Свечки вывалились из своих гнёзд и погасли.
– Вот слон, – сказал Ганя, помогая мне заметать следы преступления, – так и пожар недолго устроить.
– Не устроил ведь? – обозлился я. – Вот и не вякай… Людочка, посмотрите там примётку, чтобы к встрече с другом была. Или со знакомым. Или просто к встрече. Есть, наверно…
Люда повела по строчкам остриём карандашика, кивнула согласно:
– Есть, конечно. А зачем вам?
– Вы читайте, читайте, Я потом объясню.
– Ну, вот, например, правая бровь чешется – к свиданию.
Я прислушался к себе – хоть бы что! Бровь чесаться не желала.
– Не то, Люда, дальше…
– В носу свербит – к радостной встрече.
– У меня свербит, – сообщил Ганя. – Третий день. Я бы даже сказал: течёт. Санорином спасаюсь. Годится?
– Санорин годится. Насморк – нет. Что там ещё есть?
– Ещё? – Люда пробежала карандашом вниз и вдруг подняла голову, засмеялась: – Нечаянно свечу погасить – к гостям.
Вот так штука: кто обвинит меня в том, что я намеренно скинул подсвечник? Нет, здесь не придерёшься: надо ждать гостей.
– Вы того и хотели? – спросил Ганя.
– Ага, – подтвердил я.
– А зачем вам гости?
– Не мне – нам, – поправил я. – Думаешь, каких я гостей жду?
– Приятных, надеюсь, – сказал Ганя и вздрогнул.
Впрочем, я тоже вздрогнул: в передней громко и властно звякнул дверной колокольчик.
Ганя рванулся в коридор, я за ним, Люда с далевским томом встала у выхода из комнаты. Ганя потянул язычок замка и медленно, очень медленно – намеренно, что ли? – открыл дверь. На пороге стоял аккуратный маленький старичок в синем плаще болонья – это в жару-то? – ив мохнатой огромной кепке-«аэродроме». Кепка делала старичка похожим на одного из семерых диснеевских гномов – на какого, уж не помню, не до гномов мне было, да и фильм-то смотрел сто лет назад. Старичок снял кепку-«аэродром», вытер потную лысинку беленьким платочком, представился достойно и неторопливо:
– Агент Госстраха Кокшенов. Звать-величать будете Михал Михалычем.
Грубый Ганька не любил вмешательства в личную жизнь, а Госстрах как раз этим и занимается.
– С чего вы взяли, что будем? – спросил он. – Не будем, папаша, потому что страховать нам нечего. Фаталисты мы, понял?
Старичок спрятал платочек, улыбнулся беззлобно и даже с мягкостью непонятной.
– Я тебе не папаша, мальчик. У тебя свой есть, законный, дай ему бог терпения жить с тобой. И страховаться у меня вы будете, будете, ибо… – тут он поднял вверх указательный палец, да нет, пальчик махонький, повторил: – Ибо страхую я жизни человечьи от Непонятного…
Он так и сказал – Непонятного, и большая буква в этом слове слышалась за версту, все её услышали: и я, и Ганька, и Люда преумная, которая и спросила тут же:
– Что под Непонятным считать, Михал Михалыч?
Он заметил мне с укоризной:
– Может, в дом впустите?
А я засуетился, ногой зашаркал, будто гость пришёл важней некуда.
– Проходите, проходите сюда, в кабинет, садитесь, пожалуйста, поудобнее, поудобнее…
Ганька шёл сзади, хмыкал. Я обернулся, поймал его удивлённый взгляд, подмигнул ему: подожди, парень, сейчас всё поймёшь сам. А старичок уселся в кресло, кепкой своей прикрыл худые коленки, обтянутые белыми чесучовыми брюками, заговорил:
– На ваш вопрос, умная девушка, отвечу так: всё то Непонятное, что помимо нас существует и нет ему в нас объяснения.
– В нас? – переспросила Люда.
– Именно, именно, – закивал старичок, – поскольку всякие необъяснимые научные явления воспринимаются нами как нечто реальное, то мы верим, что найдётся им со временем объяснение. Мол, не зря учёные зарплату два раза в месяц получают. К примеру, гравитация… Полети я сейчас – удивительно будет и необъяснимо. Наукой сегодняшней необъяснимо. А в нас тому есть объяснение: не научное, нет – обывательское, но с верой в науку великолепную. Полетел Михал Михалыч – значит, антигравитатор какой-то изобретён. В принципе возможно. А вот достань я сейчас бутылку замшелую, зелёную, в водорослях вонючих, и вылези оттуда джинн с бородищей, в шароварах заморских, пророкочи он чего-нибудь о трёх желаниях-так то и будет Непонятное. Иначе – сказка ненаучная. Нет веры к ней в нас самих, нет и не будет. Или вот приметы всякие…
Ох, неспроста пришёл к нам Михал Михалыч, неспроста, чувствую. Погасил я свечи – и вот он, гость долгожданный, всё объясняющий. Кстати, что-то знакомое было в его имени, где-то я уже слышал его, совсем недавно…
Память у Ганьки оказалась получше моей.
