Мы производим качественные и красивые вещи, которые стоят дешево и доступны для большинства людей. Думаю, это имеет непосредственное отношение к демократии.
Мы с коллегами часто используем выражение «большинство людей». Я уже рассказывал о том, как во время визита в Италию в середине 50-х был поражен разницей между баснословно дорогими, но очень красивыми товарами на выставке и той ужасной мебелью, которую видел в домах простых итальянцев.
Тогда я спросил себя, почему бедные люди должны пользоваться такими некрасивыми вещами? Зачем нужно делать так, чтобы красивые вещи могли купить только избранные?
Я вернулся домой, но эти вопросы не выходили у меня из головы. И всю мою жизнь они требуют ответа.
Демократия – это инструмент эволюции, который, однако, может привести к краху. Если в компании все будут постоянно задавать вопросы, то мы не придем ни к какому решению. В высокотехнологичном мире демократия в определенной степени остается не у дел. Как, например, я могу голосовать за или против ядерной энергетики? Могу ли я, совершенно не разбирающийся в этих вопросах, решать, безопасно ли вкладывать в нее деньги или нет?
Однако демократия представляется мне более приемлемой альтернативой, потому что все остальные еще хуже. Любой диктатзаканчивается плохо. Жадность, царящая в джунглях капитализма, приводит к разрушению человечности.
Сегодня меня огорчает то, что очень трудно, практически невозможно, ввести такие правила, которые, не разрушая основную систему, могли бы устранить главные недостатки свободного предпринимательства.
Что касается ИКЕА, то я горд тем, что она ориентирована на большинство людей и условия их жизни. Это определяет наш ассортимент и уровень цен. Воодушевляет нас на поиски более эффективных методов работы и новых решений. Определяет наше отношение к окружающей среде. Множество людей может достичь высоких материальных стандартов жизни только благодаря усилиям производителя, одержимого идеей заполнить рынок товарами.
Богатые люди, которые используют свой успех только для того, чтобы впустую тратить деньги и жить в роскоши, вызывают антипатию. Не следует забывать, что большинство бизнесменов ничем не отличаются от простых людей. Условия их повседневной жизни очень скромны. Большую часть своего состояния они инвестируют в развитие своих фирм и думают о том, чтобы следующие поколения продолжили их дело. Я один из таких бизнесменов.
Тем, кто часто критикует бизнес, я задаю вопрос? а что является альтернативой? Плановая экономика, централизация, социализм?
Если это альтернативы, то после падения Берлинской стены люди, узнавшие правду, вряд ли захотят ими воспользоваться.
Когда ИКЕА впервые начала свой бизнес в коммунистической стране (это была Польша), представители среднего класса подвергли нас резкой критике. По их мнению, нельзя было иметь дело с такой чуждой системой.
Такое мышление мне понятно, но пусть тот, кто без греха, бросит первый камень. Мы направились в Польшу, потому что Швеция объявила нам бойкот из-за наших низких цен. Капитализм – общество свободной конкуренции – не мог перенести нового взгляда на производство и продажу мебели для широких масс населения.
Под угрозой оказалось само существование ИКЕА. Этим и было вызвано наше решение. Сложилась абсурдная ситуация – нам пришлось отправиться в коммунистическую державу, чтобы сохранить возможность торговать в свободной стране.
Именно это, и ничто другое, двигало нами, когда в 1961 году мы установили свои первые связи с Польшей. В то время для нас это было делом жизни и смерти. Нам не хватало товаров – стульев, полок и столов.
А уже затем постепенно у нас появилось более зрелое отношение к партнеру. Может быть, мы тоже чем-то сможем помочь этой изолированной стране?
В Польше мы встречали людей, которые жаждали контактов с внешним миром. Когда они приезжали в Эльмхульт, то им не хотелось уезжать. Они полюбили Смоланд. Меня всегда поражало, что только спортсмены, торговцы и, пожалуй, артисты могли выезжать за границу из коммунистических стран. Они могли увидеть шведскую модель, пожить нашей жизнью, зайти в наши магазины и дома, а потом начинали сомневаться в правильности своей системы. Думаю, это помогло людям сбросить с себя ярмо.
