Стали укладываться. Говорили они шепотом. Я слышал, как бабушка уговаривала маму перейти в комнату к отцу. Но мама резко ответила ей, чтобы бабушка не совалась не в свои дела.
И тогда я решил, что человеку, конечно, трудно устроить жизнь, как на белом пароходе.
13
Проснулся я от щекотки. Лягнул, не раскрывая глаз, но в Юрика не попал. Он издали щекотал мне пятку соломинкой и хихикал.
– Вставай, лежебока, – сказала бабушка и загремела посудой у печки, – проспишь белый свет.
Я притаился и, когда Юрик подполз ближе, накинул на него одеяло. Он завопил, потому что боялся задохнуться.
– Попей чаю! – крикнула мне бабушка, но я уже мчался по лестнице. Мне надо было договориться с Сумико, чтобы она никуда не уходила, ждала меня. Я позавтракаю, и мы с ней убежим на море купаться.
Я постучался. Мне никто не ответил. Тогда я откатил дверь. В комнате – пусто. На татами валялась мерная трубка с длинным мундштуком. Я крикнул вполголоса:
– Эй!
Никто не отозвался. Я вошел во вторую дверь. На полу валялась желтая косынка Ивао. Я повернулся. Рыбки в аквариуме в углу пялили на меня глаза. Я нашел крошки за аквариумом и бросил в воду несколько щепоток. Рыбешки накинулись на пищу. Их, видно, не кормили утром. Сбежали хозяева… И Сумико с ними! Сумико!..
Я плотно задвинул дверь и медленно поднялся по лестнице.
– Давай чаю, бабушка, – сказал я.
– Умойся сначала, – ответила она.
Я равнодушно сполоснулся под умывальником. Бабушка поставила на низенький столик рисовую кашу с молоком.
– Я же сказал – чаю, – нахмурился я.
– Не выламывайся, ешь, – приказала она и скрестила руки впереди. – Мать приказала табак полоть.
– Я его не курю, – ответил я, ковыряясь ложкой в каше.
– Со мной ты бедовый, – сказала она, качая головой. – А перед отцом?..
Я промолчал и усердно стал есть кашу. Бабушка подставила мне и кружку чаю. Бабушкины глаза были блеклые, как ее старая синяя кофта, и добрые-добрые. Губы сжаты вроде сурово, но самые кончики вздернулись вверх. Сказать ей или нет, что ее японцы удрали? Лучше скажу после. Она расстроится. Все-таки крепко сдружилась с ними. Как вчера она их защищала! А они всех обвели вокруг пальца… И меня особенно… Эх, Сумико, Сумико! Я думал, что мы друзья… Я поднял глаза на деда, тяжело вздохнул и отвел взгляд. А может, вовсе и не Кимура поджег? Тогда почему все удрали? Если невиновны, зачем удирать?.. Эх, Сумико, Сумико!..
– Опять на целый день? – спросила бабушка.
– Есть дело, – ответил я, запивая кашу чаем.
– Какое? – подлез ко мне Юрик.
– Важное, – сказал я.
– Я с тобой! – запрыгал брат.
– Тебе нельзя, – сказал я.
Юрик сел у моих ног, и прозрачные живчики побежали из его глаз.
– Все мне нельзя, – причитал он, крутя кулачками в глазах. – Так у меня ноги не окрепнут.
– Не реви, – сказал я, морщась, и махнул рукой. – Обувай свои сандалии.
Юрик мячиком подскочил с татами. Он вмиг обул красные сандалии и зашлепал по лестнице впереди меня.
Я поймал брата за руку и повел на пожарище.
Головешки отливали на солнце синим цветом. По ним ходили два пожарника и милиционер. Они что?то выискивали среди обгорелых досок. Если бы они знали, что наши соседи сбежали, наверное, перестали бы рыться в головешках. Надо искать Кимуру. Он выждал удобный момент, отомстил и ушел в море на шлюпке, захватив своих. Вот как мстить надо!..
