Как вдруг из кустов позади пушкарей поднялись сразу сотни не тронутой боем свежей пехоты — московских солдат с ружьями наготове. Гром пальбы загремел в лицо казакам. Многие из них попадали с седел, а остальные смешались, отдаваясь на волю своих испуганных громом коней.
Мгновенья было нельзя терять: пока пушкари еще заряжали и солдаты должны были тоже возиться с ружьями, — налететь на них, смять и тех и других…
— В пики! — крикнул Наумов, поняв, чего хочет Разин.
Но меж рядами солдат, когда оставалось всего полсотни шагов до пушек, из кустов же выскочили другие солдаты и, вскинув ружья, ударили также разом, свалив десятка два казаков. Вздыбились раненые казацкие кони, топча сброшенных всадников, а пушкари тем временем уже успели зарядить пушки и грянули новым залпом…
Ничто не могло теперь удержать казаков: не слыша уже никого, не способные слушать приказов, призывов, они понеслись назад, и новые выстрелы били теперь им в спины… Все войско Разина откатывалось назад к Свияге… Чтобы не быть унесенным общим потоком бегущих, Степан направил коня в сторону и оглянулся. Успевшие построиться сотни дворян, конных стрельцов и драгунские полки мчались уже с горы, готовые преследовать и рубить казаков, но в это время крики и визг раздались у них с тыла.
— Алла-а! А-а!.. а-а!.. а-а-а!.. — послышалось из-за холма, и войско Барятинского, вместо того чтобы мчаться за казаками, растерянно повернуло назад.
Разин понял, это поспели его татары.
«Опоздали немного ударить!» — с досадой подумал Степан.
Он задержался, наблюдая, как торопливо должна была перестроиться конница воеводы, чтобы принять с тылу двойной удар.
«Эх, кабы сейчас не бежали казаки, а были бы гожи к бою! — с досадой подумал Разин, глядя вслед своим смятенным полкам, убегавшим к Свияге. — Алешка бы догадался!..»
И, словно услышав его затаенную мысль, Протакин с тремя полками, по тысяче всадников в каждом, рванулся из лесу, из засады, в поддержку татар.
Разин радостно усмехнулся, поняв, что успеет построить свои полки, пока дерется Протакин…
На ровном широком поле Разину было видно, как Наумов, Еремеев и Боба со своими есаулами обогнали бегущих и поскакали впереди всей смятенной страхом отступавшей орды, крича казакам, указывая саблями в сторону пригорка, за которым стояли пушки Сергея Кривого.
Это был верный прием: увидав впереди себя атаманов, толпа казаков подчинилась общему ощущению того, что она не просто бежит; она поверила, что ее ведут!.. В ее движении уже обозначился некоторый порядок.
«Молодцы атаманы!» — подумал Степан, представив себе, как за пригорком, под прикрытием пушек Сергея, все войско снова построится к бою, повернет назад, и тогда воевода будет зажат между казаками и татарами.
Разин помчался за есаулами, чтобы быстрее построить войско и вывести в бой…
Он не был растерян и знал, что это совсем не конец, а только начало битвы.
Он видел, что это была не победа дворян, не его поражение, а всего только случай… Сотни две перебитых людей не ослабили его войско, но он был взбешен, что попался, как воробей, в такую пустую ловушку.
Навстречу Степану скакал одинокий казак от холма, где стоял Кривой.
— Батька, пушки у нас отбиты, Сергей пропал! — крикнул казак.
У Разина защемило сердце. Подъезжая к холму, он не увидел там никого, кроме мертвых, валявшихся по его склонам. Еще не поняв, куда девался Сергей, Разин присвистнул коню и с нетерпением поднялся в стременах, стараясь взглянуть на холм…
Его охватила тревога: пока он увлекся погоней за воеводой, Сергей был разбит и, может быть, даже захвачен дворянами. Степан подхлестнул коня и взлетел на пригорок…
Закинув над головою руку с зажатой саблей, Сергей лежал на траве с рассеченным черепом. Лежал так, словно и мертвый он продолжал рубиться. Глаза его были открыты навстречу смерти, в выражении лица была не пустая и мертвая холодность, а боевая гроза…
Весь пригорок вокруг был усеян телами своих и врагов, но пушки исчезли.
«Не отдал пушки Серега. У мертвого взяли!» — подумал Степан. Он задержался над трупом Сергея, коснулся своей шапки, хотел ее снять и проститься с другом, но вспомнил, что некогда, и, только сдвинув слегка на затылок шапку, пустился вперед. За холмом он все понял: на Сергея ударили сзади, от берега Грязнушки, откуда они не ждали подхода вражеских войск.
Здесь-то, на берегу этой речки, и строилось теперь войско Разина к новым схваткам.
