– Нет связи. Молчит эфир, - и снова пошел, считая вопрос исчерпанным.
– Плохо дело, - сказал Рогов.
– Почему? - не понял Малинин. - Тайфун пройдет, связь восстановится. Да и от берега мы недалеко - двое суток пути.
Рогов не ответил: он к чему-то прислушивался, потом предложил:
– Давайте спустимся. Я вам кое-что покажу...
Малинин шел за ним, недоумевающий и взволнованный. Он привык к Рогову, знал о его причудах, к примеру, о чрезмерной таинственности даже в самых простых делах. Но таинственность эта всегда была лишь игрой, а сейчас Рогов не играл. Малинин готов был поклясться, что его учитель чем-то всерьез озабочен.
Они спустились на палубу, прошли мимо капитана Артура Лепика, мрачно наблюдавшего за тем, как матросы крепили сорванную бурей шлюпку. Малинин не утерпел, оглянулся: на мачте вновь красовался алый флаг - боцман быстро выполнил приказ. Но флаг не развевался, как обычно, повис неподвижно, и Малинин только сейчас заметил, что ветер совсем стих, будто они вернулись назад во времени, как раз в тот самый миг, когда капитан посмотрел на свой барометр.
– Опять штиль, - сказал Малинин.
– Это не штиль, - откликнулся Рогов. - Это нечто иное. Смотрите, - он перегнулся через борт. - Что это с морем?
Малинин посмотрел на воду и оторопел. Море никогда не кажется нам прозрачным, взгляд сверху тонет в плотной, стального цвета водяной толще. Но толща эта чиста и не замутнена, а различные цветовые оттенки в ней лишь подчеркивают эту чистоту. Теперь же вода за бортом не была чистой: в ней, как в банке любителя-рыболова, кишела какая-то взвесь, придававшая морю ровный грязно-зеленый цвет.
Малинин рванулся было назад, но его остановил резкий окрик Рогова:
– Куда вы?
– В лабораторию. Надо взять пробы.
– Погодите, - отмахнулся Рогов. - Успеем. Отпустит капитан наших ребят, тогда и возьмем. А сейчас... - он опять к чему-то прислушался. - Мы, кажется, сбавили ход...
Малинин тоже почувствовал, что корабль резко снизил скорость. Но тогда бы изменился и звук, доносящийся на палубу из машинного отделения: стал бы мягче, глуше. Однако машина работала на предельном режиме: за время плавания Малинин научился определять на слух режимы работы двигателей.
– Странность на странности, - загадочно сказал Рогов и добавил: - Впрочем, послушаем, что нам хочет поведать наш милый студент: его явно прислал Артур.
К ним подбежал взволнованный и запыхавшийся Нолик - студент-географ, чья дипломная работа, как и диссертация Малинина, создавалась в экспедиции.
– Павел Николаевич, вас капитан зовет!
– Идем, - Рогов с сожалением отошел от борта, обернулся. - Сейчас Артур будет удивлять нас своим сообщением.
Малинин шел с Ноликом и думал, чем еще может их удивить капитан. Машина не тянет? Это и так ясно. Видимо, сопротивление среды возросло настолько, что она тормозит ход. Да и легко ли плавать в киселе? Кто-нибудь пробовал?
Он не ошибся: капитан только что вылез из машинного отделения, и на его обычно непроницаемом лице ясно читалось удивление.
– Мы все знаем, - опередил его Рогов. - За бортом что-то странное: похоже на планктон, только плотность много выше. Останавливайте судно. Будем брать пробу. - Он окликнул уже уходящего капитана: - Кстати, корпус не перегрелся?
– Не успел, - сказал капитан и пошел в рубку, а Малинин - в который раз? расстроился: почему до простых вещей Рогов доходит значительно быстрее? Ведь ясное же дело: возросло трение, возросла и температура...

Он сердито сказал Нолику:
– Позови ребят и тащите сюда оборудование.
Нолик побежал в лабораторию, а капитан, видно, уже успел отдать приказ: на корабле застопорили машины, он прошел еще немного по инерции и лег в дрейф.
Когда Рогов с Малининым дошли до кормы, Нолик с лаборантами уже спустили за борт люльку с приборами, два матроса встали у лебедки, а капитан Артур Лепик, посасывая свою неизменную трубку, наблюдал за происходящим, всем своим видом показывая, что не интересует его ни странная граница между тайфуном и штилем, ни загадочный феномен моря, тормозящий ход судна, а если что и волнует, так только отсутствие связи, да и то самую малость, чуть-чуть...
В лабораторной люльке помещались двое. Рогов быстро перелез через борт, а следом за ним в люльку спрыгнул Нолик. Малинин хотел заявить, что Нолику неплохо было бы постоять на борту, посмотреть, как старшие товарищи будут работать у воды, но не успел: Рогов махнул матросам рукой, и люлька поползла вниз.
Она остановилась у самой воды, и Рогов подумал, что слова "у воды" здесь не подходят: у ног его застыла странная зеленая кашица, на вид густая и вязкая. Он присел на корточки и опустил в нее руку.
– Осторожнее! - крикнул сверху Малинин, но Рогов не услышал его.
За тридцать с лишним лет работы он, казалось ему, успел узнать об океане все, что знала о нем земная наука. Он вдоль и поперек прошел эти широты. Он читал лекций в Оксфорде и, МГУ, в Гарварде и Беркли. Его работы цитировались на многих симпозиумах и конференциях. О нем знал ученый мир. И сейчас, сидя на корточках над зеленой кашицей, которая полчаса назад была обыкновенной морской водой, он с ужасом понял, что все его завидные знания ничтожны, пусты и бессмысленны, потому что ни одно из них не могло даже намекнуть, с чем они встретились. Он понимал, что казнить себя бессмысленно и бесполезно: наука - в его лице, сейчас! - встречается с подобным феноменом впервые, и феномен этот необъясним, не похож ни на что привычное. Прекрасная формула существовала некогда: "Этого не может быть, потому что не может быть никогда". Закрой глаза, отмахнись, не верь, улыбнись презрительно: нет этого, нет, нет! Но рука с трудом входила в зеленое месиво, как входит ложка в желе, и желе это сдавливало руку, неприятно холодило кожу. Рогов резко поднялся, покачнув люльку, и осмотрел руку. Она была абсолютно сухой.
Сверху опять кричали что-то, но он опять не слышал, пытаясь все-таки объяснить необъяснимое привычными понятиями, найти какие-то аналогии, но привычные понятия не подходили сюда, а знакомые аналогии ничуть не напоминали то странное состояние воды (именно воды: Рогов не хотел, не мог думать иначе!), которое превращало ее в желе.
– Павел Николаевич, - Рогов вздрогнул и обернулся: Нолик смотрел с восторгом и ужасом, причем восторга было больше. Естественно: он не обременен всеми знаниями, он вообще не очень-то обременен знаниями, поэтому ему не страшно необъяснимое, а лишь любопытно до ужаса, который все-таки читался на его лице. Счастливое качество молодого ученого - верить тому, что есть, а не тому, что объяснено или объяснимо. Именно это качество и движет вперед науку, а Рогов? Ты его потерял, разбросал по симпозиумам, по ученым советам, по докладам и рефератам, которые и не нужны-то уже, ничего они объяснить не могут ни тебе, ни Нолику, никому.
1 2 3 4 5 6