– Видишь… – сказал я Юрику.
– Да, – ответил он и засунул палец в рот.
– Теперь иди домой, – сказал я, поворачивая назад.
– А ты?
– Я пойду искать тех, кто поджег дом дяди Рыбина.
– И я с тобой, – ответил Юрик, морща нос.
Я остановился, взъерошил ему пух на голове, крепко взял за руку и потащил вниз по дороге. Надо было б спуститься по обрыву – и быстрее к речке Мутной, которая впадала в море за городком, за правым краем волнолома, но с братом я побоялся идти по обрыву.
Мы с ним прошли под императорскими воротами. Здесь я на минуту остановился. Юрик заметил, что я пристально гляжу в землю. А я глядел на кривую тень арки-меча.
– Ты следы увидел этих… кто поджег дядю Рыбина? – спросил он.
– Да, – очнулся я, и пошагали мы с Юриком дальше. Мы шли горячими улицами, и скоро брат захныкал, что ему жарко. На окраине в придорожной канаве я сорвал серый лопух и накинул Юрику на голову.
До речки было два километра. Я ходил туда раз и видел, какие непроходимые кусты в устье. В них можно спрятать целый катер.
Когда мы подошли к темно-зеленому кустарнику в устье речки, я приказал брату залечь в траве и слушать мои сигналы. Если я выстрелю ракетой, то он должен мчаться изо всех сил в порт и звать на помощь дядю Семена или отца. Юрик отдал мне честь и залег. Я пошел по кустам над самой речкой. Над раздвинутыми ветками черемухи, ольхи и тальника колыхался терпкий настой горячего воздуха. Бабушка говорила не раз, что травы и деревья остро пахнут перед грозой. Я подумал об этом мельком, потому что пристально оглядывал каждый просвет в кустах.
И я увидел маленькую гавань чуть выше устья. Волны раскачивали подрубленные ветки кустов. Трава была притоптана, и в ней мелькнуло что-то цветастое. Я нагнулся. Это был «бог счастья», втоптанный в сырую землю. Я вызволил его из земли и отер. Он безмятежно ухмыльнулся фарфоровыми зубами. Только нос у него чуть сколупнулся… Спешили, сильно спешили хозяева. Эх, Сумико, Сумико!..
– Гера, я искупнусь разок? – Юрик незаметно подкрался сзади.
– Я тебе как велел?! – закричал я на него.
У брата опять сморщился нос и задергались щеки.
– Ты никаких сигналов не подаешь, – забормотал он, протыкая пальцем серый лопух, – а мне жарко стало – солнце вон как печет.
– Горе мне с тобой, – сказал я, понизив голос. – Купайся, только быстро…
Он разделся и стал барахтаться в воде у самого берега. Поднял всю муть со дна. Рожица брата сияла, как луковица на солнце. Я уж и сам решил разок искупнуться, но потом поглядел на божка и отставил. Надо было спешить…
– Идем, – приказал я Юрику.
– Еще разок искупнусь, и все, – ответил он.
Я поймал его за скользкую руку и подтолкнул к одежонке.
– Гера, ты не нашел тех?.. – начались расспросы.
– Не нашел, – ответил я, помог ему натянуть майку и потащил через кусты к дороге.
Обратно мы шли быстрее. Однако Юрик не прекратил своих дурацких расспросов.
– Гера, куда мы бежим?
– В порт.
– Зачем?
– Попросим катер.
– Кататься?
– Да.
– Знаешь, что я придумал?
– Что?
– Поплывем на тот остров, где «Оранжад».
– Можно было бы… Но тебя мамка не отпустит.
– С тобой отпустит.
Оставалось только пожать плечами.
Чем ближе мы подходили к порту, тем больше я завидовал велосипедистам, проносившимся мимо. У меня за ушами стало мокро – туда стекал пот.
Юрик сильно пыхтел, но расспросов не прекращал.
