– Не будет ли нескромным, – сказал я, – спросить вас, какие именно земли вы требуете обратно?
– Это совсем не тайна, – отвечала Жанна де Ceн– Реми. – Это лены Фонтета, Эссуа и Верпилье.
– Черт возьми! – вскричал я. – Если не ошибаюсь, это коронные лены?
– Да, правда, – сказала молодая девушка.
– О, – продолжал я, улыбаясь, – в этом нет для меня ничего удивительного. Знаете, что я ясно увидал у вас в волосах, когда имел честь сесть рядом с вами?
– Что же?
– Золотую лилию.
Я лгал лишь наполовину, что очень недурно для колдуна. Под влиянием галлюцинации, показавшейся мне бессмысленной, я увидал лилию не в волосах Жанны де Сен-Реми, а на ее груди, на единственной, которая дышала.
Красавица покраснела, быть может, от удовольствия, кровь бросилась в ее хорошенькую головку.
– Милостивый государь, – заговорила она, – действительно ли вы только шевалье Пелегрини?
– Клянусь Протеем, – отвечал я, – для такого человека одного имени было бы мало. Я также граф Гара, феникс Бельмонт, живший в подземном мире пирамид, маркиз Анна и ваш покорный слуга граф Калиостро.
– Калиостро! – вскричала мадемуазель Рено, подпрыгнув на стуле. – Калиостро! Э, черт возьми? Действительно это вы. Ах, граф, на этот раз я вас не оставлю до тех пор, пока вы не составите моего гороскопа.
– Ну, для такой головки, как ваша, не может быть определенного будущего. Если бы я подыскал вам рай, вы попросились бы в ад только для того, чтобы опровергнуть меня.
– Милостивый государь! – недовольно вмешался буржуа в коричневом кафтане. – Прошу вас не говорить об аде.
Я хотел ответить ему на это, но вдруг прекрасная Жанна, пристально глядевшая на меня, заговорила:
– Граф, о вас очень беспокоятся во Франции, и вы видите, что даже молодые девушки знают ваше имя.
Могущество, приписываемое вам, до такой степени необычайно, что не знаешь, чему верить. Я в восторге от случая, который свел нас. Действительно ли вы мой покорный слуга, как говорите?
– Не сомневайтесь, мадемуазель.
– Хорошо. Я хочу испытать ваше знание. Если только ваша супруга согласится на это, – прибавила она, кланяясь в сторону Лоренцы, – так как я узнала графиню Калиостро по ее знаменитой красоте.
Лоренца покраснела и со своей итальянской, немного наивной откровенностью послала воздушный поцелуй хорошенькой француженке.
– Вы хотите узнать от меня вашу судьбу? – спросил я.
– Да, хорошую или дурную, – отвечала Жанна.
– Очень возможно, что я скажу вам о ней. Но вы видите, что мы дошли только до десерта и можем отложить немного нашу чертовщину.
– Милостивый государь! – снова вскричал буржуа. – Заклинаю вас, не говорите о дьяволе.
– Вы, значит, очень чувствительны в отношении религии, – заметил я, – или, может быть, на самом деле верите в дьявола?
– А вы, – сказал незнакомец, – разве вы не верите? Всякий человек подвержен известным слабостям.
Этот холодный голос, это ледяное лицо, глядевшее на меня с таким странным выражением, на мгновение парализовали мой язык, заставили вздрогнуть всем телом, сам не знаю, почему.
Не один я испытывал это неприятное, тяжелое впечатление: прекрасная Жанна задумалась, сама мадемуазель Рено не хотела говорить.
Со стола все убрали, и мы молча остались сидеть вокруг, никто и не думал вставать. Свечи, расставленные там и сям, бросали лишь слабый свет. Сквозь щели ставней в комнате по временам сверкала молния. Дождь перестал стучать в стекла, но ветер свистел в коридорах, заставляя скрипеть вывеску. Гроза была в полном разгаре.
В эту самую минуту на отдаленной церкви послышался бой часов. Раздалось десять медленных ударов.
Мадемуазель де Сен-Реми повернулась ко мне.
– Я вас спрашивала, – сказала она.
– Вы требуете, чтобы я отвечал?
– Да.
– Хорошо, но, – добавил я с улыбкой, ставшей последней за этот вечер, – мое пророческое искусство не может обойтись без некоторого шарлатанства, есть кое-какие инструменты, за которыми нужно пойти.
Вернувшись в залу после непродолжительного отсутствия, я положил на стол несколько предметов, необходимых для моего опыта.
Жена поглядела на меня и удивленно спросила:
– Что с тобой, Жозеф?
– Ничего, – отвечал я дрожащим голосом. Позднее Лоренца говорила, что никогда не видела меня таким бледным, как в эту минуту.
Девицы де Сен-Реми и Рено встали при моем появлении; что же касается буржуа, то он отошел в самый дальний угол, несомненно, для того, чтобы не подвергать себя опасностями «чертовщины».
Тогда я обратился к Жанне де Сен-Реми.
– Вы желаете знать, – сказал я. – Хорошо, вы узнаете. Дайте вашу руку Посвященной.
Лоренца, на которую я указал, при этих словам вздрогнула. Она никогда не подвергалась без страха моим магическим опытам и стала отказываться:
– Нет, не сегодня. Эта гроза разбила меня. Прошу тебя.
Именно на грозу, которая обычно сильно возбуждала нервную систему моей жены, я и рассчитывал. Когда гремел гром, мне достаточно было посмотреть на ее волосы или затылок, чтобы она вздрогнула и стала отвечать с закрытыми глазами. Поэтому я был суров.
– Повинуйся!
Она опустила голову и упала в кресло с почти погасшим взглядом.
По моему знаку мадемуазель де Сен-Реми подошла к ней и, встав напротив, не без колебаний взяла за руку. Лоренца ответила слабым рукопожатием. Затем глаза ее остекленели, лицо изменилось, приняло страдальческое и беспокойное выражение, щеки ввалились, губы посинели и правая грудь опустилась. Под влиянием неведомого могущества она дошла до феноменального сходства, которого я, в свою очередь, достигал с помощью материальных средств.
Да, Лоренца стала похожа на Жанну, но похожа ужасным образом, как призрак. И с ее бледных губ сорвались слова:
– Сжальтесь над кровью Валуа!
– Нет!., нет!.. – вскричала Жанна, вырывая свою руку у вдохновенной Лоренцы. – Не это!.. Не это! Вы нас знаете, сударь, и делаете жертвами недостойной комедии.
– Вы думаете?.. – отвечал я, указывая на Лоренцу. – Посмотрите на нее хорошенько.
Жанна подошла к моей жене, опрокинула ей голову назад и долго смотрела на нее, сравнивая это мрачное лицо с той сверкающей красотой, которая ослепляла ее несколько мгновений назад.
– Разбудите ее, граф! – повторяла она. – Разбудите. Она сведет меня с ума. Да, все это правда: я выстрадала все, что написано на этом взволнованном челе: холод, голод, побои!.. Ребенком я прошла сквозь чистилище. Сжальтесь над кровью Валуа!.. Да, тысячу раз я повторяла эти печальные слова, полуголая, прося милостыни под дождем, снегом, под жгучими солнечными лучами или холодным ветром. Я – внучка Франсуа I, и вы недаром видели лилию, сверкающую у меня на лбу.
– Успокойтесь, – сказал я ей, чувствуя, что припадок Лоренцы становится заразительным. – Успокойтесь, я этого хочу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40