По мутной холодной воде Грязнушки, обросшей по берегам ольшаником, плыли, крутясь, осенние желтые листья.
Степан старался понять, куда же дворяне увезли его отбитые пушки, которые надо было вернуть, пока воевода не мог отвязаться от наседавших с тыла татар, поддержанных Алешей Протакиным.
Но размышлять долго не было времени: подъездчики донесли ему, что Барятинский устремил на татар часть своих сил, которые бьются отдельно; против Протакина бросил дворянский полк и пеших стрельцов, а остальную часть войска вместе с пушками приготовил к движению вперед, должно быть желая прорваться к мосту через Свиягу, к самому городу.
Подъездчики сообщили также, что с верховьев Сельди к дворянам пришел еще один конный полк, который поставлен на левом крыле воеводской рати.
Разин тотчас же послал сказать Бобе, что против него идут свежие силы.
Над полем сгустился туман с осенним мелким дождем.
Объехав свое войско, вновь построенное к бою, под прикрытием опустившейся мглы Степан Тимофеевич двинул его снова в долину, навстречу наступающим полкам воеводы. Ему сообщили, что воевода ведет под прикрытием конных пехоту и пушки к свияжскому мосту. Тогда Степан подъехал к лесочку на берегу Свияги, где лежала в засаде пехота, состоявшая из стрельцов Саратова и Самары, атаманом которых был Лазарь Тимофеев.
— Пошли! — махнул Степан Лазарю.
С заряженными пищалями стрельцы шевельнулись и двинулись шагом вперед, преграждая подход к мосту.
— Сам батька с нами! — прошло по рядам стрельцов.
— В бой с нами! Нас в битву ведет! — радостно говорили они.
Эта весть бодрила пехоту, как будто присутствие Разина четверило силы бойцов.
В дожде и тумане стрельцы подошли, пока стали видны смутные очертания врага, остановились и без команды, по молчаливому знаку, вскинув пищали, ударили залпом.
В стане врага точно этого только и ждали. Грянули крики, и вражеская пехота рванулась в рукопашную схватку. Разинские стрельцы напрасно роптали на то, что головы их замучили учением на иноземный лад, — они представляли собою войско, обученное не хуже, чем присланная из Казани воеводская стрелецкая рать. Сделав выстрел, первый ряд разинских стрельцов отступил назад два шага, второй ряд, стоявший за ними, шагнул вперед, и, прежде чем враг добежал, — впритык, в лицо ему снова ударили выстрелы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130
Мгновенья было нельзя терять: пока пушкари еще заряжали и солдаты должны были тоже возиться с ружьями, — налететь на них, смять и тех и других…
— В пики! — крикнул Наумов, поняв, чего хочет Разин.
Но меж рядами солдат, когда оставалось всего полсотни шагов до пушек, из кустов же выскочили другие солдаты и, вскинув ружья, ударили также разом, свалив десятка два казаков. Вздыбились раненые казацкие кони, топча сброшенных всадников, а пушкари тем временем уже успели зарядить пушки и грянули новым залпом…
Ничто не могло теперь удержать казаков: не слыша уже никого, не способные слушать приказов, призывов, они понеслись назад, и новые выстрелы били теперь им в спины… Все войско Разина откатывалось назад к Свияге… Чтобы не быть унесенным общим потоком бегущих, Степан направил коня в сторону и оглянулся. Успевшие построиться сотни дворян, конных стрельцов и драгунские полки мчались уже с горы, готовые преследовать и рубить казаков, но в это время крики и визг раздались у них с тыла.
— Алла-а! А-а!.. а-а!.. а-а-а!.. — послышалось из-за холма, и войско Барятинского, вместо того чтобы мчаться за казаками, растерянно повернуло назад.
Разин понял, это поспели его татары.
«Опоздали немного ударить!» — с досадой подумал Степан.
Он задержался, наблюдая, как торопливо должна была перестроиться конница воеводы, чтобы принять с тылу двойной удар.
«Эх, кабы сейчас не бежали казаки, а были бы гожи к бою! — с досадой подумал Разин, глядя вслед своим смятенным полкам, убегавшим к Свияге. — Алешка бы догадался!..»
И, словно услышав его затаенную мысль, Протакин с тремя полками, по тысяче всадников в каждом, рванулся из лесу, из засады, в поддержку татар.
Разин радостно усмехнулся, поняв, что успеет построить свои полки, пока дерется Протакин…
На ровном широком поле Разину было видно, как Наумов, Еремеев и Боба со своими есаулами обогнали бегущих и поскакали впереди всей смятенной страхом отступавшей орды, крича казакам, указывая саблями в сторону пригорка, за которым стояли пушки Сергея Кривого.
