- Я закричу… закричу…
Она громко, болезненно охнула, и стало тихо. Я нащупал камень, пустил его вниз, - зашуршала трава. На площади хлопала стеклянная дверь кабака, кто-то ухнул, должно быть, упал, и снова тишина, готовая каждую секунду испугать чем-то.
Под горою появился большой белый ком; всхлипывая и сопя, он тихо, неровно поднимается кверху, - я различаю женщину - она идет на четвереньках, как овца, мне видно, что она по пояс голая, висят ее большие груди, и кажется, что у нее три лица. Вот она добралась до перил, села на них почти рядом со мною, дышит, точно запаленная лошадь, оправляя сбитые волосы; на белизне ее тела ясно видны темные пятна грязи; она плачет, стирая слезы со щек движениями умывающейся кошки, видит меня и тихонько восклицает:
- Господи - кто это? Уйди, бесстыдник!
Я не могу уйти, окаменев от изумления и горького, тоскливого чувства, - мне вспоминаются слова бабушкиной сестры: «Баба - сила, Ева самого Бога обманула…»
И думал в ужасе: а что, если бы такое случилось с моей матерью, с бабушкой?»
Слово «грязь» повторено четыре раза.
Упоминание матери не случайно. Если в «Детстве» описан случай, как пьяный отчим бьет Варвару, то в «Изложении фактов и дум…» описывается, как мать ночью привела в их дом любовника и проснувшийся мальчик Алеша видел его и даже познакомился с ним. Наутро мать сказала ему, что это был сон и что о нем никому не надо говорить. Потом Горький обыграет этот сюжет в рассказе «Сон Коли». Не станем делать из этого далеко идущие выводы. Оставим их для фрейдистов от литературы, которые живо обнаружат здесь пресловутый эдипов комплекс. Но очевидно одно: у юного Пешкова было трепетное, возвышенное отношение к любви и болезненный интерес к сексу, который неизменно представлялся ему «грязным».
Например, уже цитированный отрывок о сексе пекаря в пекарне А.С.Деренкова с крестницей городового Никифорыча имеет свое продолжение, когда жена самого Никифорыча нахально соблазняет Алексея чуть ли не на глазах у супруга.
Биограф Илья Александрович Груздев разыскал в дореволюционной «Босяцкой газете» (выходила в России и такая!) воспоминания о жизни Пешкова в казанской «Марусовке», ночлежном доме, куда, после бегства от гостеприимного Евреинова, его привел революционер Гурий Плетнев.
КАК ЖИЛ МАКСИМ ГОРЬКИЙ (по устному рассказу И. Владыкина, хозяина ночлежки, где жил Горький).
«… Да я даже и не знал, что Горький Максим и Пешков - одна личность. Увидел его портрет в магазине-то, в окне, и дыть присел: «Алеха, - думаю, - брат - ого-го-го! Да какими же путями…»
Вы спрашиваете, как жил-то Алексей. Удивительно. Помню вот, словно надысь было. А ведь прошло годов много… Это вот приходит раз длинный и лохматый верзила.
- Пусти, - грит, - дядя Ван, в ночлежку!.. Пустил.
Понравился верзила мне сразу, хоша больно он был свирепый во взгляде.
А жил он у меня не то два, не то один месяц.
Ну, значит, писал он. То ись я думал, что он того, божественное что, а он просто так.
Другой раз скучища, а он сидит на табурете у стола, прижмется грудью, строчит и сопит, индо другой раз зубами скрипнет.
- Ах, - говорит, - и паскуды же это все люди.
Чудной был. А так добрый, другой раз, когда зашибет где, всем даст, кто попросит…
А вот раз девку ошпарили, тогда он долго писал что-то, а потом все порвал, страшно осерчал на что-то. Умственный был парень. А часто вот загрустит, заляжет спать, а сам не спит и все лоб чешет.
- Смотри, - говорю, - мозоль натрешь…
А он мне:
- Ладно, дядя Ван, у меня и так мозоль в мозгу. Это от разных мыслей, значит…
Потеха. Какие там мозоли.
А расстались с ним хорошо.
- Пойду, - грит, - дядя Ван, и где лучше, к моей земле.
- К какой земле?
- А туда, где паскудства нет.
- Везде одно, - махаю я рукой. - А коли охота идти - скатертью дорога».
Груздев был биограф тактичный, и если он послал этот рассказ Горькому даже в качестве «казуса», значит, он чем-то привлек его внимание. Попробуем догадаться - чем.
Во-первых, Казань была для Груздева наиболее темным пятном в биографии Алеши Пешкова. Сопоставив (уже по «Детству») реальные факты с их художественной трактовкой в трилогии, Груздев понял, что трактовки эти надо проверять и перепроверять. Он и делал это путем переписки с Горьким, личного общения с ним и собственных разысканий. Интересно, что Груздев, много общавшийся с Горьким в конце его жизни, не оставил воспоминаний.
Рассказ из «Босяцкой газеты» некоего Владыкина, которого Горький в ответном письме к Груздеву не признал (вообще отнесся к рассказу холодно, но не стал его полностью опровергать), легко принять за мистификацию. Сцена с девушкой, которую ошпарили кипятком, могла быть взята из пьесы «На дне». Слова о людском «паскудстве» могли идти и от Коновалова, и от Аристида Кувалды, и от сапожника Орлова, и от других героев раннего М.Горького.
Но вот что настораживает (возможно, это и Груздева остановило). Откуда знал некий Владыкин (допустим, мифический), что молодого Пешкова все принимали сперва за расстригу либо за божьего странника? Откуда Владыкин знал о привычке Алексея уничтожать свои стихи? А слово «умственный»? Как это точно сказано о Пешкове казанского периода! И наконец, откуда мог знать Владыкин, если он выдумал знакомство с Алешей Пешковым, о привычке его не отказывать в деньгах тем, кто просил, которую он унаследовал от бабушки Акулины? Ведь в 1907 году, когда в «Босяцкой газете» вышел рассказ Владыкина, «Детство» еще не было написано. И еще не было воспоминаний А.А.Смирнова, сотрудника «Самарской газеты», о том, как Горький, сам нуждаясь, помогал деньгами нуждающимся.
Пешков был переростком и физически, и интеллектуально. Он ворочал многопудовые мешки с мукой, а затем читал «Афоризмы и максимы» Артура Шопенгауэра прямо здесь, на мешках. Он не мог грамотно писать до тридцати лет, но поражал своими знаниями (а главное, пониманием различных сложных областей знания) и особым литературным вкусом А.С.Деренкова, студентов университета и Духовной академии и культурнейшего нижегородского адвоката А.И.Ланина, у которого потом служил письмоводителем.
Но пока он пишет предсмертную записку, о которой есть смысл поговорить обстоятельно. Вот она: «В смерти моей прошу обвинить немецкого поэта Гейне, выдумавшего зубную боль в сердце. Прилагаю при сем мой документ, специально для сего случая выправленный. Останки мои прошу взрезать и рассмотреть, какой черт сидел во мне за последнее время. Из приложенного документа видно, что я А.Пешков, а из сей записки, надеюсь, ничего не видно. Нахожусь в здравом уме и полной памяти. А.Пешков. За доставленные хлопоты прошу извинить».
Горький и черт
Если сравнить рассказ о попытке самоубийства в «Случае из жизни Макара» и повести «Мои университеты» с известными реальными фактами этого дела, возникает несколько нестыковок.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94