Это невысокое каменное жилье он стал углублять, вырывая под ним в земле яму, которую выкладывал мохом и звериными шкурами. Тут он и спасался от холода в длинные темные ночи.
Охотиться он продолжал и зимою, но никогда не отходил от дома настолько, чтобы не успеть вернуться домой на ночь.
Хотя у него не было ни огня, ни света, он все-таки мастерил кое-что в своем жилище; если Дренгу не хотелось спать и запасов вяленого мяса было достаточно, он возился с кожами, содранными с убитых животных. Терпеливо жевал он их вершок за вершком, добиваясь, чтобы они из грубых, жестких и ломких стали мягкими и хорошо растягивались. Такому приему его научила горькая нужда, как и всему остальному, что он знал; в голодные дни ему часто приходилось довольствоваться обгладыванием остатков мяса с кож, и Дренг заметил, что кожи, побывав у него в зубах, становились прочнее и приятнее на ощупь. Голод же надоумил Дренга заготовлять впрок мясо, провяливая его.
Если же Дренг не был занят выделыванием шкур, он сидел впотьмах и на ощупь, как слепой, протыкал острой костью дырки в шкурах, а потом связывал шкуры длинными ремешками, вырезанными из оленьей кожи. Он теперь наловчился кутаться в шкуры особым образом, извлекая из них как можно больше тепла; но это стоило ему долгого и упорного труда. Из кишок же убитых животных он свивал веревки, которые служили ему для разных целей. Всем этим можно было отлично заниматься и впотьмах.
А зимы становились чем дальше, тем все длиннее. Ледник забрался уже далеко в глубь страны. Нельзя было подметить, как он двигался, но с каждым годом он подвигался все дальше и дальше. Нижний край его уже достиг низменной равнины; там зеленый потрескавшийся лед столкнулся с остатками мертвого леса, и где прежде росли бамбуки и мимозы, лег теперь ледяной щит высотой с гору; где прежде росли в тропических болотах лотосы – там вздымались тусклые арки краев Ледника, из-под которых струились холодные потоки беловатой, мутной воды. Ледник беспрерывно выделял влагу и опять замораживал ее своим холодом, все рос и расползался, поглощая одну местность за другою.
Дренг хорошо изучил Ледник и знал, что тот все движется. Он соображал, прикидывал в уме и довольно ясно предвидел то время, когда здесь круглый год будет стоять зима, – Ледник захватит всю страну. И Дренг инстинктивно собирался с силами, чтобы встретить то время во всеоружии опыта и знания. Каждая проходившая зима была для него суровой школой, которая учила его готовиться вообще ко всему. И он мало что предпринимал в течение дня, в чем не скрывалась бы забота о будущем, хотя и не всегда сам сознавая это. Ледник грозил Дренгу и заставлял быть наготове.
Но в первые годы его одиночества лето бывало еще довольно жаркое, хотя и очень дождливое. Это были настоящие потопы; теплый дождь лил целыми неделями и превращал весь край в туманные болота. Тогда Ледник, омытый и прозрачный, сохранял свое бездонно-зеленое сияние и в глубинах, и на вершинах, с которых он сползал широчайшими извивами, усеянными трещинами и обломками скал, вниз, в окутанную сеткой дождя и тумана страну.
Эти летние потопы превращали Дренга в полуводяного жителя; он научился переправляться по воде на древесных стволах, орудуя длинным суком, как багром; вздувшиеся реки и озера уже не могли больше быть преградой на его пути. Если вода становилась чересчур глубока, он бороздил ее широким концом сука и все-таки пробирался вперед. Собака следовала за ним, то сидя на противоположном конце ствола, то плывя рядом. До чего они оба промокали! С них всегда так и текло, кожа до самых глаз пропитывалась водой и холодела, но они переносили все это как нельзя лучше.
Во время короткого лета Дренг опять поддавался беспечности, свойственной лесному человеку, бросал свои шкуры и без конца бродил, не имея при себе ничего, кроме своего каменного оружия. Он всеми порами своего тела впивал в себя тепло, целыми днями лежал и пекся на солнце, если только оно пробивалось сквозь сплошные облака. Но зимняя закалка уже была у него в крови и только ждала холода; у Дренга развилась память, он никогда не уходил так далеко, чтобы потерять из виду зеленоватый блеск Ледника под небесами.