– Гера, а Сумико мы возьмем?
– Она уже уплыла…
– На белый пароход?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35
И тогда я решил, что человеку, конечно, трудно устроить жизнь, как на белом пароходе.
13
Проснулся я от щекотки. Лягнул, не раскрывая глаз, но в Юрика не попал. Он издали щекотал мне пятку соломинкой и хихикал.
– Вставай, лежебока, – сказала бабушка и загремела посудой у печки, – проспишь белый свет.
Я притаился и, когда Юрик подполз ближе, накинул на него одеяло. Он завопил, потому что боялся задохнуться.
– Попей чаю! – крикнула мне бабушка, но я уже мчался по лестнице. Мне надо было договориться с Сумико, чтобы она никуда не уходила, ждала меня. Я позавтракаю, и мы с ней убежим на море купаться.
Я постучался. Мне никто не ответил. Тогда я откатил дверь. В комнате – пусто. На татами валялась мерная трубка с длинным мундштуком. Я крикнул вполголоса:
– Эй!
Никто не отозвался. Я вошел во вторую дверь. На полу валялась желтая косынка Ивао. Я повернулся. Рыбки в аквариуме в углу пялили на меня глаза. Я нашел крошки за аквариумом и бросил в воду несколько щепоток. Рыбешки накинулись на пищу. Их, видно, не кормили утром. Сбежали хозяева… И Сумико с ними! Сумико!..
Я плотно задвинул дверь и медленно поднялся по лестнице.
– Давай чаю, бабушка, – сказал я.
– Умойся сначала, – ответила она.
Я равнодушно сполоснулся под умывальником. Бабушка поставила на низенький столик рисовую кашу с молоком.
– Я же сказал – чаю, – нахмурился я.
– Не выламывайся, ешь, – приказала она и скрестила руки впереди. – Мать приказала табак полоть.
– Я его не курю, – ответил я, ковыряясь ложкой в каше.
– Со мной ты бедовый, – сказала она, качая головой. – А перед отцом?..
Я промолчал и усердно стал есть кашу. Бабушка подставила мне и кружку чаю. Бабушкины глаза были блеклые, как ее старая синяя кофта, и добрые-добрые. Губы сжаты вроде сурово, но самые кончики вздернулись вверх. Сказать ей или нет, что ее японцы удрали? Лучше скажу после. Она расстроится. Все-таки крепко сдружилась с ними. Как вчера она их защищала! А они всех обвели вокруг пальца… И меня особенно… Эх, Сумико, Сумико! Я думал, что мы друзья… Я поднял глаза на деда, тяжело вздохнул и отвел взгляд. А может, вовсе и не Кимура поджег? Тогда почему все удрали? Если невиновны, зачем удирать?.. Эх, Сумико, Сумико!..
– Опять на целый день? – спросила бабушка.
– Есть дело, – ответил я, запивая кашу чаем.
– Какое? – подлез ко мне Юрик.
– Важное, – сказал я.
– Я с тобой! – запрыгал брат.
– Тебе нельзя, – сказал я.
Юрик сел у моих ног, и прозрачные живчики побежали из его глаз.
– Все мне нельзя, – причитал он, крутя кулачками в глазах. – Так у меня ноги не окрепнут.
– Не реви, – сказал я, морщась, и махнул рукой. – Обувай свои сандалии.
Юрик мячиком подскочил с татами. Он вмиг обул красные сандалии и зашлепал по лестнице впереди меня.
Я поймал брата за руку и повел на пожарище.
Головешки отливали на солнце синим цветом. По ним ходили два пожарника и милиционер. Они что?то выискивали среди обгорелых досок. Если бы они знали, что наши соседи сбежали, наверное, перестали бы рыться в головешках. Надо искать Кимуру. Он выждал удобный момент, отомстил и ушел в море на шлюпке, захватив своих. Вот как мстить надо!..
– Видишь… – сказал я Юрику.