– Слушайте, товарищ агент Госстраха, – сказал он, – а вы, случайно, не помните истории с пропавшей машиной? Ехала она себе, ехала – и вдруг исчезла, растворилась средь бела дня. Помните?
– Помню, конечно, – не возражал старичок. – Да и как не помнить: двух недель не прошло. Милиция тогда суетилась…
Вспомнил я его: свидетель первого случая с исчезнувшим автомобилем! Это его называл нам голос по телефону, его советовал искать, чтобы объяснить происшедшее. Только не понадобился он нам тогда, сами разобрались. А сегодня не обошлось без него, не сумели. Только на этот раз он сам к нам пришёл. Хотя нет: мы его вызвали. Как мальчишка Аладдин тёр свою лампу и появлялся всемогущий ифрит с бородищей, в шароварах заморских. А мне лампа не понадобилась, подсвечником обошёлся. И ифрит у нас попроще: не в шароварах, а в брюках. И не с бородой, а с лысиной. В общем, типичный агент Госстраха – прекрасная легенда!
В том, что это его легенда, я уже не сомневался. Ходит по нашему миру «соразумник» из соседнего, прикидывается этаким боровичком в кепке, наблюдает, высматривает. Сам он страховой агент, а молодцы его тоже небось земные профессии для камуфляжа имеют. С одним мы уже знакомы: «тип в синей майке» – грузчик или, в лучшем случае, шофёр с самосвала. Уж больно здоров: один кулак – с голову ребёнка, вряд ли такой на скрипочке играет…
А старичок посмотрел на меня хитро, сказал торопливо:
– Вы там чего-то не то думаете, так не думайте вовсе: всё враньё. Агент Госстраха я, понятно?
– Понятно, – опередил ответ Ганя. – Застрахуйте нас от примет.
– Что, сбываются?
– Сбываются, подлые!
– Это мы мигом, – сказал старичок, доставая из-под плаща плоскую папочку с надписью «Внешторгреклама», а из папочки – три бумажки с золотым обрезом и шариковую ручку, – это мы в два счёта сделаем. Ни одна примета сбываться не будет.
Он размашисто расписался на каждом листке, сложил их аккуратно, подал мне.
– Потом посмотрите.
– Сколько мы вам должны?
Он вроде даже обиделся:
– Ничего. Я бесплатно работаю.
– Проценты с душ получаете? – спросил Ганя.
– И так можно подумать, – прищурился старичок. – Вот вы, например, в меня верите? Верите, верите – вижу. Да и как не верить: Михал Михалыч Кокшенов, во плоти и крови. А что знает много всякого разного, так и вы кое-что знаете.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16
– Вот слон, – сказал Ганя, помогая мне заметать следы преступления, – так и пожар недолго устроить.
– Не устроил ведь? – обозлился я. – Вот и не вякай… Людочка, посмотрите там примётку, чтобы к встрече с другом была. Или со знакомым. Или просто к встрече. Есть, наверно…
Люда повела по строчкам остриём карандашика, кивнула согласно:
– Есть, конечно. А зачем вам?
– Вы читайте, читайте, Я потом объясню.
– Ну, вот, например, правая бровь чешется – к свиданию.
Я прислушался к себе – хоть бы что! Бровь чесаться не желала.
– Не то, Люда, дальше…
– В носу свербит – к радостной встрече.
– У меня свербит, – сообщил Ганя. – Третий день. Я бы даже сказал: течёт. Санорином спасаюсь. Годится?
– Санорин годится. Насморк – нет. Что там ещё есть?
– Ещё? – Люда пробежала карандашом вниз и вдруг подняла голову, засмеялась: – Нечаянно свечу погасить – к гостям.
Вот так штука: кто обвинит меня в том, что я намеренно скинул подсвечник? Нет, здесь не придерёшься: надо ждать гостей.
– Вы того и хотели? – спросил Ганя.
– Ага, – подтвердил я.
– А зачем вам гости?
– Не мне – нам, – поправил я. – Думаешь, каких я гостей жду?
– Приятных, надеюсь, – сказал Ганя и вздрогнул.
Впрочем, я тоже вздрогнул: в передней громко и властно звякнул дверной колокольчик.
Ганя рванулся в коридор, я за ним, Люда с далевским томом встала у выхода из комнаты. Ганя потянул язычок замка и медленно, очень медленно – намеренно, что ли? – открыл дверь. На пороге стоял аккуратный маленький старичок в синем плаще болонья – это в жару-то? – ив мохнатой огромной кепке-«аэродроме». Кепка делала старичка похожим на одного из семерых диснеевских гномов – на какого, уж не помню, не до гномов мне было, да и фильм-то смотрел сто лет назад. Старичок снял кепку-«аэродром», вытер потную лысинку беленьким платочком, представился достойно и неторопливо:
– Агент Госстраха Кокшенов. Звать-величать будете Михал Михалычем.
Грубый Ганька не любил вмешательства в личную жизнь, а Госстрах как раз этим и занимается.
– С чего вы взяли, что будем? – спросил он. – Не будем, папаша, потому что страховать нам нечего. Фаталисты мы, понял?
