Да никаких доказательств у нас просто нет!
Что можно было использовать в качестве доказательств? Сумочка юной дамы? Она не давала ровно ничего… Происхождение яда? Тоже нуль. Барри, кстати говоря, поступил именно так, как говорил токсиколог, доктор Джонс. Он купил обыкновенный бензин и получил из него тетраэтилсвинец. Никаких следов после этого он не оставил…
Еще одна возможная зацепка – цилиндр Монти Фильда. Но он исчез. Билеты, купленные на те шесть мест, которые оставались пустыми. Но мы их и в глаза не видели. Больше того, у нас не было ни малейшего шанса когда-либо их увидеть.
Единственный реальный материал, которым мы располагали, – это документы из цилиндров. Они объясняли, почему могло произойти убийство, но ровно ничего не доказывали. Ведь преступление с таким же успехом мог совершить и Морган или кто-то из организации Фильда.
У нас осталась одна надежда изобличить Барри – провести тайный обыск у него на квартире. Мы надеялись найти там либо цилиндр, либо лишние билеты, либо яд или, по крайней мере, аппарат, при помощи которого такой яд можно было бы изготовить. Белье нашел профессионального взломщика-домушника, который должен был проникнуть в квартиру Барри в пятницу вечером, когда тот играл в театре. Но никакого результата! Никаких улик! Цилиндр, билеты, яд – все было уничтожено. Конечно, надо было ожидать, что Барри это сделает, мы просто убедились в этом.
В полном отчаянии я пригласил в театр еще раз некоторых зрителей, присутствовавших на спектакле в понедельник вечером. Я надеялся, что кто-нибудь из них вспомнит, что видел в тот вечер Барри. Вам наверняка известно, что порой бывает так: люди от волнения забывают многие детали, а потом, некоторое время спустя, вспоминают и о них. Но и здесь меня ждала неудача. Единственно ценное, что я услышал, – слова юноши, торговавшего оранжадом, что он видел, как Фильд поднял в боковом коридоре сумочку с пола. Про Барри никто не сказал ни слова. Вам известно, что опрос труппы театра в четверг вечером тоже ничего не дал.
Итак, мы обладали цепью блестящих логических умозаключений, но у нас не было ни одного осязаемого доказательства вины Барри. Если бы мы представили в суд дело в таком виде, любой мало-мальски приличный адвокат разнес бы его в пух и прах. Камня на камне бы не оставил.
А дальше… Дальше мои трудности сделались просто непереносимыми, потому что Эллери уехал в отпуск.
Квин хмуро поглядел на пустую кофейную чашку.
– Я ломал себе голову, что делать. Все виделось в совершенно безнадежном свете. Как, спрашивается, я могу доказать вину, не имея улик! Было от чего сойти с ума. Но тут Эллери в последний раз пришел мне на помощь. Он прислал телеграмму, где высказывалась ценная идея.
– И что же это была за идея? – спросил Кронин.
– Самому немного заняться шантажом.
– Ты в роли шантажиста? – Сампсон удивленно поднял глаза. – Не знаю, не знаю, до чего бы ты дошел в этой роли.
– Когда Эллери что-то предлагает, к этому стоит прислушаться, даже если, поначалу это и звучит весьма сомнительно, – ответил инспектор. – Я понял сразу: единственный выход – сфабриковать улики. Сделать их!
Оба слушателя инспектора недоуменно наморщили лбы.
– Все очень просто, – сказал Квин. – Фильд был убит необычным ядом. Он был убит, потому что шантажировал Барри. Разве нельзя было предположить, что Барри попытается снова использовать тот же яд, если его опять будут шантажировать? Нужно ли напоминать вам поговорку: «Единожды отравивший будет отравителем всегда». Если бы мне удалось спровоцировать Барри на новую попытку отравить кого-нибудь тетраэтилсвинцом, он был бы у меня в руках. Этот яд почти никому не известен. Тут и доказывать больше ничего бы не пришлось. Одного этого было бы вполне достаточно.
Но как, спрашивается, можно было заставить его пойти на такое? И вот тут-то идея с шантажом пришлась весьма кстати. У меня и в самом деле были подлинные документы о происхождении Барри. Барри полагал, что уничтожил их, у него и мысли не возникало, что документы, взятые им у Фильда, были хорошо выполненными подделками. И если бы я начал шантажировать его, он понял бы, что ситуация не изменилась, – он по-прежнему в западне. Следовательно, он попытался бы сделать то же самое.
