Джерри Спрингфилда люди любили, но он был слишком скромен, чтобы отдавать себе в этом отчет.
Ипподром в Эйнтри наполнился веселой толпой, исполненной надежд и набитой деньгами. Первую из банкнот Остин Гленн отдал на входе и с удовлетворением отметил, что она прошла незамеченной в суматохе, царящей у касс. Вторую он благополучно разменял в битком набитом баре, третью — в ларьке, где продавались каталоги. «Было бы из-за чего беспокоиться! — сардонически усмехнулся Остин. — Какой смысл держать деньги у себя целых пять лет?»
Тотализатор, как обычно, открылся заранее, чтобы принимать ставки на Большой национальный — перед самой скачкой кассы не успевали обслужить всех желающих. Когда Остин подошел к кассам, чтобы поставить на избранного им фаворита, у окошечек уже стояли длиннющие хвосты: умные люди делали ставки заранее, чтобы успеть занять лучшие места на трибунах.
Остин встал в очередь, заранее написав на своей программке номер лошади, на которую хотел поставить. Когда подошла его очередь, он сказал:
— Сто на победу, номер двенадцать в Большом национальном! — и спокойно отсчитал помятые купюры. Расторопная кассирша, выдавая билетик, окинула его мимолетным, но внимательным взглядом.
— Следующий! — сказала она, глядя уже на того, кто стоял за Тленном.
«Проще простого!» — самодовольно подумал Остин, сунув билетик в карман пиджака. Сотня на то, что номер двенадцатый выиграет. Некоторые ставят на призовые места, но он, Гленн, всегда говорил, что это ерунда. Он-то в лошадях разбирается. Всегда этим гордился. Лучшие шансы — у третьего фаворита, Хонтед-Хауза, да и жокея лучше Спрингфилда не найдешь. Гленн, довольный, вернулся в бар и взял еще пива.
В раздевалке Джерри Спрингфилду не составило труда скрыть свое похмелье и свой страх. Прочих жокеев трясла обычная лихорадка, охватывающая любого перед такой скачкой, как Большой национальный. У всех пересохло во рту, все были немного рассеянны. Обычных шуточек было почти не слышно.
«Две калитки, — в отчаянии думал Джерри. — Канава, банкетка… Господи, как же я со всем этим справлюсь?»
Пока Джерри обливался потом, старший полицейский офицер Криспин, начальник местной полиции, лихорадочно соображал, что делать с только что поступившей информацией. Видимо, чтобы быть уверенным в успехе, придется отправиться к главному, кто есть на ипподроме.
Главным на любом ипподроме является старший распорядитель Жокейского клуба. Старший распорядитель был в столовой, принимал за ленчем группу важных заморских гостей, когда старший полицейский офицер Криспин оторвал его от жареного седла барашка.
— Мне нужно срочно поговорить с вами, сэр, — шепнул полицейский, наклонившись к уху распорядителя.
Сэр Уильям Вестерленд мельком взглянул на синюю форму, щедро украшенную знаками различия.
— Вы по служебному делу?
— Да, сэр. Нельзя ли нам побеседовать наедине?
— Наверное, можно, если дело важное.
Сэр Уильям встал, с сожалением посмотрел на недоеденное жаркое и вывел полицейского на балкон своей личной ложи, расположенной на самом верху трибун. Мужчины стояли, ежась на холодном ветру. Им пришлось повысить голос, чтобы перекричать рев толпы и вопли букмекеров, объявляющих ставки на приближающуюся первую скачку.
— Это по поводу ограбления банка в Бирмингеме, сэр, — сказал Криспин.
— Но ведь с тех пор прошло больше года! — удивился Вестерленд.
— Часть похищенных банкнот появилась сегодня здесь, на ипподроме.
Вестерленд нахмурился. Ему не было нужды вспоминать подробности. Грабители взорвали хранилище, считавшееся неприступным, и прорвались через полицейское оцепление, похитив более трех с половиной миллионов. Эта история наделала больше шуму, чем гибель адмирала Нельсона.
Во время взрыва погибли четверо мужчин и ребенок, случайно оказавшиеся под стеной банка. Позднее в перестрелке были убиты две домохозяйки и двое молодых полисменов. Грабители приехали на пожарной машине. Не успел затихнуть грохот взрыва, как они нырнули в пролом, вынесли мешки с деньгами, якобы «для сохранности», и попытались улизнуть с добычей. В последний момент озадаченный констебль попытался их остановить. Ему ответили градом пулеметных пуль. Одного из бандитов опознали, задержали, судили и приговорили к тридцати годам тюремного заключения. Он отсидел ровнехонько тридцать дней, после чего ему устроили шикарный побег. Вернуть его за решетку и отловить его сообщников стало первоочередной задачей полиции.
