Ну?
КУЗЬМИН. Ты чего с отцом так? Он же переживает, места себе не находит…
КИРИЧЕНКО. А то и правда Валерушка…
ВАЛЕРА. А вы не суйтесь не в свое дело и все нормально будет.
САФРЫГИНА. Вот она кровь родная…
ВАЛЕРА (нервно). А что вызнаете о нем? Это он сейчас такой благостный… а я… я ведь все помню! Он матери всю жизнь поломал… постоянно студентки эти, как же «светило» блядь! Вечно пьяный, в помаде… Дома шаром покати, а он с банкета на банкет, за десять лет ни одной статьи…
КУЗЬМИН (устало). В общем Валер, если ты его хоть раз еще ударишь, мы на тебя управу найдем. Это я тебе как юрист говорю, у меня связи еще остались…
Валера поворачивается и ни слова ни говоря выходит из комнаты.
КИРИЧЕНКО. Тележку забыл…
КУЗЬМИН. Я откачу.
Кузьмин берет тележку и выкатывает ее в коридор.
САФРЫГИНА. Во расти их, после этого…
КИРИЧЕНКО. Ничего срастется…
Входят Кузьмин и Прищепа.
ПРИЩЕПА. Почему не обедаем? Артист должен быть теоретически голоден, даже когда он практически сыт…
Все садятся за стол, звенят ложками.
КУЗЬМИН. Третья палата пантомиму готовит… Хорошо бы мы вместе смотрелись…
ПРИЩЕПА. Театр глухонемых пенсионеров…
КУЗЬМИН. Интересно, а есть такой?
ПРИЩЕПА. По-моему, в Голландии или в Швеции, есть театрик… Шекспира ставят, Кальдерона.
КИРИЧЕНКО. А зрители тоже такие?
ПРИЩЕПА. А зрители слепые…
Кузьмин и Прищепа смеются.
КИРИЧЕНКО. А я когда маленькая была, к нам в Узюково художник из города переехал – Василий Павлович, он глухоту по своей интеллигентности получил… Где-то в обществе был, народу много, а ему чихнуть захотелось, он терпел-терпел, в сторону отвернулся. Нос, что есть силы зажал… а перепонка – хрясь и лопнула… Жена от него ушла, детей у них не было, он все продал и в деревню… Мы к нему любили бегать, смотреть как он рисует… Чудные картины такие. Одну вот хорошо помню, как будто сажей нарисована… На берегу реки домик разрушенный стоит, а в воде он церковью отражается… Все он нам конфеты совал, в город поедет, себе краски, нам конфеты…
Некоторое время едят молча.
КУЗЬМИН. Все поели? Я тарелки отнесу…
Ему складывают стопкой тарелки, он относит их из комнаты.
ПРИЩЕПА (садясь на свою кровать). Ну девчонки, чего кому по тексту не ясно?
САФРЫГИНА (смотрит в свой листок). А чего тут не ясного? Проститутка она и есть проституткой…
ПРИЩЕПА. Хоть розой назови ее…
САФРЫГИНА. Чего?
ПРИЩЕПА. Ничего… Наташ, вопросы есть?
КИРИЧЕНКО. А вот не грешно ли человеку ангела играть?
ПРИЩЕПА (вздохнув). Вот ангел он кто?
КИРИЧЕНКО. Посланник божий…
ПРИЩЕПА. Правильно… Но на самый первый взгляд? Человек с крыльями… Понимаешь? Вот жил в восемнадцатом веке, в Швеции такой человек – Эммануэл Сведенборг, был он ученым, а прославился тем, что видел ангелов, разговаривал с ними… Запирался в комнате и разговаривал, его слуги слышали голоса… Ангелы рассказывали ему как устроена жизнь на небе…
САФРЫГИНА (с интересом). И как она устроена?
ПРИЩЕПА. А так же как и здесь… Те же улицы, фонари, магазины…
САФРЫГИНА. И дом престарелых значит тоже есть?
ПРИЩЕПА. Безусловно… Только живут там ангелы, по Сведенборгу разумеется. Лично мне такое небо нравится. А то подумаю, что на облаке сидеть рядом с тобой придется, лучше уж в привычной обстановке…
САФРЫГИНА. А чего ты думаешь, что на небо попадешь?
ПРИЩЕПА. А то куда еще? Неужто ты не понимаешь…
САФРЫГИНА. Чего не понимаю?
ПРИЩЕПА. А мы геену уже почти прошли… Немного осталось…
Входит Кузьмин, садится на свою кровать.
