Отечество в опасности. Да, «2000 год» – большая сила. Конечно, народом руководит патриотическое чувство. Но… не время!.. Теперь наша газета самая влиятельная во Франции…
Между тем, нас узнали. Мигом громадная толпа окружила наш автомобиль. Раздались такие оглушительные крики, что я боялся за целость своих барабанных перепонок. Нас приветствовали с восторгом, но настроение толпы внушало тревогу. Слышались крики: «долой правительство!», «в Елисейский дворец!», и т. п. В одном месте толпа сцепилась с отрядом полицейских. Мы слышали выстрелы. Наконец, автомобиль остановился у редакции «2000 года». Мы поднялись на террасу. Толпа не расходилась, она росла, крики становились все грознее и яростнее. По-видимому, люди ждали, что мы поведем или направим ее на правительство.
Патрон был в затруднении. Гордость влиянием газеты и опасения «человека порядка» отражались на его лице довольно комической борьбой чувств.
– Публика на нашей стороне! – сказал Кокэ. – Полиции не совладеть с населением, а войска ненадежны. Ведь это общий лозунг: «республика без бюрократии!»… Вон, смотрите, никак уже свалка начинается.
Действительно, отряды полицейских, попытавшиеся было рассеять толпу, были встречены яростными ругательствами и градом камней, раздались даже выстрелы из револьверов…
– Господа, – сказал нам начальник полиции, поднявшийся на террасу, – попытайтесь уговорить толпу. Вы – люди порядка. Быть может, вам удастся предотвратить вспышку, опасную для Республики, опасную для отечества.
В эту минуту у меня мелькнула мысль, овладевшая мной с неотразимой силой.
– Я поговорю с толпой – ответил я полицейскому. – Надеюсь, мне удастся её утихомирить.
На террасе нашей редакции имелся фонограф с амплификатором, – исполинской трубой, возвещавшей оглушительным голосом содержание полученных и еще ненапечатанных телеграмм. Этим прибором можно было пользоваться и для разговора с толпой. Вам не приходилось кричать, надрывая горло; вы говорили в приемный аппарат обыкновенным голосом, который выходил из амплификатора громовыми звуками, совершенно отчетливыми, с сохранением интонации. Я сказал:
– Граждане! Я понимаю и разделяю ваше негодование. (Браво! Потом глубокая тишина.) Но теперь, в разгар войны, перед лицом неприятеля, не время для восстания – да оно и не вернет нам потерянного. Верите ли вы человеку, который осветил и поднял все это дело? (Верим, верим!) Слушайте же, чтобы отнять у врагов преимущество, которое мы сами упустили из рук, нам остается одно: уничтожить этого Джима Кеога с его машиной. (Да! Да! Но как!) Я беру это на себя. (Браво!) Повторяю, я беру это на себя. Дайте мне четыре недели срока; это немного, но я приложу всю свою энергию – и обещаю вам расправиться с бандитом. Это все, что нам нужно. Я ручаюсь, что он не продал секрет своего изобретения; он продал только «Сириус», а за изобретение возьмет не такую сумму, когда его действие выяснится вполне. Но я уничтожу его вместе с «Сириусом» раньше, чем это случится. Даю вам клятву, что сделаю это. (Браво!) Но и вы исполните мое требование: разойдитесь по домам, соблюдайте порядок, уважайте законы. Быть может, наступит минута, когда мне потребуется ваша помощь. Тогда я позову вас. (Мы придем, все придем!) Теперь же я прошу от вас спокойствия. Я, со своей стороны, беру на себя обязательство. Если, спустя четыре недели Джим Кеог не будет еще уничтожен и обезврежен, то это будет значить, что я сам погиб при исполнении этой задачи.
Я, может быть, немножко далеко зашел в своих обещаниях, но события последних дней возбуждали меня. Как бы то ни было, мне удалось успокоить толпу. Понемногу они разошлись и я поговорив с патроном о своем предприятии, для которого он согласился отдать в мое распоряжение наш аэрокар «Южный», отправился домой спать.
Проснувшись поздно утром – усталость, копившаяся в течение десяти дней, сказалась наконец, и в ту ночь я проспал как убитый более десяти часов – я первым делом просмотрел газету.
Война, как это ни странно, затягивалась. Пушки гремели всюду, но результаты не складывались во что-нибудь определенное. Громадные усилия делались на суше, на море, в воздухе, но общий ход дел оставался неясным.
