«Убивают и за меньшее», – повторял авторитетно один из присяжных по выходе с заседания.
В этот второй день зал был настроен весьма враждебно: хмурые лица, суровые глаза, вчерашнего любопытства и след простыл, в зале уже витало «Да, виновен».
– Виновен?
– Да.
– Убийство преднамеренное?
– Да. Он знал, что убьет ее, ведя в такое пустынное место.
– С отягчающими обстоятельствами?
– Да. Он ударил ее несколько раз. Оттащил тело подальше от могил, чтобы было сподручнее, и даже отбросил один камень как недостаточно острый и воспользовался другим.
Во время заседания показали слайды: голова убитой, ее волосы все в крови, следы побоев, черная полоса на шее. Сперва ее били кулаком по лицу, затем камнем по голове. Суду было представлено два вещественных доказательства: куски мрамора, пронумерованные 1 и 2. Но смерть наступила в результате удушения. Во время показа в зале стояла гробовая тишина, шторы были задернуты, кто-то медленно комментировал («Секретарь, читайте»). Лампочка председательствующего оставалась во время чтения зажженной. Затем шторы подняли. Люди избегали смотреть друг на друга. Никто не фыркал, как после просмотра кинофильма.
– А обвиняемый? – интересовался тот сосед, который не ходит на заседания.
– Даже не шелохнулся. Смотрел на все не мигая – право слово, китайский болванчик. Это вызвало в присутствующих бурю негодования не меньшую, чем просмотр слайдов. Ах да, кое-что всех просто шокировало. На одном из кусков мрамора, которым он орудовал, был виден англиканский крест, хотя время его и не пощадило, сперва показалось, что он забит землей, но нет – он был чист: протерт, промыт. Этот крест с английского кладбища словно некое видение – просто ужасен.
– А вам приходилось посещать английские кладбища?
– Они повсюду одинаковы. С косыми крестами, похожими на кривые зубы, травой по пояс, всякой живностью по ночам.
– Животные, говорите?
– Но животные не так опасны, как кое-кто другой, вам не кажется?
У председательствующего было выражение лица отца семейства, напуганного увиденным. Присяжные были все как на подбор бесцветные, тусклые, такими же были и журналисты на скамье для прессы и их статьи, появившиеся в газетах на следующий день. Этого нельзя было сказать лишь об изображениях на экране… Да и об осужденном с его упорным нежеланием говорить.
В это время я тесно сошелся с одним индейцем, которого встретил на почте в Монтрё, что рядом с Центральным вокзалом: он оплачивал какие-то счета. С ног до головы в коже с бахромой, конский хвост, кольцо из голубого стекла на шее. Он мне рассказал, что уехал в США, терпением добился принятия в племя дакота, изучил их язык, обычаи, ритуалы, освоил их ремесло и вернулся на родину в Швейцарию уже как индеец: жил с женой – из племени дакота – в вигваме на опушке леса у озера Невшатель, там, где не видно цивилизации. Как-то перебивался, продавая то, что они изготавливали: пояса, ремни, какие-то побрякушки, одежду, которую его жена шила на манер индейской.
– И это продается? – спросил я.
– Да, понемногу. Кроме того, бывают ярмарки, местные праздники, ездим к тому же на север Франции и в Бельгию. Теперь, по прошествии трех лет, могу сказать, что дела пошли лучше с тех пор, как стали устраивать турниры по метанию карликов.
– Вы и не догадываетесь, о чем можно попросить индейца, – говорил позже Пума своим охранникам.
Настоящее его имя был Циммерман, Жан-Поль. Его посадили. А дело было так. Он похитил девушку по прозвищу Ивовая Веточка (по паспорту Анита Кош), служившую продавщицей в лавке булочника в Зейланде. Зейланд – это край торфа и торфоперерабатывающих заводов. Аниту нашли с перерезанным горлом, это произошло после убийства в Террите. Индейца Циммермана арестовали, он признался во всех преступлениях, оставшихся нераскрытыми, не доведенными до конца за последние несколько месяцев. А в этом году в Зейланде произошло немало убийств. Пума все брал на себя, рассказывал в том числе и о своей ревности к Аните, которая вернулась в булочную за своими вещами и была изнасилована хозяином.
– А Ивовая Веточка… ну, Анита Кош – это вы ее зарезали?
– Я не мог смириться с тем, что свинья-булочник лапал ее!
– Но ее изнасиловали!
– Не важно. Нечего было лапать. А теперь паdа.Никаких следов лап, когда я выйду.
Анита была длинной, тоненькой и гибкой, как ивовая веточка, с длинной черной косой, в которую были вплетены голубые стекляшки, с длинными прорезями рта и глаз. Пума одевал ее в домотканые одежды и в кожу. А другая убитая была дебелая, бело-розовая, рыжеволосая. В Зейланде пахнет болотом, гниением, которое вечно свершается в этом торфяном крае, где часто идут дожди. А еще одна убитая была окружена запахом ванили.
