ТВОРЧЕСТВО

ПОЗНАНИЕ

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  AZ

 



Леди и джентльмены от прессы, если можно так сказать, собрались, как и сообщил мне Рич, в баре. Было около двенадцати, и именно в это время Мортон Льюис, окружной прокурор, обещал им сделать заявление.
Мне удалось завладеть вниманием нетерпеливых газетчиков и довести до их сведения, что отношениями с прессой в «Дарлбруке» буду заниматься я собственной персоной. Мое заявление вызвало пренебрежительный смешок. Им не было дела до «отношений с прессой». Они жаждали фактов. У меня не было никакого фактического материала об убийстве, но я добросовестно сообщил им, что Джордж Причард вознамерился обогатить кого-нибудь. В ответ раздался нестройный шум. Можно было видеть, как в их головах завертелись колесики. Старое романтическое представление о репортере, который мечтает только о том, чтобы опередить всех своих соперников по прессе и добыть эксклюзивные материалы, по большей части стали легендой прошлого. В таких историях, как эта, они обычно делятся друг с другом информацией. Предпочитают пойти на это, чем всем оказаться обделенными важными сведениями. Но я чуть ли не видел, как в их зрачках люди, словно в диснеевских мультиках, превратились в значки доллара. За двадцать пять тысяч долларов наиболее способные или тщеславные из них могли уйти в отставку и написать великий американский роман или, наоборот, допиться до чертиков в «Бликсе», самом популярном у газетчиков салуне. Я без труда получил для Джорджа Причарда его первых двадцать пять детективов.
Когда я возвратился в вестибюль, меня остановил язвительно усмехающийся окружной прокурор Мортон Льюис. Видимо, он слышал мое сообщение. Больше чем когда-либо он напомнил мне средневекового правителя-интригана.
— Вы ведь Трэнтер, не так ли? — спросил он.
Я подтвердил его предположение.
— Попозже я хочу поболтать с вами, — сказал он и посмотрел в сторону столпившихся у бара репортеров. — Двадцать пять штук, а? Недурное вознаграждение! Кажется, теперь здесь все бросятся играть в полицейского и вора. Я предпочел бы, чтобы Причард посоветовался со мной, прежде чем делать публичное заявление.
— Он хочет как можно скорее получить результаты, — сказал я.
Холодные серые глаза прокурора впились в меня.
— Господи, Трэнтер, вы говорите так, как будто не очень-то верите в нас.
Черт, не имело смысла вступать с ним в пререкания.
— Я только объяснил вам, что, по-моему, чувствует Причард.
— Гарделла сказал мне, что вы не слышали тот смех прошлой ночью, — сказал Льюис. — Крепко спали. Вы считаете, что Стайлс действительно его слышал?
— Думаю, да, — сказал я. — Но что с вами, ребята? Кажется, вы не хотите ему верить. Зачем ему лгать?
— Я не считаю, что он лжет, — возразил Льюис. — Но взгляните на это с нашей точки зрения. Стайлс — единственный, кто уже слышал тот смех раньше. Он ехал в своей машине на высокой скорости, имея рядом своего истеричного отца, который боролся с ним, чтобы избежать столкновения, за секунды до того, как их машина разбилась, а его отец заживо сгорел. Он потерял свою ногу и впал в беспамятство на два дня. Когда он пришел в себя настолько, чтобы отвечать на вопросы полиции, он вспомнил про смех. Он напомнил ему о смехе, созданном неким актером кино. Но действительно ли он звучал, как смех Вайдмарка, или просто напоминал его? Возможно, мне он не напомнил бы об Вайдмарке.
— Я думаю, Питер узнал его, — сказал я. — Он разбудил его прошлой ночью. И думаю, узнает его, если услышит еще раз.
— Надеюсь, — кивнул Льюис. — Иначе все наши усилия окажутся бесполезными.
Он двинулся дальше.
— У вас есть что-нибудь сообщить репортерам? — спросил я вдогонку ему.
Он пожал плечами.
— Обычное «ничего», — сказал он. — Мы гоняемся за хохочущим маньяком. Расследуем несколько версий. Арест преступника возможен в любой момент.
— Какие версии вы расследуете?
Серые глаза задумчиво посмотрели на меня.
— У нас ни единой версии, мистер Трэнтер, ни черта! — неожиданно выпалил Льюис.
Из-за стойки меня позвал Рич Лэндберг. Кто-то пытался дозвониться Питеру из Нью-Йорка. Рич записал для него номер оператора. Я предположил, что Питер находится на месте соревнований, где собралось множество зрителей. Убийца последует за толпой, сказал он.
— Пойду схожу за ним, — сказал я. — Нужно немного глотнуть свежего воздуха.
Рич дал мне номер оператора, записанный на сложенном листке бумаги, и я поднялся к себе одеться для улицы. До площадки у конца трамплина нужно было спуститься на пару миль. Обычно я пользовался здешним джипом и пошел посмотреть его на стоянке. На другой стороне долины я увидел не меньше двухсот машин, стоящих недалеко от этой площадки.
Джип понесся вниз по дороге, его шины поскрипывали на замерзшем снегу. Трамплин для прыжков выглядел как громадная сосулька на склоне холма, свисающая между темными массивами сосновых лесов. Небо заволокло облаками, и в воздухе ощущался привкус снега. На верху трамплина я разглядел крошечную фигурку человека, который на высокой скорости разбегался для прыжка. Когда он взлетел в воздух, до меня донесся восторженный гул зрителей. Должно быть, лыжник приземлился очень далеко.
Я оставил джип рядом с остальными машинами и направился к подножию трамплина. Где-то здесь должен быть Питер.
Толпа зрителей, собравшаяся в конце дорожки, была типичным для Америки сборищем любителей спорта. Миллионы людей целый год смотрят разные игры и состязания, но лишь некоторые из них действительно разбираются во всех тонкостях игры, которую наблюдают. Места на линии в пятьдесят ярдов на важных футбольных играх берутся штурмом, но настоящий ценитель этой игры предпочитает сидеть высоко на любом конце поля, чтобы видеть, что на нем происходит. Люди, те, что толпятся около площадок для гольфа, наблюдая за Палмерс, Никлаузес и Плейерс, приходят в восторг, когда мяч летит в далеко расположенную лунку, но истинные знатоки ходят полюбоваться на короткие геймы, изящные прикосновения на ровной площадке вокруг лунки.
Охотники до прыжков с трамплина не отличались от всех иных любителей. Они столпились в конце площадки, где лыжники тормозят и останавливаются, охая и ахая при прыжке на любую дистанцию, хотя им не был виден весь путь горнолыжника и все тонкие моменты его прыжка, за которыми придирчиво следит судья, оценивающий каждого спортсмена. Они не в состоянии постичь, как и почему прыгун отваживается на это. Втайне они рассчитывают увидеть его падение. Их привлекает свист разрезаемого лыжником воздуха, или когда его лыжи громко шлепают по поверхности трассы при приземлении, или когда он летит кувырком вдоль нее при неудачном прыжке.
Высоко на склоне холма собрались те, кто действительно понимает все особенности прыжков с трамплина, знает, как судья подсчитывает очки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49