— Это первый след за несколько месяцев, — сурово сказал Криспин. — Если мы задержим того, кто явился сюда с этими деньгами…
Вестерленд посмотрел на кишащую внизу многотысячную толпу.
— По-моему, это безнадежно.
— Нет, сэр, — Криспин покачал аккуратно подстриженной седеющей головой. — Остроглазая кассирша в тотализаторе приметили одну из банкнот, а теперь мы нашли еще девять. Один из кассиров на входе помнит, что ему дали за билет стофунтовую купюру. Деньги были выпачканы и измяты, но на ощупь они новые.
— И тем не менее…
— Кассирша запомнила этого человека в лицо. Она говорит, что он поставил только на одну лошадь, на победу. Во время Большого национального обычно так не делают.
— На какую лошадь?
— На Хонтед-Хауза, сэр. Так что, если Хонтед-Хауз выиграет, сэр, наш приятель явится со своим билетом, чтобы получить выигрыш, и мы его схватим.
— А что, если Хонтед-Хауз не выиграет? — возразил Вестерленд.
Криспин посмотрел ему в глаза.
— Мы просим вас сделать так, чтобы он выиграл. Мы хотим, чтобы вы подстроили исход Большого национального.
Остин Дартмут Гленн спустился вниз и вручил еще две подозрительных банкноты букмекеру. Тот запихал деньги в свою сумку, даже не взглянув на них, и выдал билетик на Споттед-Тьюлипа, на победу, на восемь к одному. В шуме и суматохе последних пяти минут перед первой скачкой Остин протолкался на трибуны, чтобы лучше видеть свой четвероногий мешок с деньгами. Мешок с деньгами приковылял последним. Остин разочарованно порвал свой билетик и пустил клочки по ветру.
А тем временем в раздевалке Джерри Спрингфилд нехотя натянул тонкие белые рейтузы и принялся застегивать яркий камзол в красно-белую полоску. Душа его постепенно переполнялась паническим ужасом. Джерри очень хотелось сорваться и убежать куда-нибудь подальше, и желание это нарастало с каждой минутой. Ему трудно было сосредоточиться. С ним говорили — он не слышал. Руки у Джерри тряслись. Его бил озноб. Еще целый час впереди! Еще целый час ждать, а потом тащиться в паддок, садиться в седло, выезжать на старт — и, главное, проехать эти четыре с половиной мили с тридцатью жуткими препятствиями!
«Не могу, — тупо повторял про себя Джерри. — Просто не могу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73
Ипподром в Эйнтри наполнился веселой толпой, исполненной надежд и набитой деньгами. Первую из банкнот Остин Гленн отдал на входе и с удовлетворением отметил, что она прошла незамеченной в суматохе, царящей у касс. Вторую он благополучно разменял в битком набитом баре, третью — в ларьке, где продавались каталоги. «Было бы из-за чего беспокоиться! — сардонически усмехнулся Остин. — Какой смысл держать деньги у себя целых пять лет?»
Тотализатор, как обычно, открылся заранее, чтобы принимать ставки на Большой национальный — перед самой скачкой кассы не успевали обслужить всех желающих. Когда Остин подошел к кассам, чтобы поставить на избранного им фаворита, у окошечек уже стояли длиннющие хвосты: умные люди делали ставки заранее, чтобы успеть занять лучшие места на трибунах.
Остин встал в очередь, заранее написав на своей программке номер лошади, на которую хотел поставить. Когда подошла его очередь, он сказал:
— Сто на победу, номер двенадцать в Большом национальном! — и спокойно отсчитал помятые купюры. Расторопная кассирша, выдавая билетик, окинула его мимолетным, но внимательным взглядом.
— Следующий! — сказала она, глядя уже на того, кто стоял за Тленном.
«Проще простого!» — самодовольно подумал Остин, сунув билетик в карман пиджака. Сотня на то, что номер двенадцатый выиграет. Некоторые ставят на призовые места, но он, Гленн, всегда говорил, что это ерунда. Он-то в лошадях разбирается. Всегда этим гордился. Лучшие шансы — у третьего фаворита, Хонтед-Хауза, да и жокея лучше Спрингфилда не найдешь. Гленн, довольный, вернулся в бар и взял еще пива.
В раздевалке Джерри Спрингфилду не составило труда скрыть свое похмелье и свой страх. Прочих жокеев трясла обычная лихорадка, охватывающая любого перед такой скачкой, как Большой национальный. У всех пересохло во рту, все были немного рассеянны. Обычных шуточек было почти не слышно.
«Две калитки, — в отчаянии думал Джерри. — Канава, банкетка… Господи, как же я со всем этим справлюсь?»
Пока Джерри обливался потом, старший полицейский офицер Криспин, начальник местной полиции, лихорадочно соображал, что делать с только что поступившей информацией. Видимо, чтобы быть уверенным в успехе, придется отправиться к главному, кто есть на ипподроме.