КУЗЬМИН. Седьмая палата злободневные куплеты готовит… «Английский ящур переполз границу, кто любит Родину – не ешьте пиццу»…
САФРЫГИНА. Да там коммунисты одни, кроме Семеныча…
КУЗЬМИН. А Семеныч кто?
САФРЫГИНА. Крокодил… (внезапно засмущавшись) Проходу не дает, щипится…
ПРИЩЕПА. Хочешь, мы с ним поговорим, чего мол, наших девок щипаешь?
САФРЫГИНА ( вконец смутившись). Да ну вас…
КУЗЬМИН (смотрит в окно). О, солнышко показалось….
ПРИЩЕПА. Наташ, мы не договорили…
КИРИЧЕНКО. А я Гена уже и не помню о чем.
ПРИЩЕПА. Про ангелов… Вот скажи мне, сколько по твоему ангелов может уместиться на кончике иглы?
САФРЫГИНА. Сколько не знаю, а вот Раиса со мной уборщицей работала, уронила в унитаз иголку, ей жалко стало, полезла доставать и укололась… Сепсис – за полдня сгорела… Ангелы…
Некоторое время молчат.
КУЗЬМИН. Ген, ты не помнишь, как у Бреля «Моя смерть» начинается…
ПРИЩЕПА. Не помню…
Кузьмин тихо напевает.
ПРИЩЕПА (смотрит на свои часы). Ну, все пора идти…
Все встают и выходят из комнаты, через несколько секунд на столе начинает дребезжать стакан, затем перестает. В комнату доносятся какие-то приглушенные голоса, смех, жидкие аплодисменты, нечеткая декламация и опять слабые хлопки, затем наступает тишина. В комнату заходят ее обитатели, рассаживаются по койкам, Прищепа возбужденно закуривает, выдыхая дым в форточку.
КИРИЧЕНКО (робко). А нам вон тот дядечка в синем пиджаке немного похлопал…
САФРЫГИНА. Гена, а чего они так…
КУЗЬМИН. Как?
САФРЫГИНА. Ну это… угрюмо так…
ПРИЩЕПА (резко поворачиваясь от окна). Так и надо. Они же… охренели все, они ждали, вот сейчас их ублажать будут, а им на суки, подавитесь!
КУЗЬМИН. Плакали наши полдники…
ПРИЩЕПА. Да пусть их себе в жопу засунут… Мы свое дело сделали, теперь будь, что будет! Хватит на карачках ползать, мы тоже люди… (внезапно бледнеет, берется за сердце, поморщившись, садится на свою кровать) …надеюсь…
КУЗЬМИН (берет с тумбочки графин, наливает в стакан воды, подносит Прищепе). Ты не волнуйся, сделали так сделали. Мы же Ген, тебе верим…
ПРИЩЕПА. Спасибо… (жадно пьет воду).
КУЗЬМИН. Где у тебя таблетки?
ПРИЩЕПА (отмахиваясь). Все нормально…
КИРИЧЕНКО. Ты лучше ляжь, вытянись, так легче будет…
Прищепа опрокидывается на подушки. Сафрыгина внезапно вскакивает, вытаскивает из своей тумбочки сверток. Разворачивает его, достает яркие кислотные кеды. Скидывает тапочки и одевает кеды.
САФРЫГИНА (молодцевато подпрыгивает, ударяя пяткой о пятку). А?
КУЗЬМИН (присвистнув). Эка…
САФРЫГИНА. Ну эта… день рожденья у меня, во как…
Все вскакивают.
КУЗЬМИН. Вобла бля! Николавна, дай поцелую… (целует ее в щеку)
КИРИЧЕНКО. Тонечка, поздравляю тебя… (целует) …от всей души!
ПРИЩЕПА. Стоп! Так не годится… Все назад! Николаевна встань вот здесь, изображай томление, остальные за мной…
Все кроме Сафрыгиной, выходят в коридор.
САФРЫГИНА (поворачиваясь к плакату Мэнсона). Видел? Все как у людей… раз и навсегда…
Дверь открывается, входят Прищепа, Кириченко и Кузьмин. У Кузьмина в руках большой фикус в пластмассовом горшке.
ПРИЩЕПА. Уважаемая Антонина Николаевна! В этот радостный для вас день, хочется сказать вам несколько теплых слов… За небольшой отрезок времени, прожитый вместе, мы не раз становились свидетелями подлинных человеческих качеств, щедро явленных вами… Гуманизм, милосердие, эвтаназия, да и просто красота – список ваших достоинств бесконечен, как бесконечно наше уважение к вам… Позвольте подарить вам символ долголетия, мудрости и любви – фикус…Ура.