В Польше мы посещали фабрики, на которых были ужасные условия труда, почти как в романах Диккенса. На других, полумодернизированных предприятиях пожилые женщины принимали с конвейера и перевозили на тележках полуфабрикаты. Повсюду, где мы появлялись, у нас возникало ощущение, что нужно вмешаться и помочь. Мы начали модернизировать польскую мебельную индустрию. Происходило нечто вроде обмена: мы покупали у них по невероятно низким ценам, как теперь, спустя 35 лет, в Румынии (в чем нас обвиняют), а поляки, в свою очередь, учились у нас новым технологиям и получали долгосрочные надежные контракты. Этим мы отличались от других иностранных покупателей, которые, совершив покупку, исчезали.
В результате сегодня Польша экспортирует нам мебели на полтора миллиарда крон. Насколько я помню, наш первый контракт был всего на семьдесят тысяч крон. Польша сегодня является одним из ведущих производителей мебели в Европе. Вот что получается, когда вмешивается капитализм. Именно в этом я вижу главную задачу «хорошего капиталиста».
Во время дискуссий я приводил такой гипотетический пример. Предположим, вы – Ельцин. К вам приходит секретарь и передает чек на 20 миллиардов долларов. «Вот, господин президент, – говорит секретарь, – распорядитесь этими деньгами на благо страны. Мировой банк спишет этот долг через двадцать лет».
И что будет делать бедный Ельцин? С чего он начнет? Откуда он знает, какое производство нужно развивать? И как это сделать? А сколько денег просто украдут в этом процессе?
Теперь сравните это с тем, что в Россию приезжают несколько тысяч шведских предпринимателей, и каждый начинает развивать свое дело. Результаты появятся очень быстро. Один откроет фабрику по производству зубной пасты, другой начнет выпускать ультрамодную мебель, а третий наладит выпуск скрепок для бумаги. Капиталисты необычайно изобретательны в поисках того, на чем можно сделать деньги.
Польша доказала, что сотрудничество лучше, чем просто помощь, что хороший капитализм существует. Мы сотрудничали на всевозможных уровнях – помимо заказов, организовали розничную торговлю, изучали рынок. Сегодня в редком польском доме или офисе нет товаров из ИКЕА. Мы полностью обновили представление людей о домашнем интерьере и наладили схему распределения товаров.
Должен признаться, иногда возникают и серьезные сложности. Возьмем, к примеру, Таиланд. Как писали газеты, страну потряс ужасный экономический кризис на валютной бирже.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71
Мы с коллегами часто используем выражение «большинство людей». Я уже рассказывал о том, как во время визита в Италию в середине 50-х был поражен разницей между баснословно дорогими, но очень красивыми товарами на выставке и той ужасной мебелью, которую видел в домах простых итальянцев.
Тогда я спросил себя, почему бедные люди должны пользоваться такими некрасивыми вещами? Зачем нужно делать так, чтобы красивые вещи могли купить только избранные?
Я вернулся домой, но эти вопросы не выходили у меня из головы. И всю мою жизнь они требуют ответа.
Демократия – это инструмент эволюции, который, однако, может привести к краху. Если в компании все будут постоянно задавать вопросы, то мы не придем ни к какому решению. В высокотехнологичном мире демократия в определенной степени остается не у дел. Как, например, я могу голосовать за или против ядерной энергетики? Могу ли я, совершенно не разбирающийся в этих вопросах, решать, безопасно ли вкладывать в нее деньги или нет?
Однако демократия представляется мне более приемлемой альтернативой, потому что все остальные еще хуже. Любой диктатзаканчивается плохо. Жадность, царящая в джунглях капитализма, приводит к разрушению человечности.
Сегодня меня огорчает то, что очень трудно, практически невозможно, ввести такие правила, которые, не разрушая основную систему, могли бы устранить главные недостатки свободного предпринимательства.
Что касается ИКЕА, то я горд тем, что она ориентирована на большинство людей и условия их жизни. Это определяет наш ассортимент и уровень цен. Воодушевляет нас на поиски более эффективных методов работы и новых решений. Определяет наше отношение к окружающей среде. Множество людей может достичь высоких материальных стандартов жизни только благодаря усилиям производителя, одержимого идеей заполнить рынок товарами.
Богатые люди, которые используют свой успех только для того, чтобы впустую тратить деньги и жить в роскоши, вызывают антипатию. Не следует забывать, что большинство бизнесменов ничем не отличаются от простых людей. Условия их повседневной жизни очень скромны. Большую часть своего состояния они инвестируют в развитие своих фирм и думают о том, чтобы следующие поколения продолжили их дело. Я один из таких бизнесменов.
