— Нет, от меня звонить не надо. Да поезжайте прямо так.
Выехав за шлагбаум и дав газ, Колчак произнес так, как это мог бы сказать оплеванный праведник или по крайней мере сторонний наблюдатель:
— Поразительно. Ведь продадут все! Как служить?.. Да будь у нас миллион, Шура, — он бы сам взорвал свой склад. Ну мерзавцы…
— Рыба гниет с головы, товарищ капитан первого ранга.
— Ты на кого намекаешь?
— Никак нет! Я имел в виду президента.
— Он тебя тоже имел в виду.
В полку было спокойно: никто не красил траву зеленой краской и не драил плац зубными щетками. Со стороны пищеблока несло помоями. По дорожке меж казарм перемещались в шеренгу по два шесть воинов, а седьмой сбоку вскрикивал с подвизгом усталого частушечника:
— И-р-рэз! И-р-рэз! и р-рэз, два, три-и!..
Полковник сидел за столом и читал газету «Спид-Инфо».
— Уполномочен передать вам приглашение офицеров крейсера «Аврора» на дружеский ужин, — прямо от дверей шлепнул ему компостер на мозги Колчак.
Полковничьи мозги заставили хозяина улыбнуться растерянно и польщенно. Сами же соображали, что, перефразируя старую мудрость, бесплатный паек бывает только на гауптвахте.
Не уточняя раньше времени количество имеющих быть на ужине офицеров, Колчак выволок его в зеленогорский ресторан «Олень» — всего сорок минут езды.
Он прибег к старорежимному меню: коньяк и шашлык. Это должно было настроить собеседника на ностальгический лад, когда подобный стол ассоциировался для лейтенантов с верхом кутежа и роскошной жизни, а сам «Олень» считался шикарным и фешенебельным местом. Недостаток присутствующих офицеров компенсировался избытком бутылок и еды, что как-то утешило полковника.
После третьей он взглянул вопросительно.
— Нужны два б/к для ста пятидесяти двух миллиметров, — сказал Колчак и повторил версию, обкатанную на начальнике складов.
— Дружеский ужин, — сказал полковник. — Сукин сын.
— Э, — сказал Колчак. — За наши прямые попадания!
Стапятидесятидвухмиллиметровые гаубичные снаряды не входят в число дефицитных военных товаров нашего времени. Ценится стрелковое оружие и патроны к нему, гранатометы и ранцевые зенитные ракеты. Из артиллерийских боеприпасов спросом пользуются лишь стадвадцатимиллиметровые унитары для танковых пушек и отчасти — статридцатимиллиметровые выстрелы для дивизионных Д—30.
Взвесив это, полковник стал набивать цену.
— Ты представляешь, что ты просишь?
Колчак легко изложил, как вписываются выстрелы в запись стрельб.
— Умный, — хмыкнул полковник. — А как я буду подотчетные гильзы сдавать?
— А гильзы, — удивился Колчак, — склад покажет использованными до некондиции и вместо отсылки на переснаряжение выбракует на цветмет. Дело бумажное.
— Тебе бы огневым снабжением округа заведовать… А тара?
— Сломалась! Акт о сожжении.
— За ствольную артиллерию! Что не закусываешь?
Начали торговаться.
— Цены сейчас безумные, — округлил глаза полковник. — Сам знаешь — рынок! Даже в прежние времена выстрел стоил семьдесят рублей — как хромовые сапоги. Все так и знали: «Огонь!» — и полетели сапожки… со свистом… в цель! — он стукнул по столу и ловко подхватил прыгнувшую рюмку.
— Один боекомплект! — сбавил Колчак, прикидывая, что семидесяти пяти снарядов вполне хватит, чтобы «Аврора» ощущалась вооруженным кораблем. Честно говоря, трудно себе представить, что могут наделать в мирном городе семьдесят пять шестидюймовых снарядов, каждый из которых весит полцентнера и под корпусом сталистого чугуна нафарширован толом. «Граждане! При артобстреле эта сторона улицы наиболее опасна, а та сторона — вообще конец».
— Давай считать спокойно.
— Давай.
— Сколько сегодня реально стоит выстрел — не знает никто, от вахтера номерного завода до министра обороны. У американцев снаряд стапятидесятипятимиллиметровой гаубицы-пушки стоит четыреста девяносто долларов.
— По этой цене можешь их продать на линкор «Нью-Джерси», когда к тебе приедет старпом с него.
— Да?
— Да. Так прямо можешь на меня и сослаться: капитан первого ранга Колчин велел продать вам по четыреста девяносто долларов.
— Остряк, — сказал полковник. — Давай считать!
— Давай!
— Выстрел стоил семьдесят рублей. Тот рубль равен сегодня двум долларам. Хоть бензин, хоть пиджак, хоть водка, хоть как считай.
— Это до кризиса было.
— Кризиса? Какого?
— Последнего.
— Последнего еще не было, мой непотопляемый друг. Все последние у нас впереди. Кризисы постоянны, а стрелять надо всегда — в том смысле, что цены растут после кризисов еще выше. Итого. Сто сорок баксов выстрел. Умножим на семьдесят пять. Официант!!! Спишь?! Калькулятор!
— Семьсот пятьдесят… семь тысяч пятьсот… Что?! Не может быть… семью четыре — двадцать восемь…
— Десять тысяч пятьсот долларов.
— Ты охуел, — сказал Колчак.
— И заметь — сюда входит риск и нарушение присяги. Плюс статья и так далее. Ты понимаешь, чем я рискую?
— Ха! Смотрите на него — он рискует! Люди танки и ракеты продают, а ты из-за вшивого б… б… бэка готов с брата по несчастью последнюю м-м-мошонку содрать. — Колчак чувствовал утомление после третьей за тяжелый рабочий день бутылки. Надо было держаться на остатке сил, предел которых был близок: он пожалел себя. — Какие десять тысяч? — укорил он. — Что ты ноли накатываешь, как в бильярде. Я не бандит и не лицо кавказской национальности. Ты, может, недослышал? «Аврора» — это не банк и не акционерное общество, а всего лишь крейсер. Его сейчас весь-то за десять тысяч никому не втюхаешь.
— А сколько же ты хочешь?
— Десять баксов выстрел — итого семьсот пятьдесят.
— Счет! — возвестил полковник голосом, каким оглохший от грохота комбат командует: «Стой! Записать — цель задымлена!» и наполнив этой командой весь зал вплоть до кухни, где их официант компоновал гарниры из недоеденных блюд.
Счет составил девятьсот двадцать рублей, что на тот день равнялось сорока долларам.
— И ты хочешь, чтобы вот за эту выпивку и закуску я отгрузил тебе, значит, четыре выстрела, которыми можно в хлам разнести все ваше говенное Адмиралтейство? — изумился артиллерист. При этом он не мешал Колчаку расплачиваться.
— Повторить! — приказал Колчак официанту. — Мушкой лети!
— 3-зачем? — сурово спросил артиллерист.
— Двадцать, — ответил Колчак. — Это предел. Это полторы штуки баксов! Ты в месяц сколько получаешь?
— Это ты брось. Я же тебя не спрашиваю, почем и кому ты это перетолкнешь.
— Мне для стрельб!
— Стреляй, но не свисти. Для стрельб никто и трешки своей не выкинет. Конечно для стрельб! Но я не интересуюсь, кто будет стрелять, где, в кого и за что — это все не мое дело.
— Слушай, — сказал Колчак и замер с восторгом на краю бездны: — Эх! — ухнул он и в отчаянии ударил по колену.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107