– Мне бы заранее почувствовать, быть настороже, – рассказывал индеец, – во время последнего выступления карликов такое уже случалось… Было это в одной дыре под Льежем. Так вот, за Анитой приударил один карлик, подъехавший к мотелю как раз когда я чинил грузовичок. Я вошел в номер и увидел, как он сидел на ней и давал ей оплеухи.
– И насиловал ее?
– Да… Нет… Она кричала, только не от боли, уж мне ли не знать. Мне бы уже тогда насторожиться!
Над равниной, покрытой лесами, по холмам пролегла новая автодорога; кто-то сбросил с виадука каменные блоки и попал в проезжавший автомобиль – тот врезался в опору моста, у водителя череп вдребезги, тут подоспели еще машины. В итоге – трое мертвых. Это неподалеку от Террите с его старым кладбищем.
– К чему все эти вопросы? – удивился индеец, сидя в камере предварительного заключения. – Вы словно собираете все истории об убийствах, о мертвых. Учуете где-нибудь и прямо носом в них. А вопросики-то ваши не хуже, чем у судьи.
– Столько трупов!
– Гробокопатель тоже выискался, – бросает индеец. Он без конца закуривает, я принес ему сигареты.
– Хочешь выпить? Охранник дремлет. Я тебе принес виски. И банки с пивом.
– Не откажусь, давайте все сюда.
Он открывает одну банку, долго, жадно пьет, затем прикладывает ко рту свою загорелую руку, словно целует кого. Анита находится в институте судебной медицины: лежит обнаженная на алюминиевой полке с прижатыми к телу руками. Чем не фотка для иллюстрированного журнала?
– Виски оставлю на ночь.
– Можно задать тебе один вопрос, индеец?
– Раз уж вы здесь…
– Ты сожалеешь, что убил Ивовую Веточку?
Индеец вынимает сигарету из пачки «Мальборо».
– Она мертва. Что тут говорить. Чего сожалеть о том, чего уже нет?
Отведенное на свидание время вышло. Охранник собирается закрывать зал для свиданий.
– Я еще приду, – бросаю я, вставая.
– Дело ваше, – отвечает индеец.
Я сажусь в машину и возвращаюсь к себе. Не по нраву мне этот торфяной край.
В последнее время я мало бываю в горах, и мне не хватает камней, сухого жара высокогорья.
1 2 3 4 5 6 7 8 9
В этот второй день зал был настроен весьма враждебно: хмурые лица, суровые глаза, вчерашнего любопытства и след простыл, в зале уже витало «Да, виновен».
– Виновен?
– Да.
– Убийство преднамеренное?
– Да. Он знал, что убьет ее, ведя в такое пустынное место.
– С отягчающими обстоятельствами?
– Да. Он ударил ее несколько раз. Оттащил тело подальше от могил, чтобы было сподручнее, и даже отбросил один камень как недостаточно острый и воспользовался другим.
Во время заседания показали слайды: голова убитой, ее волосы все в крови, следы побоев, черная полоса на шее. Сперва ее били кулаком по лицу, затем камнем по голове. Суду было представлено два вещественных доказательства: куски мрамора, пронумерованные 1 и 2. Но смерть наступила в результате удушения. Во время показа в зале стояла гробовая тишина, шторы были задернуты, кто-то медленно комментировал («Секретарь, читайте»). Лампочка председательствующего оставалась во время чтения зажженной. Затем шторы подняли. Люди избегали смотреть друг на друга. Никто не фыркал, как после просмотра кинофильма.
– А обвиняемый? – интересовался тот сосед, который не ходит на заседания.
– Даже не шелохнулся. Смотрел на все не мигая – право слово, китайский болванчик. Это вызвало в присутствующих бурю негодования не меньшую, чем просмотр слайдов. Ах да, кое-что всех просто шокировало. На одном из кусков мрамора, которым он орудовал, был виден англиканский крест, хотя время его и не пощадило, сперва показалось, что он забит землей, но нет – он был чист: протерт, промыт. Этот крест с английского кладбища словно некое видение – просто ужасен.
– А вам приходилось посещать английские кладбища?
– Они повсюду одинаковы. С косыми крестами, похожими на кривые зубы, травой по пояс, всякой живностью по ночам.
– Животные, говорите?
– Но животные не так опасны, как кое-кто другой, вам не кажется?
У председательствующего было выражение лица отца семейства, напуганного увиденным. Присяжные были все как на подбор бесцветные, тусклые, такими же были и журналисты на скамье для прессы и их статьи, появившиеся в газетах на следующий день. Этого нельзя было сказать лишь об изображениях на экране… Да и об осужденном с его упорным нежеланием говорить.