Лето Дренг проводил в беспрерывных скитаниях, переходя с места на место в погоне за добычей. Он устраивал себе шалаши там, где его заставала ночь, а утром шел дальше. Однажды, во время своих охотничьих походов, Дренг спустился в южную долину, откуда был родом, и нашел лес почти сгнившим и частью превратившимся в кочковатое мшистое болото. Отдельные стволы больших деревьев уже едва можно было различить; они образовали почти непроходимую чащу валежника, заросшую кустарником и сорными травами.
Первобытному лесу уже не суждено было больше собраться с силами! Каждый год некоторые из опрокинутых деревьев пытались пустить побеги, и над погребенными в болоте пальмами зеленели новые отпрыски; но им не суждено было становиться деревьями – с наступлением зимы они погибали. Ни одно из растений первобытного леса не возродилось в своей первозданной пышности; они влачили существование в виде мелких, уродливых побегов; некоторые из них, впрочем, оказались довольно стойкими и впоследствии опять создали лес, хотя и других, более мелких размеров.
Зато были и такие растения, которые в первобытном лесу не имели никакого значения, а теперь воспрянули и общими силами принялись воссоздавать лес; это были хвойные растения, которым холод был нипочем. Ель и сосна быстро разрастались и заполняли пустоши первобытного леса. Можжевельник, в былые времена напоминавший гигантские кипарисы, перезимовав в виде мелких, медленно растущих побегов, сохранил куполообразные и пирамидальные очертания своих предков, но значительно уменьшил свои размеры. Некоторые лиственные породы – наоборот, в новых условиях из кустов и трав разрослись в большие деревья и приобрели способность сбрасывать свою листву на зиму и обновлять ее весной. К таковым принадлежали береза и дуб, которые в первобытном лесу были лишь кустами, осина, ива и многие другие. Теперь они вошли в силу, давали побеги и тянулись вверх своей недолговечной лиственной шапкой в течение лета, когда ночи стояли светлые.
Все приспособились теперь к новому порядку, к смене времен года, раз уж нельзя было иначе. Многие из перекочевавших на юг животных возвращались летом на север, и так они стали делать из года в год, отступая все южнее, по мере того, как разрастался Ледник.
Почти все птицы устремлялись на север, когда солнце начинало озарять своим ослепительным светом наводненную местность, очертания которой были им хорошо знакомы. Птицам не мешал этот избыток воды – лишь бы солнце выманило из земли траву, тростник да достаточное количество копошащихся червей.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44
Охотиться он продолжал и зимою, но никогда не отходил от дома настолько, чтобы не успеть вернуться домой на ночь.
Хотя у него не было ни огня, ни света, он все-таки мастерил кое-что в своем жилище; если Дренгу не хотелось спать и запасов вяленого мяса было достаточно, он возился с кожами, содранными с убитых животных. Терпеливо жевал он их вершок за вершком, добиваясь, чтобы они из грубых, жестких и ломких стали мягкими и хорошо растягивались. Такому приему его научила горькая нужда, как и всему остальному, что он знал; в голодные дни ему часто приходилось довольствоваться обгладыванием остатков мяса с кож, и Дренг заметил, что кожи, побывав у него в зубах, становились прочнее и приятнее на ощупь. Голод же надоумил Дренга заготовлять впрок мясо, провяливая его.
Если же Дренг не был занят выделыванием шкур, он сидел впотьмах и на ощупь, как слепой, протыкал острой костью дырки в шкурах, а потом связывал шкуры длинными ремешками, вырезанными из оленьей кожи. Он теперь наловчился кутаться в шкуры особым образом, извлекая из них как можно больше тепла; но это стоило ему долгого и упорного труда. Из кишок же убитых животных он свивал веревки, которые служили ему для разных целей. Всем этим можно было отлично заниматься и впотьмах.
А зимы становились чем дальше, тем все длиннее. Ледник забрался уже далеко в глубь страны. Нельзя было подметить, как он двигался, но с каждым годом он подвигался все дальше и дальше. Нижний край его уже достиг низменной равнины; там зеленый потрескавшийся лед столкнулся с остатками мертвого леса, и где прежде росли бамбуки и мимозы, лег теперь ледяной щит высотой с гору; где прежде росли в тропических болотах лотосы – там вздымались тусклые арки краев Ледника, из-под которых струились холодные потоки беловатой, мутной воды. Ледник беспрерывно выделял влагу и опять замораживал ее своим холодом, все рос и расползался, поглощая одну местность за другою.