Главным на любом ипподроме является старший распорядитель Жокейского клуба. Старший распорядитель был в столовой, принимал за ленчем группу важных заморских гостей, когда старший полицейский офицер Криспин оторвал его от жареного седла барашка.
— Мне нужно срочно поговорить с вами, сэр, — шепнул полицейский, наклонившись к уху распорядителя.
Сэр Уильям Вестерленд мельком взглянул на синюю форму, щедро украшенную знаками различия.
— Вы по служебному делу?
— Да, сэр. Нельзя ли нам побеседовать наедине?
— Наверное, можно, если дело важное.
Сэр Уильям встал, с сожалением посмотрел на недоеденное жаркое и вывел полицейского на балкон своей личной ложи, расположенной на самом верху трибун. Мужчины стояли, ежась на холодном ветру. Им пришлось повысить голос, чтобы перекричать рев толпы и вопли букмекеров, объявляющих ставки на приближающуюся первую скачку.
— Это по поводу ограбления банка в Бирмингеме, сэр, — сказал Криспин.
— Но ведь с тех пор прошло больше года! — удивился Вестерленд.
— Часть похищенных банкнот появилась сегодня здесь, на ипподроме.
Вестерленд нахмурился. Ему не было нужды вспоминать подробности. Грабители взорвали хранилище, считавшееся неприступным, и прорвались через полицейское оцепление, похитив более трех с половиной миллионов. Эта история наделала больше шуму, чем гибель адмирала Нельсона.
Во время взрыва погибли четверо мужчин и ребенок, случайно оказавшиеся под стеной банка. Позднее в перестрелке были убиты две домохозяйки и двое молодых полисменов. Грабители приехали на пожарной машине. Не успел затихнуть грохот взрыва, как они нырнули в пролом, вынесли мешки с деньгами, якобы «для сохранности», и попытались улизнуть с добычей. В последний момент озадаченный констебль попытался их остановить. Ему ответили градом пулеметных пуль. Одного из бандитов опознали, задержали, судили и приговорили к тридцати годам тюремного заключения. Он отсидел ровнехонько тридцать дней, после чего ему устроили шикарный побег. Вернуть его за решетку и отловить его сообщников стало первоочередной задачей полиции.
— Это первый след за несколько месяцев, — сурово сказал Криспин. — Если мы задержим того, кто явился сюда с этими деньгами…
Вестерленд посмотрел на кишащую внизу многотысячную толпу.
— По-моему, это безнадежно.
— Нет, сэр, — Криспин покачал аккуратно подстриженной седеющей головой. — Остроглазая кассирша в тотализаторе приметили одну из банкнот, а теперь мы нашли еще девять. Один из кассиров на входе помнит, что ему дали за билет стофунтовую купюру. Деньги были выпачканы и измяты, но на ощупь они новые.
— И тем не менее…
— Кассирша запомнила этого человека в лицо. Она говорит, что он поставил только на одну лошадь, на победу. Во время Большого национального обычно так не делают.
— На какую лошадь?
— На Хонтед-Хауза, сэр. Так что, если Хонтед-Хауз выиграет, сэр, наш приятель явится со своим билетом, чтобы получить выигрыш, и мы его схватим.
— А что, если Хонтед-Хауз не выиграет? — возразил Вестерленд.
Криспин посмотрел ему в глаза.
— Мы просим вас сделать так, чтобы он выиграл. Мы хотим, чтобы вы подстроили исход Большого национального.
Остин Дартмут Гленн спустился вниз и вручил еще две подозрительных банкноты букмекеру. Тот запихал деньги в свою сумку, даже не взглянув на них, и выдал билетик на Споттед-Тьюлипа, на победу, на восемь к одному. В шуме и суматохе последних пяти минут перед первой скачкой Остин протолкался на трибуны, чтобы лучше видеть свой четвероногий мешок с деньгами. Мешок с деньгами приковылял последним. Остин разочарованно порвал свой билетик и пустил клочки по ветру.
А тем временем в раздевалке Джерри Спрингфилд нехотя натянул тонкие белые рейтузы и принялся застегивать яркий камзол в красно-белую полоску. Душа его постепенно переполнялась паническим ужасом. Джерри очень хотелось сорваться и убежать куда-нибудь подальше, и желание это нарастало с каждой минутой. Ему трудно было сосредоточиться. С ним говорили — он не слышал. Руки у Джерри тряслись. Его бил озноб. Еще целый час впереди! Еще целый час ждать, а потом тащиться в паддок, садиться в седло, выезжать на старт — и, главное, проехать эти четыре с половиной мили с тридцатью жуткими препятствиями!
«Не могу, — тупо повторял про себя Джерри. — Просто не могу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73