С чего вдруг — собирались в худшем случае сделать министром нефтяной промышленности, а вместо этого решили арестовать?
Да еще договорились об этом заблаговременно. Выходит, Маленков — а он, между прочим, Предсовмина — ничего не знал?
Но может быть и другая версия появления этого черновика. Дело в том, что странное этот текст производит впечатление. Сначала идут длинные гладкие фразы, стилистически выверенные, без сокращений, и при этом совершенно дежурные, которые опытный партчиновник без всяких записей произнесет. И вдруг текст становится сбивчивым, конспективным, слова сокращаются. Вся существенная часть документа изложена кое-как, словно бы в страшной спешке. Фразы стилистически разные. Рядом с вполне грамотной — о том, что МВД поправлял партию и правительство, — стоит возмущенный выкрик: ЦК — на второй план! Такое ощущение, что над Маленковым буквально нависает несколько человек и он записывает то, что ему наперебой говорят. Проекта резолюции здесь также нет, хотя обычно он готовился заранее.
Все настолько наспех, что, скорее всего, вышеупомянутый черновик писался утром 26 июня, непосредственно перед заседанием. То есть он был экспромтом.
Так, словно перед самым заседанием, некто — и мы еще поймем, кто именно — сказал: «Товарищи, сколько же можно! Положение сложилось недопустимое, Берия черт знает что себе позволяет! Знаете что? Сегодняшнее дело подождет, давайте-ка лучше обсудим вот что…»
Но с чего вдруг? Что, вопрос так наболел, что и дня не подождать, чтобы решить его нормальным путем? А это смотря какой вопрос! О заговоре Берия, думаю, можно забыть. Но ведь заседание было назначено заранее, и у него должна была быть нормальная, официальная, заранее обговоренная повестка дня.
О чем должна была идти речь на заседании Президиума ЦК 26 июня?
А вот об этом сведений нигде нет!
Так что же на самом деле произошло 26 июня?
Юрий Мухин предполагает, что Берия под каким-либо предлогом заманили куда-нибудь, например, в штаб ПВО, и там убили. Впрочем, трудно представить себе, чтобы предельно занятый Берия вдруг изменил свои планы и отправился куда-то в штаб ПВО, если он туда изначально не собирался. А куда он, кстати, собирался?
Кто мог об этом знать?
В первую очередь об этом могли знать жена и сын. И вот что вспоминает Серго Берия.
«26 июня 1953 года отец находился на даче. Я уехал раньше, где-то около восьми, и через час был в Кремле. (Кабинет отца располагался в противоположном здании.) В четыре часа дня мы должны были доложить отцу о подготовке к проведению ядерного взрыва… (Дальше рассказывается о подготовке к докладу, совместно с другими конструкторами, у Б. Л. Ванникова. — Е. П.) Часов в двенадцать ко мне подходит сотрудник из секретариата Ванникова и приглашает к телефону: звонил дважды Герой Советского Союза Амет-Хан, испытывавший самолеты с моим оборудованием. „Серго, — кричал он в трубку, — я тебе одну страшную весть сообщу, но держись! Ваш дом окружен войсками, а твой отец, по всей вероятности, убит. Я уже выслал машину к кремлевским воротам, садись в нее и поезжай на аэродром. Я готов переправить тебя куда-нибудь, пока еще не поздно!“
Я начал звонить в секретариат отца. Телефоны молчали. Наверное, их успели отключить. Не брал никто трубку и на даче, и в квартире. Связь отсутствовала всюду… Тогда я обратился к Ванникову. Выслушав меня, он тоже принялся звонить, но уже по своим каналам. В тот день, по предложению отца, было назначено расширенное заседание Президиума ЦК… (Дальше мы часть фразы пока выпустим, потом я ее приведу. — Е. П.) Ванников установил, что заседание отменено и происходит что-то непонятное…
…Борис Львович (Ванников. — Е. П.), чтобы меня одного не схватили, поехал вместе со мной на городскую квартиру, расположенную на Садовом кольце. Район в самом деле был оцеплен военными, и нас долго не пропускали во двор, пока Ванников снова не позвонил Хрущеву. Наконец, после его разрешения, нас пропустили, что и подтверждало его причастность к происходящему. Стена со стороны комнаты моего отца была выщерблена пулями крупнокалиберных пулеметов, окна разбиты, двери выбиты.
Пока я все это отчаянно рассматривал, ко мне подбежал один из охранников и говорит: «Серго, только что из помещения вынесли кого-то на носилках, накрытых брезентом».
Охранника срочно позвали, и я не успел спросить у него, находился ли отец дома во время обстрела»69.
Скорее всего, так оно и было. Именно так — тупо, грубо, нелепо. Этими чертами отмечены все действия убийц Берия — и «Танки-шоу» в центре столицы, и пресловутый Пленум ЦК, о котором еще пойдет речь, и «суд», и все прочее.