Дренг хорошо изучил Ледник и знал, что тот все движется. Он соображал, прикидывал в уме и довольно ясно предвидел то время, когда здесь круглый год будет стоять зима, – Ледник захватит всю страну. И Дренг инстинктивно собирался с силами, чтобы встретить то время во всеоружии опыта и знания. Каждая проходившая зима была для него суровой школой, которая учила его готовиться вообще ко всему. И он мало что предпринимал в течение дня, в чем не скрывалась бы забота о будущем, хотя и не всегда сам сознавая это. Ледник грозил Дренгу и заставлял быть наготове.
Но в первые годы его одиночества лето бывало еще довольно жаркое, хотя и очень дождливое. Это были настоящие потопы; теплый дождь лил целыми неделями и превращал весь край в туманные болота. Тогда Ледник, омытый и прозрачный, сохранял свое бездонно-зеленое сияние и в глубинах, и на вершинах, с которых он сползал широчайшими извивами, усеянными трещинами и обломками скал, вниз, в окутанную сеткой дождя и тумана страну.
Эти летние потопы превращали Дренга в полуводяного жителя; он научился переправляться по воде на древесных стволах, орудуя длинным суком, как багром; вздувшиеся реки и озера уже не могли больше быть преградой на его пути. Если вода становилась чересчур глубока, он бороздил ее широким концом сука и все-таки пробирался вперед. Собака следовала за ним, то сидя на противоположном конце ствола, то плывя рядом. До чего они оба промокали! С них всегда так и текло, кожа до самых глаз пропитывалась водой и холодела, но они переносили все это как нельзя лучше.
Во время короткого лета Дренг опять поддавался беспечности, свойственной лесному человеку, бросал свои шкуры и без конца бродил, не имея при себе ничего, кроме своего каменного оружия. Он всеми порами своего тела впивал в себя тепло, целыми днями лежал и пекся на солнце, если только оно пробивалось сквозь сплошные облака. Но зимняя закалка уже была у него в крови и только ждала холода; у Дренга развилась память, он никогда не уходил так далеко, чтобы потерять из виду зеленоватый блеск Ледника под небесами.
Лето Дренг проводил в беспрерывных скитаниях, переходя с места на место в погоне за добычей. Он устраивал себе шалаши там, где его заставала ночь, а утром шел дальше. Однажды, во время своих охотничьих походов, Дренг спустился в южную долину, откуда был родом, и нашел лес почти сгнившим и частью превратившимся в кочковатое мшистое болото. Отдельные стволы больших деревьев уже едва можно было различить; они образовали почти непроходимую чащу валежника, заросшую кустарником и сорными травами.
Первобытному лесу уже не суждено было больше собраться с силами! Каждый год некоторые из опрокинутых деревьев пытались пустить побеги, и над погребенными в болоте пальмами зеленели новые отпрыски; но им не суждено было становиться деревьями – с наступлением зимы они погибали. Ни одно из растений первобытного леса не возродилось в своей первозданной пышности; они влачили существование в виде мелких, уродливых побегов; некоторые из них, впрочем, оказались довольно стойкими и впоследствии опять создали лес, хотя и других, более мелких размеров.
Зато были и такие растения, которые в первобытном лесу не имели никакого значения, а теперь воспрянули и общими силами принялись воссоздавать лес; это были хвойные растения, которым холод был нипочем. Ель и сосна быстро разрастались и заполняли пустоши первобытного леса. Можжевельник, в былые времена напоминавший гигантские кипарисы, перезимовав в виде мелких, медленно растущих побегов, сохранил куполообразные и пирамидальные очертания своих предков, но значительно уменьшил свои размеры. Некоторые лиственные породы – наоборот, в новых условиях из кустов и трав разрослись в большие деревья и приобрели способность сбрасывать свою листву на зиму и обновлять ее весной. К таковым принадлежали береза и дуб, которые в первобытном лесу были лишь кустами, осина, ива и многие другие. Теперь они вошли в силу, давали побеги и тянулись вверх своей недолговечной лиственной шапкой в течение лета, когда ночи стояли светлые.
Все приспособились теперь к новому порядку, к смене времен года, раз уж нельзя было иначе. Многие из перекочевавших на юг животных возвращались летом на север, и так они стали делать из года в год, отступая все южнее, по мере того, как разрастался Ледник.
Почти все птицы устремлялись на север, когда солнце начинало озарять своим ослепительным светом наводненную местность, очертания которой были им хорошо знакомы. Птицам не мешал этот избыток воды – лишь бы солнце выманило из земли траву, тростник да достаточное количество копошащихся червей.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44