И тогда я воспользовался услугами нашего милого друга Чарли Майклза. Единственная причина, заставившая меня это сделать, – допущение, что Барри легче всего будет поверить, что подлинники документов остались у Майклза, постоянно сопутствовавшего Фильду, его сообщника. Я велел Майклзу написать под мою диктовку письмо. Я хотел, чтобы его написал именно Майклз, потому что могло статься, что Барри знаком с Майклзом и с его почерком – ведь он имел дела с Фильдом. Конечно, вы можете сказать, что это перестраховка, но я не хотел идти даже на малейший риск. Стоило сделать малейшую ошибку – и Барри раскусил бы меня, все пошло бы насмарку.
Я приложил к письму один лист из подлинных документов, чтобы доказать, что я не блефую. Я указал в письме, что Барри взял у Фильда только копии. Прилагаемый листок свидетельствовал, что я не лгу. У Барри не было ни малейших оснований сомневаться, что Майклз не отвяжется от него, точно так же, как раньше не отвязывался его босс.
Я определил место, время встречи и.., короче, наш план исполнился…
Это надо было видеть, господа мои!
Барри пришел. У него с собой был маленький надежный шприц с тетраэтилсвинцом. Кроме того, у него была с собой и бутылочка с отравленным виски. Словом, он решил полностью повторить то преступление, которое совершил, но в другом месте. Я дал указание своему человеку – это был Риттер – чтобы он излишне не рисковал. Как только он узнал Барри, он достал оружие и поднял тревогу. По счастью, мы ждали совсем поблизости. Барри был в полном отчаянии. Он мог убить и себя, и Риттера.
Воцарилось многозначительное молчание. Инспектор вздохнул и потянулся за табакеркой.
Первым вышел из оцепенения Сампсон.
– Просто авантюрный роман какой-то, мистер К., – сказал он с восхищением. – Но некоторые моменты мне все еще не вполне ясны. Если, например, этот тетраэтилсвинец так уж неизвестен, откуда Барри узнал о нем и как смог его получить?
– А, вон ты о чем! – Инспектор улыбнулся. – Я и сам постоянно думал об этом с тех пор, как Джонс описал мне этот яд. Даже после ареста Барри мне еще не было ясно, каким образом он обзавелся тетраэтилсвинцом. А ответ лежал на поверхности! Это только доказывает, насколько я был слеп. Ты ведь наверняка помнишь, что во время встречи у Айвз-Поупов нам представляли некоего доктора Корниша. Этот Корниш – личный друг старого финансиста, и оба весьма интересуются новейшими исследованиями в сфере медицины. Я вдруг вспомнил, как Эллери однажды спросил меня, правда ли, что Айвз-Поуп недавно пожертвовал 100 000 долларов в фонд химических исследований.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85
Что можно было использовать в качестве доказательств? Сумочка юной дамы? Она не давала ровно ничего… Происхождение яда? Тоже нуль. Барри, кстати говоря, поступил именно так, как говорил токсиколог, доктор Джонс. Он купил обыкновенный бензин и получил из него тетраэтилсвинец. Никаких следов после этого он не оставил…
Еще одна возможная зацепка – цилиндр Монти Фильда. Но он исчез. Билеты, купленные на те шесть мест, которые оставались пустыми. Но мы их и в глаза не видели. Больше того, у нас не было ни малейшего шанса когда-либо их увидеть.
Единственный реальный материал, которым мы располагали, – это документы из цилиндров. Они объясняли, почему могло произойти убийство, но ровно ничего не доказывали. Ведь преступление с таким же успехом мог совершить и Морган или кто-то из организации Фильда.
У нас осталась одна надежда изобличить Барри – провести тайный обыск у него на квартире. Мы надеялись найти там либо цилиндр, либо лишние билеты, либо яд или, по крайней мере, аппарат, при помощи которого такой яд можно было бы изготовить. Белье нашел профессионального взломщика-домушника, который должен был проникнуть в квартиру Барри в пятницу вечером, когда тот играл в театре. Но никакого результата! Никаких улик! Цилиндр, билеты, яд – все было уничтожено. Конечно, надо было ожидать, что Барри это сделает, мы просто убедились в этом.
В полном отчаянии я пригласил в театр еще раз некоторых зрителей, присутствовавших на спектакле в понедельник вечером. Я надеялся, что кто-нибудь из них вспомнит, что видел в тот вечер Барри. Вам наверняка известно, что порой бывает так: люди от волнения забывают многие детали, а потом, некоторое время спустя, вспоминают и о них. Но и здесь меня ждала неудача. Единственно ценное, что я услышал, – слова юноши, торговавшего оранжадом, что он видел, как Фильд поднял в боковом коридоре сумочку с пола. Про Барри никто не сказал ни слова. Вам известно, что опрос труппы театра в четверг вечером тоже ничего не дал.
Итак, мы обладали цепью блестящих логических умозаключений, но у нас не было ни одного осязаемого доказательства вины Барри. Если бы мы представили в суд дело в таком виде, любой мало-мальски приличный адвокат разнес бы его в пух и прах. Камня на камне бы не оставил.