Второе сражение между французами и немцами в окрестностях Бельфора завершилось, после пятнадцатичасового артиллерийского боя, результатом, возможность которого техники давно предвидели – у обеих сторон истощились боевые припасы. Наш летучий полк уничтожил транспорт, подвозивший новые запасы немцам, но и неприятель, смелым обходным движением двух тысяч автомобилей с двадцатью тысячами солдат, успел отрезать наши транспорты. Сражение должно было прекратиться. Генералы обеих армий сочли неблагоразумным пытаться решить бой, как в старые времена, холодным оружием, потому что добираться до неприятеля приходилось сквозь чащу колючей проволоки, через волчьи ямы, среди рассеянных повсюду разрывных снарядов.
В Северном море произошел бой между почти равносильными эскадрами, английской и немецкой, не давший решительных результатов. Немцы потеряли семь, англичане – шесть судов.
Обнаруживались уже экономические последствия войны – падение акций и бумаг, банкротства, закрытие фабрик, местами в Германии начался уже настоящий голод. Ее внешняя торговля затормозилась благодаря господству англичан в море. По вычислению наших газет, расходы на войну составляли для Франции около миллиарда франков в неделю, для других стран, конечно, не меньше. Что же будет, если она продлится несколько месяцев? Где взять денег? Заем? Но весь мир охвачен войной – кроме разве таких стран, которые могут быть только должниками, а не кредиторами, как Турция и Китай…
Но всего более поразила меня заметка, озаглавленная: «Осада Лондона». В ней сообщалось, что лондонские власти, в ожидании воздушной осады Лондона двумя тысячами германских аэрокаров, принимают более серьезные меры для охраны населения, чем опереточные шлемы и шиты парижан. С помощью быстродействующих сверлящих машин новейшего типа вырыты уже сотни километров подземных галерей, в которых жители могут укрываться от разрывных снарядов воздушного флота.
Раздумывая об этих новостях, я вышел из дома. Мне пришло в голову навестить мисс Аду Вандеркуйп. Бедной девушке пришлось пережить в последнее время столько волнений. Два раза она уже считала своего жениха погибшим, и два раза он чудом ускользал от катастроф, стоивших жизни его спутникам. Удалось ли ему благополучно выпутаться из своего третьего приключения?
Я застал мисс Аду в самом радостном настроении. Она дала мне прочесть телеграмму Тома Дэвиса из Бергена от 29 сентября. Он и его спутник лейтенант Шукэ благополучно спустились в лесу, в Норвегии, добрались до Бергена и отсюда намеревались отправиться в Англию.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74
Между тем, нас узнали. Мигом громадная толпа окружила наш автомобиль. Раздались такие оглушительные крики, что я боялся за целость своих барабанных перепонок. Нас приветствовали с восторгом, но настроение толпы внушало тревогу. Слышались крики: «долой правительство!», «в Елисейский дворец!», и т. п. В одном месте толпа сцепилась с отрядом полицейских. Мы слышали выстрелы. Наконец, автомобиль остановился у редакции «2000 года». Мы поднялись на террасу. Толпа не расходилась, она росла, крики становились все грознее и яростнее. По-видимому, люди ждали, что мы поведем или направим ее на правительство.
Патрон был в затруднении. Гордость влиянием газеты и опасения «человека порядка» отражались на его лице довольно комической борьбой чувств.
– Публика на нашей стороне! – сказал Кокэ. – Полиции не совладеть с населением, а войска ненадежны. Ведь это общий лозунг: «республика без бюрократии!»… Вон, смотрите, никак уже свалка начинается.
Действительно, отряды полицейских, попытавшиеся было рассеять толпу, были встречены яростными ругательствами и градом камней, раздались даже выстрелы из револьверов…
– Господа, – сказал нам начальник полиции, поднявшийся на террасу, – попытайтесь уговорить толпу. Вы – люди порядка. Быть может, вам удастся предотвратить вспышку, опасную для Республики, опасную для отечества.
В эту минуту у меня мелькнула мысль, овладевшая мной с неотразимой силой.
– Я поговорю с толпой – ответил я полицейскому. – Надеюсь, мне удастся её утихомирить.