Тем, кто часто критикует бизнес, я задаю вопрос? а что является альтернативой? Плановая экономика, централизация, социализм?
Если это альтернативы, то после падения Берлинской стены люди, узнавшие правду, вряд ли захотят ими воспользоваться.
Когда ИКЕА впервые начала свой бизнес в коммунистической стране (это была Польша), представители среднего класса подвергли нас резкой критике. По их мнению, нельзя было иметь дело с такой чуждой системой.
Такое мышление мне понятно, но пусть тот, кто без греха, бросит первый камень. Мы направились в Польшу, потому что Швеция объявила нам бойкот из-за наших низких цен. Капитализм – общество свободной конкуренции – не мог перенести нового взгляда на производство и продажу мебели для широких масс населения.
Под угрозой оказалось само существование ИКЕА. Этим и было вызвано наше решение. Сложилась абсурдная ситуация – нам пришлось отправиться в коммунистическую державу, чтобы сохранить возможность торговать в свободной стране.
Именно это, и ничто другое, двигало нами, когда в 1961 году мы установили свои первые связи с Польшей. В то время для нас это было делом жизни и смерти. Нам не хватало товаров – стульев, полок и столов.
А уже затем постепенно у нас появилось более зрелое отношение к партнеру. Может быть, мы тоже чем-то сможем помочь этой изолированной стране?
В Польше мы встречали людей, которые жаждали контактов с внешним миром. Когда они приезжали в Эльмхульт, то им не хотелось уезжать. Они полюбили Смоланд. Меня всегда поражало, что только спортсмены, торговцы и, пожалуй, артисты могли выезжать за границу из коммунистических стран. Они могли увидеть шведскую модель, пожить нашей жизнью, зайти в наши магазины и дома, а потом начинали сомневаться в правильности своей системы. Думаю, это помогло людям сбросить с себя ярмо.
В Польше мы посещали фабрики, на которых были ужасные условия труда, почти как в романах Диккенса. На других, полумодернизированных предприятиях пожилые женщины принимали с конвейера и перевозили на тележках полуфабрикаты. Повсюду, где мы появлялись, у нас возникало ощущение, что нужно вмешаться и помочь. Мы начали модернизировать польскую мебельную индустрию. Происходило нечто вроде обмена: мы покупали у них по невероятно низким ценам, как теперь, спустя 35 лет, в Румынии (в чем нас обвиняют), а поляки, в свою очередь, учились у нас новым технологиям и получали долгосрочные надежные контракты. Этим мы отличались от других иностранных покупателей, которые, совершив покупку, исчезали.
В результате сегодня Польша экспортирует нам мебели на полтора миллиарда крон. Насколько я помню, наш первый контракт был всего на семьдесят тысяч крон. Польша сегодня является одним из ведущих производителей мебели в Европе. Вот что получается, когда вмешивается капитализм. Именно в этом я вижу главную задачу «хорошего капиталиста».
Во время дискуссий я приводил такой гипотетический пример. Предположим, вы – Ельцин. К вам приходит секретарь и передает чек на 20 миллиардов долларов. «Вот, господин президент, – говорит секретарь, – распорядитесь этими деньгами на благо страны. Мировой банк спишет этот долг через двадцать лет».
И что будет делать бедный Ельцин? С чего он начнет? Откуда он знает, какое производство нужно развивать? И как это сделать? А сколько денег просто украдут в этом процессе?
Теперь сравните это с тем, что в Россию приезжают несколько тысяч шведских предпринимателей, и каждый начинает развивать свое дело. Результаты появятся очень быстро. Один откроет фабрику по производству зубной пасты, другой начнет выпускать ультрамодную мебель, а третий наладит выпуск скрепок для бумаги. Капиталисты необычайно изобретательны в поисках того, на чем можно сделать деньги.
Польша доказала, что сотрудничество лучше, чем просто помощь, что хороший капитализм существует. Мы сотрудничали на всевозможных уровнях – помимо заказов, организовали розничную торговлю, изучали рынок. Сегодня в редком польском доме или офисе нет товаров из ИКЕА. Мы полностью обновили представление людей о домашнем интерьере и наладили схему распределения товаров.
Должен признаться, иногда возникают и серьезные сложности. Возьмем, к примеру, Таиланд. Как писали газеты, страну потряс ужасный экономический кризис на валютной бирже.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71