко, отрывисто. Пропустив его замечание мимо ушей, вожатый торопливо заговорил, спеша оправдаться:
– Я, можно сказать, поднял ее из могилы…
– «Из могилы, из могилы»! – сердито прервал его эксперт. – Когда это случилось?
– Да с полгода будет.
– Полгода прошло, а она у вас все в таком плохом виде! Теперь подкормить надо! Кто владелец?
Владельцем собаки оказалось одно из местных предприятий.
– Ага, понятно, – недовольно проворчал судья. – Тем стыднее в таком виде выводить собаку. Смотрите, вот собаки стоят. Тоже ведомственные. Такие же государственные пайки. А почему лучше? Государство как делает? Собаку предусматривает для охраны – и питание предусматривает. У нас голода нет. Завод у вас ценный? Охранять его надо? А она у вас голодная. Я уверен, что она возьмет у меня пищу… – И, взяв со стола пирог с ливером, который ему принесли на завтрак, судья швырнул его псу.
Тот проглотил в одно мгновение, даже не сморгнув, и продолжал все с тем же выражением голодного ожидания смотреть на людей.
– Вот видите. Стыдно, стыдно! Я приду и уведу ее, а вы хотите, чтобы она у вас охраняла. Прокурору надо на вас дело передать! Так заморить собаку! А это что? – показал судья на потертость на шее. – Небось держите на ошейнике? Надо на шлейке, а ошейник снимать… Уходите. Приведите ее в порядок. А то что же это – жалко смотреть! Надо поощрять вожатых за хороший уход, – сказал он Сергею Александровичу, когда вожатый и его голодный пес оставили ринг. – А таких – гнать!.. Вы посмотрите, сколько преданности в глазах! – воскликнул судья через минуту, осматривая следующую по очереди собаку. – Но все-таки вынужден вас огорчить, пес неважный.
– Силуэт у него хороший, – вступился Сергей Александрович.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61