На террасе нашей редакции имелся фонограф с амплификатором, – исполинской трубой, возвещавшей оглушительным голосом содержание полученных и еще ненапечатанных телеграмм. Этим прибором можно было пользоваться и для разговора с толпой. Вам не приходилось кричать, надрывая горло; вы говорили в приемный аппарат обыкновенным голосом, который выходил из амплификатора громовыми звуками, совершенно отчетливыми, с сохранением интонации. Я сказал:
– Граждане! Я понимаю и разделяю ваше негодование. (Браво! Потом глубокая тишина.) Но теперь, в разгар войны, перед лицом неприятеля, не время для восстания – да оно и не вернет нам потерянного. Верите ли вы человеку, который осветил и поднял все это дело? (Верим, верим!) Слушайте же, чтобы отнять у врагов преимущество, которое мы сами упустили из рук, нам остается одно: уничтожить этого Джима Кеога с его машиной. (Да! Да! Но как!) Я беру это на себя. (Браво!) Повторяю, я беру это на себя. Дайте мне четыре недели срока; это немного, но я приложу всю свою энергию – и обещаю вам расправиться с бандитом. Это все, что нам нужно. Я ручаюсь, что он не продал секрет своего изобретения; он продал только «Сириус», а за изобретение возьмет не такую сумму, когда его действие выяснится вполне. Но я уничтожу его вместе с «Сириусом» раньше, чем это случится. Даю вам клятву, что сделаю это. (Браво!) Но и вы исполните мое требование: разойдитесь по домам, соблюдайте порядок, уважайте законы. Быть может, наступит минута, когда мне потребуется ваша помощь. Тогда я позову вас. (Мы придем, все придем!) Теперь же я прошу от вас спокойствия. Я, со своей стороны, беру на себя обязательство. Если, спустя четыре недели Джим Кеог не будет еще уничтожен и обезврежен, то это будет значить, что я сам погиб при исполнении этой задачи.
Я, может быть, немножко далеко зашел в своих обещаниях, но события последних дней возбуждали меня. Как бы то ни было, мне удалось успокоить толпу. Понемногу они разошлись и я поговорив с патроном о своем предприятии, для которого он согласился отдать в мое распоряжение наш аэрокар «Южный», отправился домой спать.
Проснувшись поздно утром – усталость, копившаяся в течение десяти дней, сказалась наконец, и в ту ночь я проспал как убитый более десяти часов – я первым делом просмотрел газету.
Война, как это ни странно, затягивалась. Пушки гремели всюду, но результаты не складывались во что-нибудь определенное. Громадные усилия делались на суше, на море, в воздухе, но общий ход дел оставался неясным.
Второе сражение между французами и немцами в окрестностях Бельфора завершилось, после пятнадцатичасового артиллерийского боя, результатом, возможность которого техники давно предвидели – у обеих сторон истощились боевые припасы. Наш летучий полк уничтожил транспорт, подвозивший новые запасы немцам, но и неприятель, смелым обходным движением двух тысяч автомобилей с двадцатью тысячами солдат, успел отрезать наши транспорты. Сражение должно было прекратиться. Генералы обеих армий сочли неблагоразумным пытаться решить бой, как в старые времена, холодным оружием, потому что добираться до неприятеля приходилось сквозь чащу колючей проволоки, через волчьи ямы, среди рассеянных повсюду разрывных снарядов.
В Северном море произошел бой между почти равносильными эскадрами, английской и немецкой, не давший решительных результатов. Немцы потеряли семь, англичане – шесть судов.
Обнаруживались уже экономические последствия войны – падение акций и бумаг, банкротства, закрытие фабрик, местами в Германии начался уже настоящий голод. Ее внешняя торговля затормозилась благодаря господству англичан в море. По вычислению наших газет, расходы на войну составляли для Франции около миллиарда франков в неделю, для других стран, конечно, не меньше. Что же будет, если она продлится несколько месяцев? Где взять денег? Заем? Но весь мир охвачен войной – кроме разве таких стран, которые могут быть только должниками, а не кредиторами, как Турция и Китай…
Но всего более поразила меня заметка, озаглавленная: «Осада Лондона». В ней сообщалось, что лондонские власти, в ожидании воздушной осады Лондона двумя тысячами германских аэрокаров, принимают более серьезные меры для охраны населения, чем опереточные шлемы и шиты парижан. С помощью быстродействующих сверлящих машин новейшего типа вырыты уже сотни километров подземных галерей, в которых жители могут укрываться от разрывных снарядов воздушного флота.
Раздумывая об этих новостях, я вышел из дома. Мне пришло в голову навестить мисс Аду Вандеркуйп. Бедной девушке пришлось пережить в последнее время столько волнений. Два раза она уже считала своего жениха погибшим, и два раза он чудом ускользал от катастроф, стоивших жизни его спутникам. Удалось ли ему благополучно выпутаться из своего третьего приключения?
Я застал мисс Аду в самом радостном настроении. Она дала мне прочесть телеграмму Тома Дэвиса из Бергена от 29 сентября. Он и его спутник лейтенант Шукэ благополучно спустились в лесу, в Норвегии, добрались до Бергена и отсюда намеревались отправиться в Англию.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74