…Еще пара штрихов, доказывающих, что Берия был убит. Из воспоминаний Серго: «После всего, что произошло<Уже много лет спустя.> , Анастас Иванович (Микоян. — Е. П.) разыскал меня в Москве у дочери и долго твердил о своей непричастности к гибели отца… Я тогда не мог знать содержания его выступления на Пленуме, поэтому принял за истину слова Микояна. Правда, некоторые сомнения в искренности этих клятв заронила мне в душу реплика, как бы случайно оброненная им: «Эх, дорогой Серго, о чем угодно можно говорить, когда человека уже нет в живых!..» Только спустя десятки лет я понял подтекст микояновской реплики»70.
И снова слово Ю. Мухину.
«Я позвонил последнему оставшемуся в живых члену тогдашнего ЦК Н. К. Байбакову. В ходе разговора по техническим вопросам я спросил его, помнит ли он июльский 1953 г. Пленум ЦК? Когда Николай Константинович его вспомнил (ему 90 лет), я неожиданно задал ему вопрос: „Знали ли вы на Пленуме, что Берия уже убит?“
Он быстро ответил: «Нет, я тогда ничего не знал, — но затем, после заминки, сказал: — Но факт в том, что он оказался убитым»»71.
Можно еще и еще доказывать, что Берия был не арестован, а убит. Но стоит ли?
…Да, но все это как-то уж слишком грубо и непрофессионально. Если так уж надо было ликвидировать Берия, неужели обязательно было затевать стрельбу в центре Москвы? Есть же и другие способы… да хоть авиакатастрофа, чем плохо?
Тому есть одно объяснение: у них не было времени обставить все прилично. Это был, как уже говорилось, экспромт. Они спешили, причем так спешили, и опасность была так велика, что им было уже все равно, как убрать Берия. Да хоть в самом деле Москву бомбить — лишь бы убрать!
Да, но почему?
А вот теперь вернемся к выпущенной фразе из воспоминаний Серго. «В тот день, по предложению отца, было назначено расширенное заседание Президиума ЦК, на котором планировалось обсудить деятельность министра государственной безопасности СССР С. Игнатьева и его заместителя М. Рюмина с целью установления их личной вины в фабрикации ряда дел: мингрельского, ленинградского и т. п. …». Он настолько не придал этому факту значения, что даже не включил его в свою книгу, ограничившись упоминанием в интервью, то есть о какой-то подтасовке не может быть и речи.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128
Да еще договорились об этом заблаговременно. Выходит, Маленков — а он, между прочим, Предсовмина — ничего не знал?
Но может быть и другая версия появления этого черновика. Дело в том, что странное этот текст производит впечатление. Сначала идут длинные гладкие фразы, стилистически выверенные, без сокращений, и при этом совершенно дежурные, которые опытный партчиновник без всяких записей произнесет. И вдруг текст становится сбивчивым, конспективным, слова сокращаются. Вся существенная часть документа изложена кое-как, словно бы в страшной спешке. Фразы стилистически разные. Рядом с вполне грамотной — о том, что МВД поправлял партию и правительство, — стоит возмущенный выкрик: ЦК — на второй план! Такое ощущение, что над Маленковым буквально нависает несколько человек и он записывает то, что ему наперебой говорят. Проекта резолюции здесь также нет, хотя обычно он готовился заранее.
Все настолько наспех, что, скорее всего, вышеупомянутый черновик писался утром 26 июня, непосредственно перед заседанием. То есть он был экспромтом.
Так, словно перед самым заседанием, некто — и мы еще поймем, кто именно — сказал: «Товарищи, сколько же можно! Положение сложилось недопустимое, Берия черт знает что себе позволяет! Знаете что? Сегодняшнее дело подождет, давайте-ка лучше обсудим вот что…»
Но с чего вдруг? Что, вопрос так наболел, что и дня не подождать, чтобы решить его нормальным путем? А это смотря какой вопрос! О заговоре Берия, думаю, можно забыть. Но ведь заседание было назначено заранее, и у него должна была быть нормальная, официальная, заранее обговоренная повестка дня.
О чем должна была идти речь на заседании Президиума ЦК 26 июня?
А вот об этом сведений нигде нет!
Так что же на самом деле произошло 26 июня?
Юрий Мухин предполагает, что Берия под каким-либо предлогом заманили куда-нибудь, например, в штаб ПВО, и там убили. Впрочем, трудно представить себе, чтобы предельно занятый Берия вдруг изменил свои планы и отправился куда-то в штаб ПВО, если он туда изначально не собирался. А куда он, кстати, собирался?
Кто мог об этом знать?
В первую очередь об этом могли знать жена и сын. И вот что вспоминает Серго Берия.
