Кроме того, время существует в пространстве. Чтобы с такой скоростью попасть из одного мира в другой, необходимо поглотить не только пространство, но и время. Точно так же, как Мало поглощает гравитацию при взлете и посадке…
– Постой, постой, – прервал ее Ники. – У нас есть целая теория о времени. Ее создал Эйнштейн. Правда, она не совсем мне ясна, но я о ней читал. Когда летишь со скоростью, близкой к скорости света, время начинает свертываться и… – Ники замер, усиленно пытаясь вспомнить, что же он читал о теории Эйнштейна, и внезапно все в нем похолодело, и сердце словно остановилось.
– И что же тогда происходит? – подстегнула его Нуми.
Сдавленным шепотом он произнес:
– Нет, наверняка она неправильная. Если сейчас… если мы сейчас вернемся на Землю, там, согласно теории, должно пройти много, очень много времени, может быть, сотни лет. Нет, не может быть!
– Очень даже может быть, – невозмутимо возразила девочка с Пирры.
– Наши ученые утверждают то же самое. Но у меня есть совсем иная теория. Она пришла мне в голову, когда я летела с Мало и хотела понять, что он из себя представляет. Может быть, ты опять скажешь, что я чокнутая, но вот как мне все это представляется: просто ради нас, чтобы мы могли быстрее достичь того места, которое нам нужно, Мало съедает время. И потому мы движемся, как на вашем Пегасе, с фантастической скоростью. Но для всех остальных время продолжает течь, так ведь? И для людей, и для животных, и для звезд. Если «черные дыры» образуются умирающими звездами, значит, время этих звезд истекло и они исчезают. В подпространстве нет времени, как не существует времени для человека, умершего и погребенного под землей. Потому мы снова умираем, а потом снова воскресаем в совсем другом мире и в совсем другом времени. Разве не так?
– Так, – машинально согласился Ники, хотя ничего не слышал из ее объяснений, занятый своими мыслями. – Но тогда, Нуми, тогда это означает, что и на Земле, и на Пирре…
Его слова были прерваны жалобным плачем. Девочка бросилась ему на грудь, хрупкое ее тельце затряслось от рыданий.
– Нуми! Ну что ты… в чем дело? – Он неловко обнял ее, пребывая в полной растерянности.
– Значит и на Пирре! И на Пирре… Там еще больше… – говорила, всхлипывая, девочка.
Только сейчас она осознала, чем обернулось ее легкомысленное желание увидеть Землю, увидеть другие миры. Несмотря на всю свою ученость, она оставалась ребенком и, как любой ребенок, не задумывалась о последствиях тех забав и шалостей, которые вначале могли показаться веселыми и интересными. Сейчас ее родные, может быть, еще живы, но когда она вернется на Пирру, там уже не будет того, что ей знакомо и близко. Потому что в космосе нет «сейчас». Там каждый из миров живет в своем, различном от других «сейчас».
Николай силился вспомнить, что он читал о теории относительности. Здесь, в космосе, чтобы добраться от одной звезды до другой, нужен такой вот Мало или Пегас, или ракета, такая же быстрая, как они, чтобы съесть и выпить время, отделяющее тебя от этой звезды. Но вместе со временем исчезнет и весь твой прежний мир, в противном случае ты не сможешь оказаться в другом мире. Ужасно! Чтобы познать другой мир, нужно потерять свой, может быть, лучший и более красивый! Ради каких-то тупых «сомо кусапиенсов», которые только и знают, что кусаться и с многозначительным видом топорщить усы, потерять целую Землю, потерять целую прекрасную Пирру, которую ты даже еще и не видел! Выходит, сейчас его родители уже давно унесли с собой в могилу тревоги о нем. И нет уже ребят с их двора. И школа давно рухнула или же на ее месте построили другую… Потому что если он сейчас вернется на Землю, то окажется в ее далеком будущем. Может, оно, это будущее, и лучше того, что было, но оно не будет принадлежать ему…
Жвачка застряла у Ники в горле вместе с рыданиями, и он выплюнул ее в темноту. Это помогло ему сдержать первый приступ плача и он услышал душераздирающие рыдания девочки, почувствовал на губах соленую горечь ее слез. Ее безудержное отчаяние заставило его собрать последние крохи мужества. В темноте он нащупал ее головку и стал легонько гладить ее по волосам.