В это время я тесно сошелся с одним индейцем, которого встретил на почте в Монтрё, что рядом с Центральным вокзалом: он оплачивал какие-то счета. С ног до головы в коже с бахромой, конский хвост, кольцо из голубого стекла на шее. Он мне рассказал, что уехал в США, терпением добился принятия в племя дакота, изучил их язык, обычаи, ритуалы, освоил их ремесло и вернулся на родину в Швейцарию уже как индеец: жил с женой – из племени дакота – в вигваме на опушке леса у озера Невшатель, там, где не видно цивилизации. Как-то перебивался, продавая то, что они изготавливали: пояса, ремни, какие-то побрякушки, одежду, которую его жена шила на манер индейской.
– И это продается? – спросил я.
– Да, понемногу. Кроме того, бывают ярмарки, местные праздники, ездим к тому же на север Франции и в Бельгию. Теперь, по прошествии трех лет, могу сказать, что дела пошли лучше с тех пор, как стали устраивать турниры по метанию карликов.
– Вы и не догадываетесь, о чем можно попросить индейца, – говорил позже Пума своим охранникам.
Настоящее его имя был Циммерман, Жан-Поль. Его посадили. А дело было так. Он похитил девушку по прозвищу Ивовая Веточка (по паспорту Анита Кош), служившую продавщицей в лавке булочника в Зейланде. Зейланд – это край торфа и торфоперерабатывающих заводов. Аниту нашли с перерезанным горлом, это произошло после убийства в Террите. Индейца Циммермана арестовали, он признался во всех преступлениях, оставшихся нераскрытыми, не доведенными до конца за последние несколько месяцев. А в этом году в Зейланде произошло немало убийств. Пума все брал на себя, рассказывал в том числе и о своей ревности к Аните, которая вернулась в булочную за своими вещами и была изнасилована хозяином.
– А Ивовая Веточка… ну, Анита Кош – это вы ее зарезали?
– Я не мог смириться с тем, что свинья-булочник лапал ее!
– Но ее изнасиловали!
– Не важно. Нечего было лапать. А теперь паdа.Никаких следов лап, когда я выйду.
Анита была длинной, тоненькой и гибкой, как ивовая веточка, с длинной черной косой, в которую были вплетены голубые стекляшки, с длинными прорезями рта и глаз. Пума одевал ее в домотканые одежды и в кожу. А другая убитая была дебелая, бело-розовая, рыжеволосая. В Зейланде пахнет болотом, гниением, которое вечно свершается в этом торфяном крае, где часто идут дожди. А еще одна убитая была окружена запахом ванили.
– Мне бы заранее почувствовать, быть настороже, – рассказывал индеец, – во время последнего выступления карликов такое уже случалось… Было это в одной дыре под Льежем. Так вот, за Анитой приударил один карлик, подъехавший к мотелю как раз когда я чинил грузовичок. Я вошел в номер и увидел, как он сидел на ней и давал ей оплеухи.
– И насиловал ее?
– Да… Нет… Она кричала, только не от боли, уж мне ли не знать. Мне бы уже тогда насторожиться!
Над равниной, покрытой лесами, по холмам пролегла новая автодорога; кто-то сбросил с виадука каменные блоки и попал в проезжавший автомобиль – тот врезался в опору моста, у водителя череп вдребезги, тут подоспели еще машины. В итоге – трое мертвых. Это неподалеку от Террите с его старым кладбищем.
– К чему все эти вопросы? – удивился индеец, сидя в камере предварительного заключения. – Вы словно собираете все истории об убийствах, о мертвых. Учуете где-нибудь и прямо носом в них. А вопросики-то ваши не хуже, чем у судьи.
– Столько трупов!
– Гробокопатель тоже выискался, – бросает индеец. Он без конца закуривает, я принес ему сигареты.
– Хочешь выпить? Охранник дремлет. Я тебе принес виски. И банки с пивом.
– Не откажусь, давайте все сюда.
Он открывает одну банку, долго, жадно пьет, затем прикладывает ко рту свою загорелую руку, словно целует кого. Анита находится в институте судебной медицины: лежит обнаженная на алюминиевой полке с прижатыми к телу руками. Чем не фотка для иллюстрированного журнала?
– Виски оставлю на ночь.
– Можно задать тебе один вопрос, индеец?
– Раз уж вы здесь…
– Ты сожалеешь, что убил Ивовую Веточку?
Индеец вынимает сигарету из пачки «Мальборо».
– Она мертва. Что тут говорить. Чего сожалеть о том, чего уже нет?
Отведенное на свидание время вышло. Охранник собирается закрывать зал для свиданий.
– Я еще приду, – бросаю я, вставая.
– Дело ваше, – отвечает индеец.
Я сажусь в машину и возвращаюсь к себе. Не по нраву мне этот торфяной край.
В последнее время я мало бываю в горах, и мне не хватает камней, сухого жара высокогорья.
1 2 3 4 5 6 7 8 9