«26 июня 1953 года отец находился на даче. Я уехал раньше, где-то около восьми, и через час был в Кремле. (Кабинет отца располагался в противоположном здании.) В четыре часа дня мы должны были доложить отцу о подготовке к проведению ядерного взрыва… (Дальше рассказывается о подготовке к докладу, совместно с другими конструкторами, у Б. Л. Ванникова. — Е. П.) Часов в двенадцать ко мне подходит сотрудник из секретариата Ванникова и приглашает к телефону: звонил дважды Герой Советского Союза Амет-Хан, испытывавший самолеты с моим оборудованием. „Серго, — кричал он в трубку, — я тебе одну страшную весть сообщу, но держись! Ваш дом окружен войсками, а твой отец, по всей вероятности, убит. Я уже выслал машину к кремлевским воротам, садись в нее и поезжай на аэродром. Я готов переправить тебя куда-нибудь, пока еще не поздно!“
Я начал звонить в секретариат отца. Телефоны молчали. Наверное, их успели отключить. Не брал никто трубку и на даче, и в квартире. Связь отсутствовала всюду… Тогда я обратился к Ванникову. Выслушав меня, он тоже принялся звонить, но уже по своим каналам. В тот день, по предложению отца, было назначено расширенное заседание Президиума ЦК… (Дальше мы часть фразы пока выпустим, потом я ее приведу. — Е. П.) Ванников установил, что заседание отменено и происходит что-то непонятное…
…Борис Львович (Ванников. — Е. П.), чтобы меня одного не схватили, поехал вместе со мной на городскую квартиру, расположенную на Садовом кольце. Район в самом деле был оцеплен военными, и нас долго не пропускали во двор, пока Ванников снова не позвонил Хрущеву. Наконец, после его разрешения, нас пропустили, что и подтверждало его причастность к происходящему. Стена со стороны комнаты моего отца была выщерблена пулями крупнокалиберных пулеметов, окна разбиты, двери выбиты.
Пока я все это отчаянно рассматривал, ко мне подбежал один из охранников и говорит: «Серго, только что из помещения вынесли кого-то на носилках, накрытых брезентом».
Охранника срочно позвали, и я не успел спросить у него, находился ли отец дома во время обстрела»69.
Скорее всего, так оно и было. Именно так — тупо, грубо, нелепо. Этими чертами отмечены все действия убийц Берия — и «Танки-шоу» в центре столицы, и пресловутый Пленум ЦК, о котором еще пойдет речь, и «суд», и все прочее.
…Еще пара штрихов, доказывающих, что Берия был убит. Из воспоминаний Серго: «После всего, что произошло<Уже много лет спустя.> , Анастас Иванович (Микоян. — Е. П.) разыскал меня в Москве у дочери и долго твердил о своей непричастности к гибели отца… Я тогда не мог знать содержания его выступления на Пленуме, поэтому принял за истину слова Микояна. Правда, некоторые сомнения в искренности этих клятв заронила мне в душу реплика, как бы случайно оброненная им: «Эх, дорогой Серго, о чем угодно можно говорить, когда человека уже нет в живых!..» Только спустя десятки лет я понял подтекст микояновской реплики»70.
И снова слово Ю. Мухину.
«Я позвонил последнему оставшемуся в живых члену тогдашнего ЦК Н. К. Байбакову. В ходе разговора по техническим вопросам я спросил его, помнит ли он июльский 1953 г. Пленум ЦК? Когда Николай Константинович его вспомнил (ему 90 лет), я неожиданно задал ему вопрос: „Знали ли вы на Пленуме, что Берия уже убит?“
Он быстро ответил: «Нет, я тогда ничего не знал, — но затем, после заминки, сказал: — Но факт в том, что он оказался убитым»»71.
Можно еще и еще доказывать, что Берия был не арестован, а убит. Но стоит ли?
…Да, но все это как-то уж слишком грубо и непрофессионально. Если так уж надо было ликвидировать Берия, неужели обязательно было затевать стрельбу в центре Москвы? Есть же и другие способы… да хоть авиакатастрофа, чем плохо?
Тому есть одно объяснение: у них не было времени обставить все прилично. Это был, как уже говорилось, экспромт. Они спешили, причем так спешили, и опасность была так велика, что им было уже все равно, как убрать Берия. Да хоть в самом деле Москву бомбить — лишь бы убрать!
Да, но почему?
А вот теперь вернемся к выпущенной фразе из воспоминаний Серго. «В тот день, по предложению отца, было назначено расширенное заседание Президиума ЦК, на котором планировалось обсудить деятельность министра государственной безопасности СССР С. Игнатьева и его заместителя М. Рюмина с целью установления их личной вины в фабрикации ряда дел: мингрельского, ленинградского и т. п. …». Он настолько не придал этому факту значения, что даже не включил его в свою книгу, ограничившись упоминанием в интервью, то есть о какой-то подтасовке не может быть и речи.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128