– Не плачь, Нуми! Будет тебе, хватит! Так даже интереснее жить. Ну что сейчас делают другие люди? Плетутся вслед за своим временем и все на одной и той же планете. Мы по десять и даже пятнадцать лет теряем на школу и университет, чтобы хоть что-нибудь, совсем немного узнать о мире, да и это, к сожалению, впоследствии оказывается ошибочным. Вот ведь даже твой искусственный мозг не знает, что творится в других мирах. Это конечно жестоко, но за любое знание надо платить, люди иногда всей жизнью за это расплачиваются, а мы с тобой живы и здоровы, мы с тобой вместе и нам весело… И мы с нашим Пегасом сможем увидеть сколько угодно других миров, какие только пожелаем. С нашим Мало, я хотел сказать, – исправился он, но тут же решил, что за это Мало на него не обидится. Наверное, воспримет это просто как одно из имен, которое ему дали люди, мечтающие обогнать время, чтобы увидеть и узнать больше, чем им отпущено судьбой.
Он шептал ей эти слова, а голос его становился все более хриплым, гораздо более хриплым, чем полагалось для переходного возраста. Он даже удивился, что ему приходят в голову такие странные, но хорошие мысли.
– Не плачь. Вселенная полна умными и добрыми людьми. Мы расскажем им о том, что видели, и они будут нам благодарны за это, потому что у них нет такого Мало. Они еще будут завидовать нам, потому что останутся медленно умирать на своих планетах, а мы будем умирать только в подпространстве и снова воскресать в новых пространствах, и, вероятно, останемся вечными, как вечен этот наш волшебный конь. Ну что же ты, успокойся. Выключи все свои мозги и постарайся уснуть.
Последние слова он произнес совсем тихо, так как ему показалось, что она уже засыпает, и осторожно отодвинулся от нее. Но девочка снова прижалась к нему и, прерывисто всхлипывая, выдохнула ему в ухо:
– Ты… ты такой… очень…
Она не успела договорить, забывшись сном отчаяния. Даже дыхания ее не было слышно. Ники встревожился. Но нет, ничего, грудь ее медленно, но равномерно вздымалась. Тогда он сам поспешил уснуть спасительным сном, и уже во сне вволю выплакаться, потому что ему тоже было необходимо поплакать.
ГЛАВА ТРЕТЬЯ
1. Вновь в подпространстве. Как ведут себя вирусы. В какую сторону вращается мир
Ники потянулся под лучами яркого солнца, пробивавшегося сквозь веки, и тут же вспомнил свой сон, в котором он убегал от кого-то страшного и о чем-то горестно и неудержимо плакал. Он открыл глаза. Никакого солнца и в помине не было. На коленях возле него стояла Нуми и улыбалась ему. А яркий свет, который он принял за солнечный, шел от маленькою фонарика, лежавшего у ее ног.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43
– Постой, постой, – прервал ее Ники. – У нас есть целая теория о времени. Ее создал Эйнштейн. Правда, она не совсем мне ясна, но я о ней читал. Когда летишь со скоростью, близкой к скорости света, время начинает свертываться и… – Ники замер, усиленно пытаясь вспомнить, что же он читал о теории Эйнштейна, и внезапно все в нем похолодело, и сердце словно остановилось.
– И что же тогда происходит? – подстегнула его Нуми.
Сдавленным шепотом он произнес:
– Нет, наверняка она неправильная. Если сейчас… если мы сейчас вернемся на Землю, там, согласно теории, должно пройти много, очень много времени, может быть, сотни лет. Нет, не может быть!
– Очень даже может быть, – невозмутимо возразила девочка с Пирры.
– Наши ученые утверждают то же самое. Но у меня есть совсем иная теория. Она пришла мне в голову, когда я летела с Мало и хотела понять, что он из себя представляет. Может быть, ты опять скажешь, что я чокнутая, но вот как мне все это представляется: просто ради нас, чтобы мы могли быстрее достичь того места, которое нам нужно, Мало съедает время. И потому мы движемся, как на вашем Пегасе, с фантастической скоростью. Но для всех остальных время продолжает течь, так ведь? И для людей, и для животных, и для звезд. Если «черные дыры» образуются умирающими звездами, значит, время этих звезд истекло и они исчезают. В подпространстве нет времени, как не существует времени для человека, умершего и погребенного под землей. Потому мы снова умираем, а потом снова воскресаем в совсем другом мире и в совсем другом времени. Разве не так?
– Так, – машинально согласился Ники, хотя ничего не слышал из ее объяснений, занятый своими мыслями. – Но тогда, Нуми, тогда это означает, что и на Земле, и на Пирре…
Его слова были прерваны жалобным плачем. Девочка бросилась ему на грудь, хрупкое ее тельце затряслось от рыданий.
– Нуми! Ну что ты… в чем дело? – Он неловко обнял ее, пребывая в полной растерянности.
– Значит и на Пирре! И на Пирре… Там еще больше… – говорила, всхлипывая, девочка.