1 2 3 4 5
КУЗЬМИН. Ты чего с отцом так? Он же переживает, места себе не находит…
КИРИЧЕНКО. А то и правда Валерушка…
ВАЛЕРА. А вы не суйтесь не в свое дело и все нормально будет.
САФРЫГИНА. Вот она кровь родная…
ВАЛЕРА (нервно). А что вызнаете о нем? Это он сейчас такой благостный… а я… я ведь все помню! Он матери всю жизнь поломал… постоянно студентки эти, как же «светило» блядь! Вечно пьяный, в помаде… Дома шаром покати, а он с банкета на банкет, за десять лет ни одной статьи…
КУЗЬМИН (устало). В общем Валер, если ты его хоть раз еще ударишь, мы на тебя управу найдем. Это я тебе как юрист говорю, у меня связи еще остались…
Валера поворачивается и ни слова ни говоря выходит из комнаты.
КИРИЧЕНКО. Тележку забыл…
КУЗЬМИН. Я откачу.
Кузьмин берет тележку и выкатывает ее в коридор.
САФРЫГИНА. Во расти их, после этого…
КИРИЧЕНКО. Ничего срастется…
Входят Кузьмин и Прищепа.
ПРИЩЕПА. Почему не обедаем? Артист должен быть теоретически голоден, даже когда он практически сыт…
Все садятся за стол, звенят ложками.
КУЗЬМИН. Третья палата пантомиму готовит… Хорошо бы мы вместе смотрелись…
ПРИЩЕПА. Театр глухонемых пенсионеров…
КУЗЬМИН. Интересно, а есть такой?
ПРИЩЕПА. По-моему, в Голландии или в Швеции, есть театрик… Шекспира ставят, Кальдерона.
КИРИЧЕНКО. А зрители тоже такие?
ПРИЩЕПА. А зрители слепые…
Кузьмин и Прищепа смеются.
КИРИЧЕНКО. А я когда маленькая была, к нам в Узюково художник из города переехал – Василий Павлович, он глухоту по своей интеллигентности получил… Где-то в обществе был, народу много, а ему чихнуть захотелось, он терпел-терпел, в сторону отвернулся. Нос, что есть силы зажал… а перепонка – хрясь и лопнула… Жена от него ушла, детей у них не было, он все продал и в деревню… Мы к нему любили бегать, смотреть как он рисует… Чудные картины такие. Одну вот хорошо помню, как будто сажей нарисована… На берегу реки домик разрушенный стоит, а в воде он церковью отражается… Все он нам конфеты совал, в город поедет, себе краски, нам конфеты…
Некоторое время едят молча.
КУЗЬМИН. Все поели? Я тарелки отнесу…
Ему складывают стопкой тарелки, он относит их из комнаты.
ПРИЩЕПА (садясь на свою кровать). Ну девчонки, чего кому по тексту не ясно?
САФРЫГИНА (смотрит в свой листок). А чего тут не ясного? Проститутка она и есть проституткой…
ПРИЩЕПА. Хоть розой назови ее…
САФРЫГИНА. Чего?
ПРИЩЕПА. Ничего… Наташ, вопросы есть?
КИРИЧЕНКО. А вот не грешно ли человеку ангела играть?
ПРИЩЕПА (вздохнув). Вот ангел он кто?
КИРИЧЕНКО. Посланник божий…
ПРИЩЕПА. Правильно… Но на самый первый взгляд? Человек с крыльями… Понимаешь? Вот жил в восемнадцатом веке, в Швеции такой человек – Эммануэл Сведенборг, был он ученым, а прославился тем, что видел ангелов, разговаривал с ними… Запирался в комнате и разговаривал, его слуги слышали голоса… Ангелы рассказывали ему как устроена жизнь на небе…
САФРЫГИНА (с интересом). И как она устроена?
ПРИЩЕПА. А так же как и здесь… Те же улицы, фонари, магазины…
САФРЫГИНА. И дом престарелых значит тоже есть?
ПРИЩЕПА. Безусловно… Только живут там ангелы, по Сведенборгу разумеется. Лично мне такое небо нравится. А то подумаю, что на облаке сидеть рядом с тобой придется, лучше уж в привычной обстановке…
САФРЫГИНА. А чего ты думаешь, что на небо попадешь?
ПРИЩЕПА. А то куда еще? Неужто ты не понимаешь…
САФРЫГИНА. Чего не понимаю?
ПРИЩЕПА. А мы геену уже почти прошли… Немного осталось…
Входит Кузьмин, садится на свою кровать.
