— И что думаешь?
— Ду-ду-маю, ваше величество, что зрелище грандиозное.
— Болван, я спрашиваю, сколько людей уложит Мюрат, прежде чем доберется до русских батарей?
— За-за-трудняюсь сказать точно, ваше величество. Если на га-га-глазок, то че-че-ловек семьсот убитыми и ранеными. Мо-мо-может, и больше.
— Вот и я так думаю. — Недомерок вздохнул, предназначая этот вздох истории. — Но если это нужно для славы Франции… На то и война, Клапан-Брюк! Аля герр, как говорится.
— Истинная правда, ваше величество.
— Это печально, но необходимо. Сам знаешь, честь отчизны и все такое.
Покуда на вершине холма шел этот разговор, второй батальон 326-го линейного подобрался к русским шагов на триста. Пройти их, даже если идешь сдаваться, будет нелегко.
V
Обстоятельства маршала Бутона
В отдалении взорвался зарядный ящик: сверкнула вспышка, вырос из земли этакий огненный гриб, осветив серые тучи, висевшие над Сбодуновом, а чуть погодя подоспел и смягченный расстоянием грохот. От глуховатого ту-ум-пумба прилегли султаны и плюмажи на шляпах маршалов, генералов и адъютантов, окружавших Недомерка. Маршал Бутон, который в тот миг смотрел в подзорную трубу, уверял всех, что различил на шляпке этого гриба человеческие фигурки, но поскольку он был известен страстью к преувеличениям, никто его всерьез не принял. Так или иначе, громыхнуло как следует.
— Это наш или русский? — с интересом осведомился император.
— Русский, ваше величество.
— Ну и черт с ним.
И продолжал заниматься своими делами, а они на тот момент заключались в наблюдении за частями маршала Нея. Отправив Мюрата готовить кавалерийскую атаку, Недомерок решил на время оставить попечение о 326-м линейном и уделить внимание другим участкам фронта. И в первую очередь — тому, где Ней только что лично повел два гвардейских полка в очередную, четвертую по счету штыковую атаку: отбивать тлеющие развалины усадьбы на берегу Ворошилки, у самого брода, через который все утро переправляются казаки, нанося такой урон правому крылу. И в этот самый миг черный от пороховой копоти Ней, в разодранном мундире, с непокрытой, как, впрочем, и всегда, головой, дрался в пешем строю — четырех лошадей одну за другой убило под ним сегодня, — кидаясь в рукопашную, как рядовой, бок о бок со своими солдатами, и шаг за шагом тесня русских, все еще удерживавших подступы к броду. Форменная резня шла у этого самого брода — резня достославная и приснопамятная — мелькали тесаки, всаживались и выдергивались штыки, люди кричали от ужаса или в бешенстве, а кровищи было столько, словно у этих обгорелых стен обезглавили целое стадо свиней. Ну, русские наконец дрогнули и стали пятиться к реке, а Ней тогда гаркнул своим: ребята, мол, поднажми, наша берет, всыпьте им, чтоб добавки не попросили, а гвардейские гренадеры — все вот с такими усищами, с золотой сережкой в ухе, в медвежьих шапках — уставя штыки, пошли вперед, как косари по полю — жжик-жжик — под «Не давать пощады!» остервенившегося Нея, еще бы — целое утро провозился с этим проклятым бродом, и делается по слову его: штыком в брюхо вгоняют русским их «нъет, нъет, товарисч». Речь, разумеется, о рядовых. Насчет офицеров имеется приказ: не убивать, а брать в плен, потому что они благородные, Жан, понимаешь ты, дурья башка, ну, зачем ты разнес череп тому капитану, он же руки поднял, ведь ты, остолоп, благородного застрелил, ты, верно, думаешь, что все — такие же, как ты, черная кость, кислая шерсть?
А на вершине холма, на своем командном пункте, Недомерок, не оборачиваясь, протянул руку за подзорной трубой, тотчас поданной Бутоном, и бросил взгляд на происходящее. Скупо улыбнулся — да-да, совсем как в тот день, когда от австрийского императора получилось письмецо: так, мол, и так, Мария-Луиза вошла в пору, и мы, стало быть, согласные — а куда денешься? — породниться с вашим величеством, берите нас в тести, запеките в тесте. Да уж, конечно, не взгрев многажды австрияков под всеми Маренго и Аустерлицами, не устроив им полный Ваграм, не заполучишь в жены принцессу таких кровей, не пригласишь ее на свадебный менуэт или на тур вальса — раз уж дело происходит в Вене, — где фрейлины глаз не в силах отвести от выпукло обрисованных тугими лосинами статей перетянутого фельдмаршала Мюрата, а император Франц до дна изопьет чашу горького, как хина, унижения, искусает с досады скипетр и державу, глядя, как по-хозяйски ведут себя в габсбургском его доме мерзкие французишки, как свежеиспеченный, парадно-выходной зять похлопывает его по спине: «Ну, что, папа, что скажете хорошенького?» Одно только и омрачало безоблачное счастье Недомерка — эта самая Мария-Луиза при ближайшем рассмотрении оказалась из числа тех, кто с непритворным испугом осведомляется: «Супруг мой, как можешь ты требовать, чтобы я сделала это, что сказал бы Меттерних, увидев меня в такой позитуре?» Охи-ахи, жеманство и кокетство, ломанья да кривлянья — ну, а чего еще ждать от принцессы такого венского воспитания? Бойкости нет, если понятно, что я имею в виду, задору мало, без огонька дамочка:
«Нет, милый, у меня сегодня ужасная мигрень», а в лучшем случае — ай, здравствуй и прощай. Так что в этом, не подумайте чего дурного, разрезе, Бонапарт с тоской вспоминал свою бывшую, по первому мужу — Богарнэ: вот уж в ком сочетался креольский пыл с тропическим жаром. Приедет он, бывало, с войны, победоносно завершив итальянскую, предположим, кампанию, а Жозефина в Мальмезоне кобылицей ржет: никогда не прочь, всегда готова, в любое время дня и ночи выдержит и отобьет атаку тяжелой кавалерии. Или две.
— Бутон!
— Я, государь!
— Напишите в Париж. Ну, там «во первых строках моего письма» и так далее… Сами знаете. Двоеточие. Сбодуново вот-вот будет взято, боевой дух высок как никогда, победа обеспечена… — Он быстро взглянул на правый фланг, где в дыму разрывов снова скрылся 326-й линейный. — Нет, лучше напишите: «практически» обеспечена. На всякий случай.
— Обстоятельство здесь, на мой взгляд, лишнее, ваше величество, — вскользь заметил Бутон, человек полный и круглый, как ноль, каковым он в военном отношении и являлся.
— Лишнее — так уберите. И добавьте, что Москва — наша. Ну, или почти наша.
— Слушаю, ваше величество. — Бутон старательно и торопливо строчил, высунув от усердия кончик языка. — Какую историческую фразу поставим на этот раз в виде концовки?
— Почем я знаю? — Недомерок снова окинул взглядом поле сражения. — Ну, что-нибудь вроде:
«…здесь, в сердце древней России, на нас смотрят пятнадцать веков…» Как вам?
— Великолепно. Просто превосходно. Но, государь, вы однажды уже использовали этот образ.
В Египте. Запамятовали? Пирамиды и прочее.
— В самом деле? Тогда придумайте что-нибудь другое.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23