— Скажите ему, пожалуйста, что я в восторге от встречи с ним.
Судя по внешнему виду, о Борисе Дмитриевиче Телятникове нельзя было сказать то же самое, но ведь это они пригласили меня, а не я их. Я счел про себя, что если бы они совершенно не хотели меня видеть, то не стали бы подвергаться такому риску.
Ольга Ивановна принесла два жестких деревянных стула и поставила их примерно в четырех футах от меня. Образовался треугольник. Напротив меня сел Борис Дмитриевич, а чуть сбоку — Янг. Во время этой процедуры я осмотрел комнату. Большую часть стен занимали полки с книгами, в оставшихся промежутках стояли буфеты. Широкое единственное окно было закрыто плотными шторами кремового цвета. Чисто выметенный паркетный пол был темным и рассохшимся. Обстановку комнаты составляли стол, старый диван, покрытый ковриком, несколько неудобных деревянных стульев и глубокое кресло, в котором я сидел. Вся мебель, кроме стульев, занятых Борисом Дмитриевичем и Янгом, стояла вдоль стен, рядом с книжными палками и буфетами, оставляя середину свободной. В комнате не было никаких украшений, подушек или растений. Ничего дорогого, вызывающего или легкомысленного. Все вещи были старыми и производили убогое впечатление, но это не было настоящей бедностью. Комната принадлежала людям, которые жили так, потому что это их устраивало, а не потому, что они не имели возможности жить по-другому.
Йен Янг быстро переговорил с Борисом Дмитриевичем на недоступном мне русском языке, а затем пересказал мне суть разговора. При этом он выглядел взволнованным, чего я никак от него не ожидал.
— Борис хочет предупредить нас, — сказал он, — что речь вдет не просто о каком-то дурацком скандале, а об убийстве.
— О чем?
Янг кивнул:
— Это его слова.
Он вновь заговорил с Борисом. По выражениям лиц присутствующих мне показалось, что этот рассказа новинку только для Йена и меня. Борис выглядел как настоящий жокей: среднего роста, широкоплечий, с четкими, скоординированными движениями. Он был красив, с прямыми черными волосами и ушами, плотно прижатыми к голове. Он что-то рассказывал Янгу и поминутно вскидывал на меня темные глаза, словно проверял, чем рискует, позволяя мне слышать свои слова.
— Борис говорит, — с потрясенным видом перевел Йен, — что этот немец, Ганс Крамер, был убит.
— Нет, — уверенно возразил я. — Было вскрытие. Естественная смерть.
Янг мотнул головой.
— Борис говорит, что кто-то придумал способ искусственно вызывать у людей сердечную недостаточность. Он говорит, что смерть Ганса Крамера была... — Йен повернулся к Борису и после нескольких коротких вопросов и ответов продолжил:
— ... смерть Ганса Крамера была своеобразным опытом.
— Каким опытом? — Услышанное показалось мне бредом.
Последовали более длительные переговоры. Янг тряс головой и возражал.
Борис резко размахивал руками, его лицо покраснело. Я заключил для себя, что информация, которой он располагал, на этом закончилась и он вступил в область предположений, а Янг не верит его словам. Самое время для того, чтобы вернуться к фактам.
— Послушайте, — вмешался я в спор, — давайте начнем сначала. Я задам несколько вопросов, а вы мне на них ответите, о'кей?
— Да, — согласился Янг, — давайте.
— Спросите его, как он ехал в Англию, где останавливался и как у его команды шли дела во время финала.
— Но как это связано с Гансом Крамером? — удивленно спросил Янг.
— Очень слабо. Дело в том, что мне известно, как русская команда добиралась до Англии, где они жили и как выступали. Таким образом я проверю, является ли Борис тем, за кого себя выдает. К тому же, говоря о всякой ерунде, он успокоится и не будет так страстно настаивать на своем мнении.
— Мой Бог! — сказал Йен и подмигнул мне.
— Спросите его.
— Хорошо. — Он обернулся к Борису и перевел мой вопрос.
Борис с нетерпением в голосе ответил, что они ехали в лошадиных фургонах через всю Европу до Гааги, оттуда фургоны морем доставили в Англию, прицепили к тягачам и отвезли в Бергли, где они остановились в отведенных им помещениях.
— Сколько было лошадей и сколько людей? — спросил я.
Борис сказал, что лошадей было шесть, и запнулся на количестве людей.
Я подумал, что причиной заминки послужило то, что русские оплатили только семь «человеческих» билетов, а на самом деле провезли десять человек, если не больше.
— Обратите это в шутку, — попросил я Янга. Ему это удалось. Борис, да и все остальные, чуть не рассмеялись. Это помогло ослабить напряжение, которое начало вновь приближаться к критической черте.
— Они хотели бы знать, о скольких вам известно, — сказал Янг.
— Билеты были куплены для шестерых жокеев и тренера, но трое или четверо конюхов проехали в лошадиных фургонах. Мне об этом сказал пассажирский агент. Они были так удивлены, что даже не рассердились.
Ян перевел мой ответ и вызвал еще один приступ одобрительных звуков.
Борис рассказал о выступлении русской команды гораздо подробнее, чем помнил я, и у меня не осталось никаких сомнений в том, что он действительно участвовал в этих соревнованиях. К тому же он успокоился, его суровость ослабела, и мне показалось, что можно потихоньку возвращаться на минное поле.
— Отлично, — сказал я. — А теперь спросите его, был ли он знаком с Гансом Крамером. Не приходилось ли ему разговаривать с ним, а если да, то на каком языке.
Услышав вопрос, Борис напрягся, но ответил относительно спокойно. Йен Янг перевел:
— Да, он разговаривал с Гансом Крамером. Они говорили понемецки, хотя Борис знает его очень плохо. Он еще раньше встречал Ганса Крамера, им приходилось участвовать в одних соревнованиях, и они были хорошо знакомы.
— Спросите его, о чем они говорили, — попросил я.
Ответ был очень коротким. Борис пожал плечами — дескать, о чем тут говорить.
— О лошадях. О скачках. Об Олимпиаде. О погоде.
— А о чем-нибудь еще?
— Нет.
— В разговорах не упоминались игра в триктрак, игорные клубы, гомосексуалисты или трансвеститы?
По тому, как все присутствующие затаили дыхание, я понял, что если Борис говорил о таких вещах, то ему лучше в этом не признаваться. Но его отрицательный ответ прозвучал вполне естественно.
— Знает ли он Джонни Фаррингфорда? — спросил я.
Выяснилось, что Борису знакомо это имя, он видел выступление Джонни, но общаться им не доводилось.
— Видел ли он Ганса Крамера и Джонни Фаррингфорда вместе?
Борис вновь ответил отрицательно.
— Был ли он поблизости, когда Ганс Крамер умер?
Ответ я узнал по спокойной реакции Бориса прежде, чем Йен перевел слова.
— Нет, не был. Он закончил дистанцию кросса до выступления Крамера.
Он видел, как Крамер взвешивался... это правда? — усомнился Янг.
— Да, — подтвердил я. — Чтобы соревнования были справедливыми, лошади должны нести одинаковый груз.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63