КУЗЬМИН. Седьмая палата злободневные куплеты готовит… «Английский ящур переполз границу, кто любит Родину – не ешьте пиццу»…
САФРЫГИНА. Да там коммунисты одни, кроме Семеныча…
КУЗЬМИН. А Семеныч кто?
САФРЫГИНА. Крокодил… (внезапно засмущавшись) Проходу не дает, щипится…
ПРИЩЕПА. Хочешь, мы с ним поговорим, чего мол, наших девок щипаешь?
САФРЫГИНА ( вконец смутившись). Да ну вас…
КУЗЬМИН (смотрит в окно). О, солнышко показалось….
ПРИЩЕПА. Наташ, мы не договорили…
КИРИЧЕНКО. А я Гена уже и не помню о чем.
ПРИЩЕПА. Про ангелов… Вот скажи мне, сколько по твоему ангелов может уместиться на кончике иглы?
САФРЫГИНА. Сколько не знаю, а вот Раиса со мной уборщицей работала, уронила в унитаз иголку, ей жалко стало, полезла доставать и укололась… Сепсис – за полдня сгорела… Ангелы…
Некоторое время молчат.
КУЗЬМИН. Ген, ты не помнишь, как у Бреля «Моя смерть» начинается…
ПРИЩЕПА. Не помню…
Кузьмин тихо напевает.
ПРИЩЕПА (смотрит на свои часы). Ну, все пора идти…
Все встают и выходят из комнаты, через несколько секунд на столе начинает дребезжать стакан, затем перестает. В комнату доносятся какие-то приглушенные голоса, смех, жидкие аплодисменты, нечеткая декламация и опять слабые хлопки, затем наступает тишина. В комнату заходят ее обитатели, рассаживаются по койкам, Прищепа возбужденно закуривает, выдыхая дым в форточку.
КИРИЧЕНКО (робко). А нам вон тот дядечка в синем пиджаке немного похлопал…
САФРЫГИНА. Гена, а чего они так…
КУЗЬМИН. Как?
САФРЫГИНА. Ну это… угрюмо так…
ПРИЩЕПА (резко поворачиваясь от окна). Так и надо. Они же… охренели все, они ждали, вот сейчас их ублажать будут, а им на суки, подавитесь!
КУЗЬМИН. Плакали наши полдники…
ПРИЩЕПА. Да пусть их себе в жопу засунут… Мы свое дело сделали, теперь будь, что будет! Хватит на карачках ползать, мы тоже люди… (внезапно бледнеет, берется за сердце, поморщившись, садится на свою кровать) …надеюсь…
КУЗЬМИН (берет с тумбочки графин, наливает в стакан воды, подносит Прищепе). Ты не волнуйся, сделали так сделали. Мы же Ген, тебе верим…
ПРИЩЕПА. Спасибо… (жадно пьет воду).
КУЗЬМИН. Где у тебя таблетки?
ПРИЩЕПА (отмахиваясь). Все нормально…
КИРИЧЕНКО. Ты лучше ляжь, вытянись, так легче будет…
Прищепа опрокидывается на подушки. Сафрыгина внезапно вскакивает, вытаскивает из своей тумбочки сверток. Разворачивает его, достает яркие кислотные кеды. Скидывает тапочки и одевает кеды.
САФРЫГИНА (молодцевато подпрыгивает, ударяя пяткой о пятку). А?
КУЗЬМИН (присвистнув). Эка…
САФРЫГИНА. Ну эта… день рожденья у меня, во как…
Все вскакивают.
КУЗЬМИН. Вобла бля! Николавна, дай поцелую… (целует ее в щеку)
КИРИЧЕНКО. Тонечка, поздравляю тебя… (целует) …от всей души!
ПРИЩЕПА. Стоп! Так не годится… Все назад! Николаевна встань вот здесь, изображай томление, остальные за мной…
Все кроме Сафрыгиной, выходят в коридор.
САФРЫГИНА (поворачиваясь к плакату Мэнсона). Видел? Все как у людей… раз и навсегда…
Дверь открывается, входят Прищепа, Кириченко и Кузьмин. У Кузьмина в руках большой фикус в пластмассовом горшке.
ПРИЩЕПА. Уважаемая Антонина Николаевна! В этот радостный для вас день, хочется сказать вам несколько теплых слов… За небольшой отрезок времени, прожитый вместе, мы не раз становились свидетелями подлинных человеческих качеств, щедро явленных вами… Гуманизм, милосердие, эвтаназия, да и просто красота – список ваших достоинств бесконечен, как бесконечно наше уважение к вам… Позвольте подарить вам символ долголетия, мудрости и любви – фикус…Ура.
1 2 3 4 5