Только сейчас она осознала, чем обернулось ее легкомысленное желание увидеть Землю, увидеть другие миры. Несмотря на всю свою ученость, она оставалась ребенком и, как любой ребенок, не задумывалась о последствиях тех забав и шалостей, которые вначале могли показаться веселыми и интересными. Сейчас ее родные, может быть, еще живы, но когда она вернется на Пирру, там уже не будет того, что ей знакомо и близко. Потому что в космосе нет «сейчас». Там каждый из миров живет в своем, различном от других «сейчас».
Николай силился вспомнить, что он читал о теории относительности. Здесь, в космосе, чтобы добраться от одной звезды до другой, нужен такой вот Мало или Пегас, или ракета, такая же быстрая, как они, чтобы съесть и выпить время, отделяющее тебя от этой звезды. Но вместе со временем исчезнет и весь твой прежний мир, в противном случае ты не сможешь оказаться в другом мире. Ужасно! Чтобы познать другой мир, нужно потерять свой, может быть, лучший и более красивый! Ради каких-то тупых «сомо кусапиенсов», которые только и знают, что кусаться и с многозначительным видом топорщить усы, потерять целую Землю, потерять целую прекрасную Пирру, которую ты даже еще и не видел! Выходит, сейчас его родители уже давно унесли с собой в могилу тревоги о нем. И нет уже ребят с их двора. И школа давно рухнула или же на ее месте построили другую… Потому что если он сейчас вернется на Землю, то окажется в ее далеком будущем. Может, оно, это будущее, и лучше того, что было, но оно не будет принадлежать ему…
Жвачка застряла у Ники в горле вместе с рыданиями, и он выплюнул ее в темноту. Это помогло ему сдержать первый приступ плача и он услышал душераздирающие рыдания девочки, почувствовал на губах соленую горечь ее слез. Ее безудержное отчаяние заставило его собрать последние крохи мужества. В темноте он нащупал ее головку и стал легонько гладить ее по волосам.
– Не плачь, Нуми! Будет тебе, хватит! Так даже интереснее жить. Ну что сейчас делают другие люди? Плетутся вслед за своим временем и все на одной и той же планете. Мы по десять и даже пятнадцать лет теряем на школу и университет, чтобы хоть что-нибудь, совсем немного узнать о мире, да и это, к сожалению, впоследствии оказывается ошибочным. Вот ведь даже твой искусственный мозг не знает, что творится в других мирах. Это конечно жестоко, но за любое знание надо платить, люди иногда всей жизнью за это расплачиваются, а мы с тобой живы и здоровы, мы с тобой вместе и нам весело… И мы с нашим Пегасом сможем увидеть сколько угодно других миров, какие только пожелаем. С нашим Мало, я хотел сказать, – исправился он, но тут же решил, что за это Мало на него не обидится. Наверное, воспримет это просто как одно из имен, которое ему дали люди, мечтающие обогнать время, чтобы увидеть и узнать больше, чем им отпущено судьбой.
Он шептал ей эти слова, а голос его становился все более хриплым, гораздо более хриплым, чем полагалось для переходного возраста. Он даже удивился, что ему приходят в голову такие странные, но хорошие мысли.
– Не плачь. Вселенная полна умными и добрыми людьми. Мы расскажем им о том, что видели, и они будут нам благодарны за это, потому что у них нет такого Мало. Они еще будут завидовать нам, потому что останутся медленно умирать на своих планетах, а мы будем умирать только в подпространстве и снова воскресать в новых пространствах, и, вероятно, останемся вечными, как вечен этот наш волшебный конь. Ну что же ты, успокойся. Выключи все свои мозги и постарайся уснуть.
Последние слова он произнес совсем тихо, так как ему показалось, что она уже засыпает, и осторожно отодвинулся от нее. Но девочка снова прижалась к нему и, прерывисто всхлипывая, выдохнула ему в ухо:
– Ты… ты такой… очень…
Она не успела договорить, забывшись сном отчаяния. Даже дыхания ее не было слышно. Ники встревожился. Но нет, ничего, грудь ее медленно, но равномерно вздымалась. Тогда он сам поспешил уснуть спасительным сном, и уже во сне вволю выплакаться, потому что ему тоже было необходимо поплакать.
ГЛАВА ТРЕТЬЯ
1. Вновь в подпространстве. Как ведут себя вирусы. В какую сторону вращается мир
Ники потянулся под лучами яркого солнца, пробивавшегося сквозь веки, и тут же вспомнил свой сон, в котором он убегал от кого-то страшного и о чем-то горестно и неудержимо плакал. Он открыл глаза. Никакого солнца и в помине не было. На коленях возле него стояла Нуми и улыбалась ему. А яркий свет, который он принял за солнечный, шел от маленькою фонарика, лежавшего у ее ног.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43