– Да, – ответил он и засунул палец в рот.
– Теперь иди домой, – сказал я, поворачивая назад.
– А ты?
– Я пойду искать тех, кто поджег дом дяди Рыбина.
– И я с тобой, – ответил Юрик, морща нос.
Я остановился, взъерошил ему пух на голове, крепко взял за руку и потащил вниз по дороге. Надо было б спуститься по обрыву – и быстрее к речке Мутной, которая впадала в море за городком, за правым краем волнолома, но с братом я побоялся идти по обрыву.
Мы с ним прошли под императорскими воротами. Здесь я на минуту остановился. Юрик заметил, что я пристально гляжу в землю. А я глядел на кривую тень арки-меча.
– Ты следы увидел этих… кто поджег дядю Рыбина? – спросил он.
– Да, – очнулся я, и пошагали мы с Юриком дальше. Мы шли горячими улицами, и скоро брат захныкал, что ему жарко. На окраине в придорожной канаве я сорвал серый лопух и накинул Юрику на голову.
До речки было два километра. Я ходил туда раз и видел, какие непроходимые кусты в устье. В них можно спрятать целый катер.
Когда мы подошли к темно-зеленому кустарнику в устье речки, я приказал брату залечь в траве и слушать мои сигналы. Если я выстрелю ракетой, то он должен мчаться изо всех сил в порт и звать на помощь дядю Семена или отца. Юрик отдал мне честь и залег. Я пошел по кустам над самой речкой. Над раздвинутыми ветками черемухи, ольхи и тальника колыхался терпкий настой горячего воздуха. Бабушка говорила не раз, что травы и деревья остро пахнут перед грозой. Я подумал об этом мельком, потому что пристально оглядывал каждый просвет в кустах.
И я увидел маленькую гавань чуть выше устья. Волны раскачивали подрубленные ветки кустов. Трава была притоптана, и в ней мелькнуло что-то цветастое. Я нагнулся. Это был «бог счастья», втоптанный в сырую землю. Я вызволил его из земли и отер. Он безмятежно ухмыльнулся фарфоровыми зубами. Только нос у него чуть сколупнулся… Спешили, сильно спешили хозяева. Эх, Сумико, Сумико!..
– Гера, я искупнусь разок? – Юрик незаметно подкрался сзади.
– Я тебе как велел?! – закричал я на него.
У брата опять сморщился нос и задергались щеки.
– Ты никаких сигналов не подаешь, – забормотал он, протыкая пальцем серый лопух, – а мне жарко стало – солнце вон как печет.
– Горе мне с тобой, – сказал я, понизив голос. – Купайся, только быстро…
Он разделся и стал барахтаться в воде у самого берега. Поднял всю муть со дна. Рожица брата сияла, как луковица на солнце. Я уж и сам решил разок искупнуться, но потом поглядел на божка и отставил. Надо было спешить…
– Идем, – приказал я Юрику.
– Еще разок искупнусь, и все, – ответил он.
Я поймал его за скользкую руку и подтолкнул к одежонке.
– Гера, ты не нашел тех?.. – начались расспросы.
– Не нашел, – ответил я, помог ему натянуть майку и потащил через кусты к дороге.
Обратно мы шли быстрее. Однако Юрик не прекратил своих дурацких расспросов.
– Гера, куда мы бежим?
– В порт.
– Зачем?
– Попросим катер.
– Кататься?
– Да.
– Знаешь, что я придумал?
– Что?
– Поплывем на тот остров, где «Оранжад».
– Можно было бы… Но тебя мамка не отпустит.
– С тобой отпустит.
Оставалось только пожать плечами.
Чем ближе мы подходили к порту, тем больше я завидовал велосипедистам, проносившимся мимо. У меня за ушами стало мокро – туда стекал пот.
Юрик сильно пыхтел, но расспросов не прекращал.
– Гера, а Сумико мы возьмем?
– Она уже уплыла…
– На белый пароход?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35