А дальше… Дальше мои трудности сделались просто непереносимыми, потому что Эллери уехал в отпуск.
Квин хмуро поглядел на пустую кофейную чашку.
– Я ломал себе голову, что делать. Все виделось в совершенно безнадежном свете. Как, спрашивается, я могу доказать вину, не имея улик! Было от чего сойти с ума. Но тут Эллери в последний раз пришел мне на помощь. Он прислал телеграмму, где высказывалась ценная идея.
– И что же это была за идея? – спросил Кронин.
– Самому немного заняться шантажом.
– Ты в роли шантажиста? – Сампсон удивленно поднял глаза. – Не знаю, не знаю, до чего бы ты дошел в этой роли.
– Когда Эллери что-то предлагает, к этому стоит прислушаться, даже если, поначалу это и звучит весьма сомнительно, – ответил инспектор. – Я понял сразу: единственный выход – сфабриковать улики. Сделать их!
Оба слушателя инспектора недоуменно наморщили лбы.
– Все очень просто, – сказал Квин. – Фильд был убит необычным ядом. Он был убит, потому что шантажировал Барри. Разве нельзя было предположить, что Барри попытается снова использовать тот же яд, если его опять будут шантажировать? Нужно ли напоминать вам поговорку: «Единожды отравивший будет отравителем всегда». Если бы мне удалось спровоцировать Барри на новую попытку отравить кого-нибудь тетраэтилсвинцом, он был бы у меня в руках. Этот яд почти никому не известен. Тут и доказывать больше ничего бы не пришлось. Одного этого было бы вполне достаточно.
Но как, спрашивается, можно было заставить его пойти на такое? И вот тут-то идея с шантажом пришлась весьма кстати. У меня и в самом деле были подлинные документы о происхождении Барри. Барри полагал, что уничтожил их, у него и мысли не возникало, что документы, взятые им у Фильда, были хорошо выполненными подделками. И если бы я начал шантажировать его, он понял бы, что ситуация не изменилась, – он по-прежнему в западне. Следовательно, он попытался бы сделать то же самое.
И тогда я воспользовался услугами нашего милого друга Чарли Майклза. Единственная причина, заставившая меня это сделать, – допущение, что Барри легче всего будет поверить, что подлинники документов остались у Майклза, постоянно сопутствовавшего Фильду, его сообщника. Я велел Майклзу написать под мою диктовку письмо. Я хотел, чтобы его написал именно Майклз, потому что могло статься, что Барри знаком с Майклзом и с его почерком – ведь он имел дела с Фильдом. Конечно, вы можете сказать, что это перестраховка, но я не хотел идти даже на малейший риск. Стоило сделать малейшую ошибку – и Барри раскусил бы меня, все пошло бы насмарку.
Я приложил к письму один лист из подлинных документов, чтобы доказать, что я не блефую. Я указал в письме, что Барри взял у Фильда только копии. Прилагаемый листок свидетельствовал, что я не лгу. У Барри не было ни малейших оснований сомневаться, что Майклз не отвяжется от него, точно так же, как раньше не отвязывался его босс.
Я определил место, время встречи и.., короче, наш план исполнился…
Это надо было видеть, господа мои!
Барри пришел. У него с собой был маленький надежный шприц с тетраэтилсвинцом. Кроме того, у него была с собой и бутылочка с отравленным виски. Словом, он решил полностью повторить то преступление, которое совершил, но в другом месте. Я дал указание своему человеку – это был Риттер – чтобы он излишне не рисковал. Как только он узнал Барри, он достал оружие и поднял тревогу. По счастью, мы ждали совсем поблизости. Барри был в полном отчаянии. Он мог убить и себя, и Риттера.
Воцарилось многозначительное молчание. Инспектор вздохнул и потянулся за табакеркой.
Первым вышел из оцепенения Сампсон.
– Просто авантюрный роман какой-то, мистер К., – сказал он с восхищением. – Но некоторые моменты мне все еще не вполне ясны. Если, например, этот тетраэтилсвинец так уж неизвестен, откуда Барри узнал о нем и как смог его получить?
– А, вон ты о чем! – Инспектор улыбнулся. – Я и сам постоянно думал об этом с тех пор, как Джонс описал мне этот яд. Даже после ареста Барри мне еще не было ясно, каким образом он обзавелся тетраэтилсвинцом. А ответ лежал на поверхности! Это только доказывает, насколько я был слеп. Ты ведь наверняка помнишь, что во время встречи у Айвз-Поупов нам представляли некоего доктора Корниша. Этот Корниш – личный друг старого финансиста, и оба весьма интересуются новейшими исследованиями в сфере медицины. Я вдруг вспомнил, как Эллери однажды спросил меня, правда ли, что Айвз-Поуп недавно пожертвовал 100 000 долларов в фонд химических исследований.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85