Это был верный прием: увидав впереди себя атаманов, толпа казаков подчинилась общему ощущению того, что она не просто бежит; она поверила, что ее ведут!.. В ее движении уже обозначился некоторый порядок.
«Молодцы атаманы!» — подумал Степан, представив себе, как за пригорком, под прикрытием пушек Сергея, все войско снова построится к бою, повернет назад, и тогда воевода будет зажат между казаками и татарами.
Разин помчался за есаулами, чтобы быстрее построить войско и вывести в бой…
Он не был растерян и знал, что это совсем не конец, а только начало битвы.
Он видел, что это была не победа дворян, не его поражение, а всего только случай… Сотни две перебитых людей не ослабили его войско, но он был взбешен, что попался, как воробей, в такую пустую ловушку.
Навстречу Степану скакал одинокий казак от холма, где стоял Кривой.
— Батька, пушки у нас отбиты, Сергей пропал! — крикнул казак.
У Разина защемило сердце. Подъезжая к холму, он не увидел там никого, кроме мертвых, валявшихся по его склонам. Еще не поняв, куда девался Сергей, Разин присвистнул коню и с нетерпением поднялся в стременах, стараясь взглянуть на холм…
Его охватила тревога: пока он увлекся погоней за воеводой, Сергей был разбит и, может быть, даже захвачен дворянами. Степан подхлестнул коня и взлетел на пригорок…
Закинув над головою руку с зажатой саблей, Сергей лежал на траве с рассеченным черепом. Лежал так, словно и мертвый он продолжал рубиться. Глаза его были открыты навстречу смерти, в выражении лица была не пустая и мертвая холодность, а боевая гроза…
Весь пригорок вокруг был усеян телами своих и врагов, но пушки исчезли.
«Не отдал пушки Серега. У мертвого взяли!» — подумал Степан. Он задержался над трупом Сергея, коснулся своей шапки, хотел ее снять и проститься с другом, но вспомнил, что некогда, и, только сдвинув слегка на затылок шапку, пустился вперед. За холмом он все понял: на Сергея ударили сзади, от берега Грязнушки, откуда они не ждали подхода вражеских войск.
Здесь-то, на берегу этой речки, и строилось теперь войско Разина к новым схваткам.
По мутной холодной воде Грязнушки, обросшей по берегам ольшаником, плыли, крутясь, осенние желтые листья.
Степан старался понять, куда же дворяне увезли его отбитые пушки, которые надо было вернуть, пока воевода не мог отвязаться от наседавших с тыла татар, поддержанных Алешей Протакиным.
Но размышлять долго не было времени: подъездчики донесли ему, что Барятинский устремил на татар часть своих сил, которые бьются отдельно; против Протакина бросил дворянский полк и пеших стрельцов, а остальную часть войска вместе с пушками приготовил к движению вперед, должно быть желая прорваться к мосту через Свиягу, к самому городу.
Подъездчики сообщили также, что с верховьев Сельди к дворянам пришел еще один конный полк, который поставлен на левом крыле воеводской рати.
Разин тотчас же послал сказать Бобе, что против него идут свежие силы.
Над полем сгустился туман с осенним мелким дождем.
Объехав свое войско, вновь построенное к бою, под прикрытием опустившейся мглы Степан Тимофеевич двинул его снова в долину, навстречу наступающим полкам воеводы. Ему сообщили, что воевода ведет под прикрытием конных пехоту и пушки к свияжскому мосту. Тогда Степан подъехал к лесочку на берегу Свияги, где лежала в засаде пехота, состоявшая из стрельцов Саратова и Самары, атаманом которых был Лазарь Тимофеев.
— Пошли! — махнул Степан Лазарю.
С заряженными пищалями стрельцы шевельнулись и двинулись шагом вперед, преграждая подход к мосту.
— Сам батька с нами! — прошло по рядам стрельцов.
— В бой с нами! Нас в битву ведет! — радостно говорили они.
Эта весть бодрила пехоту, как будто присутствие Разина четверило силы бойцов.
В дожде и тумане стрельцы подошли, пока стали видны смутные очертания врага, остановились и без команды, по молчаливому знаку, вскинув пищали, ударили залпом.
В стане врага точно этого только и ждали. Грянули крики, и вражеская пехота рванулась в рукопашную схватку. Разинские стрельцы напрасно роптали на то, что головы их замучили учением на иноземный лад, — они представляли собою войско, обученное не хуже, чем присланная из Казани воеводская стрелецкая рать. Сделав выстрел, первый ряд разинских стрельцов отступил назад два шага, второй ряд, стоявший за ними, шагнул вперед, и, прежде чем враг добежал, — впритык, в лицо ему снова ударили выстрелы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130