Старичок спрятал платочек, улыбнулся беззлобно и даже с мягкостью непонятной.
– Я тебе не папаша, мальчик. У тебя свой есть, законный, дай ему бог терпения жить с тобой. И страховаться у меня вы будете, будете, ибо… – тут он поднял вверх указательный палец, да нет, пальчик махонький, повторил: – Ибо страхую я жизни человечьи от Непонятного…
Он так и сказал – Непонятного, и большая буква в этом слове слышалась за версту, все её услышали: и я, и Ганька, и Люда преумная, которая и спросила тут же:
– Что под Непонятным считать, Михал Михалыч?
Он заметил мне с укоризной:
– Может, в дом впустите?
А я засуетился, ногой зашаркал, будто гость пришёл важней некуда.
– Проходите, проходите сюда, в кабинет, садитесь, пожалуйста, поудобнее, поудобнее…
Ганька шёл сзади, хмыкал. Я обернулся, поймал его удивлённый взгляд, подмигнул ему: подожди, парень, сейчас всё поймёшь сам. А старичок уселся в кресло, кепкой своей прикрыл худые коленки, обтянутые белыми чесучовыми брюками, заговорил:
– На ваш вопрос, умная девушка, отвечу так: всё то Непонятное, что помимо нас существует и нет ему в нас объяснения.
– В нас? – переспросила Люда.
– Именно, именно, – закивал старичок, – поскольку всякие необъяснимые научные явления воспринимаются нами как нечто реальное, то мы верим, что найдётся им со временем объяснение. Мол, не зря учёные зарплату два раза в месяц получают. К примеру, гравитация… Полети я сейчас – удивительно будет и необъяснимо. Наукой сегодняшней необъяснимо. А в нас тому есть объяснение: не научное, нет – обывательское, но с верой в науку великолепную. Полетел Михал Михалыч – значит, антигравитатор какой-то изобретён. В принципе возможно. А вот достань я сейчас бутылку замшелую, зелёную, в водорослях вонючих, и вылези оттуда джинн с бородищей, в шароварах заморских, пророкочи он чего-нибудь о трёх желаниях-так то и будет Непонятное. Иначе – сказка ненаучная. Нет веры к ней в нас самих, нет и не будет. Или вот приметы всякие…
Ох, неспроста пришёл к нам Михал Михалыч, неспроста, чувствую. Погасил я свечи – и вот он, гость долгожданный, всё объясняющий. Кстати, что-то знакомое было в его имени, где-то я уже слышал его, совсем недавно…
Память у Ганьки оказалась получше моей.
– Слушайте, товарищ агент Госстраха, – сказал он, – а вы, случайно, не помните истории с пропавшей машиной? Ехала она себе, ехала – и вдруг исчезла, растворилась средь бела дня. Помните?
– Помню, конечно, – не возражал старичок. – Да и как не помнить: двух недель не прошло. Милиция тогда суетилась…
Вспомнил я его: свидетель первого случая с исчезнувшим автомобилем! Это его называл нам голос по телефону, его советовал искать, чтобы объяснить происшедшее. Только не понадобился он нам тогда, сами разобрались. А сегодня не обошлось без него, не сумели. Только на этот раз он сам к нам пришёл. Хотя нет: мы его вызвали. Как мальчишка Аладдин тёр свою лампу и появлялся всемогущий ифрит с бородищей, в шароварах заморских. А мне лампа не понадобилась, подсвечником обошёлся. И ифрит у нас попроще: не в шароварах, а в брюках. И не с бородой, а с лысиной. В общем, типичный агент Госстраха – прекрасная легенда!
В том, что это его легенда, я уже не сомневался. Ходит по нашему миру «соразумник» из соседнего, прикидывается этаким боровичком в кепке, наблюдает, высматривает. Сам он страховой агент, а молодцы его тоже небось земные профессии для камуфляжа имеют. С одним мы уже знакомы: «тип в синей майке» – грузчик или, в лучшем случае, шофёр с самосвала. Уж больно здоров: один кулак – с голову ребёнка, вряд ли такой на скрипочке играет…
А старичок посмотрел на меня хитро, сказал торопливо:
– Вы там чего-то не то думаете, так не думайте вовсе: всё враньё. Агент Госстраха я, понятно?
– Понятно, – опередил ответ Ганя. – Застрахуйте нас от примет.
– Что, сбываются?
– Сбываются, подлые!
– Это мы мигом, – сказал старичок, доставая из-под плаща плоскую папочку с надписью «Внешторгреклама», а из папочки – три бумажки с золотым обрезом и шариковую ручку, – это мы в два счёта сделаем. Ни одна примета сбываться не будет.
Он размашисто расписался на каждом листке, сложил их аккуратно, подал мне.
– Потом посмотрите.
– Сколько мы вам должны?
Он вроде даже обиделся:
– Ничего. Я бесплатно работаю.
– Проценты с душ получаете? – спросил Ганя.
– И так можно подумать, – прищурился старичок. – Вот вы, например, в меня верите? Верите, верите – вижу. Да и как не верить: Михал Михалыч Кокшенов, во плоти и крови. А что знает много всякого разного, так и вы кое-что знаете.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16