ТВОРЧЕСТВО

ПОЗНАНИЕ

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  AZ

 



Крис Кубасик
Подмененный
Часть первая
ПРОБУЖДЕНИЕ
Сентябрь 2039 года
1
Он медленно открыл глаза.
Потолок… Стены…
Белый потолок… Белые стены…
Крепкий едкий запах больницы… Его ни с чем не спутаешь.
Попытался вспомнить свое имя и – не смог!…
Посмотрел на собственное тело и увидел, что накрыт простыней. Поверх простыни широкие темные полосы прочных ремней. Упругие, держат намертво. Это из-за них он так долго не мог пошевелиться. Обрывки воспоминаний – дремучий лес… лица Ханзеля и Гретель… Что это они расплясались? Потом какой-то стремительный полет. Или провал? Вжик – и все исчезло. И опять эта ослепительно белая комната. Прямо перед ним – дверь. Что за ней?
Вот дела! И запястья прикручены… Чем – непонятно. Не видно… Руки где-то там, под простыней. Так что свободной осталась только голова.
Ага, что-то рыжеет изнутри. Штаны? Его собственные штаны, надетые на ноги. Но у него никогда не было таких штанов! Может, в больнице выдали? И рубаха тоже рыжая – вон просвечивает из-под белой простыни. Где ткань прилегает вплотную – там ярче, где простыня отстает – там только намеком.
– Привет! – осторожно сказал он сам себе.
Но его ли это голос? Этот звук скорее похож на кваканье лягушки или скрип древесного ствола. Когда налетит сильный ветер, деревья так же стонут… горло заболело, и он машинально глотнул. Потом повернул голову и посмотрел налево. Ага, вот и окно, шторы раздвинуты. На улице темно, но высокое здание напротив светит яркими огнями. Перед глазами вновь замелькали обрывки воспоминаний. Маленькая спаленка видна сквозь распахнутый дверной проем. Возле единственного окна – детская кроватка. В комнате сумрачно, только свет уличных фонарей освещает ее; огромный золотистый четырехугольник подвешен к потолку… В спальне совсем пусто, только детская кроватка возвышается у плохо зашторенного окна – здесь он провел ночь… На его крики никто не откликнулся…
Воспоминания… Он вздохнул и повернул голову направо. Какие-то аппараты, блестящие металлические ящики. Их бока просвечивают, розовеют, как и простыня… На круглом экране то загорается, то гаснет алая точка.
Ага, трубки от металлических ящиков тянутся к его кровати, ныряют под простыню – может быть, они подсоединены к его рукам? И штаны, просвечивающие из-под ткани, штанами не ощущаются. Как и рубаха на груди. Ничего не понятно! Что с ним делают? Или что с ним собираются сделать? Кто-нибудь ему объяснит? Хотя бы словечко скажет? Или он так и будет лежать здесь, туго спеленутый, как ребенок, странно посвечивающий и то и дело впадающий в непонятные воспоминания? Вернее, проваливающийся… Вот еще раз накатило… Та же спаленка, его вытаскивают из кровати, он весь в поту, кричит, вырывается, падает на пол… следом – мрак…
Больше ничего вспомнить не удалось…
Что же, попытаемся дернуть руками… Бесполезно, он даже не смог пошевелиться. Хорошо привязан…
Дело дрянь. Это уж точно, хуже не бывает… Спеленали натуго. И этот кровавый отсвет. Мысли едва ворочаются, воспоминания бессвязны, отрывочны… Что же случилось? Поговорить не с кем. Пусто в комнате. И почему-то страшная усталость во всем теле…
Он закрыл глаза. Опять провалился в забытье.
* * *
Потом, через какое-то время, внезапно проснулся. Вспомнил, что находится в больнице и что уже несколько раз до этого просыпался. Вспомнил, что его зовут Питер. Что у него, у Питера, есть отец.
Следом выплыло еще одно воспоминание – Питер со своим отцом живут в Чикаго. Но где же папочка? И на кого он похож? Его папочка… А знает ли папочка, где он, Питер, сейчас находится?
Какой-то прерывистый звук раздался в комнате. Он опустил глаза к двери и увидел женщину. От удивления вздрогнул – женщина светилась! Точнее, ее кожа переливалась различными оттенками красного. На ней была надета белая униформа, но там, где тело оставалось открыто, трепетало радужное, алое сияние. Отблески красного падали и на белоснежную материю. Женщина услышала шум, повернула голову и посмотрела на него. Питер замер – эта женщина была воплощением ангела света!
Неожиданно ее лицо засветилось еще ярче, а губы сложились в неприятную гримаску. На лице отразился страх. Она пыталась скрыть его, но неуверенные движения и настороженные взгляды, которые она время от времени бросала на Питера, выдавали ее состояние.
Заметив, что он смотрит на нее, медсестра слабо улыбнулась, подошла к двери и вышла из палаты.
Что же такое она увидела? Он хотел поднять руки, ощупать лицо, но ремни плотно обхватывали запястья. Господи! Да что же это такое? Почему его связали? Почему он вообще оказался здесь?
«Итак, кто я, кем был раньше? Человек, подросток Пятнадцати лет от роду. Это точно, – попытался сосредоточиться он. – Что же все-таки произошло? Катастрофа? Может быть, я попал в аварию? Никак не вспомнить».
Вот образ отца сам собой явился в памяти.
Питер помнил, как они мчались в бронированном лимузине, возвращались с какой-то вечеринки. Машина была тяжелая, ее заносило на поворотах. Его тогда еще сильно покачивало, а когда водитель нажал на тормоза, так просто швырнуло вперед.
Отец долго смотрел в окно. Почему-то он отвернулся от сына и смотрел вдаль. Хорошо, что водитель был отделен от пассажиров прозрачной стенкой и не обращал на них никакого внимания. Было поздно. Вдали проносились огни Чикаго. Папочка все смотрел в окно. Наконец Питер решил нарушить молчание.
– А я с кем-то познакомился на вечере, – с загадочным видом сказал он.
Отец повернулся к нему и неопределенно хмыкнул:
– Хм…
Но глаза у отца почему-то стали испуганными. Он словно не понял, что это такое сказал Питер. Думал о чем-то своем, а тут сын нарушил тишину. Вот папочка и растерялся. Но тотчас же успокоился.
Отец смотрел на сына, словно изучал его.
– Ее зовут Дениз. Дениз Льюис, – улыбнулся Питер.
– Ну да, – откликнулся доктор Клерис, – она была там с родителями. В том, что вы встретились, не было ничего удивительного.
– Мы долго болтали, и оба решили, что нам интересно вдвоем.
Питер упорно вызывал отца на разговор. Но тот вновь повернулся к окну.
– Хм… – вот и все, что он сказал в ответ.
– Нам скоро выходить, – напомнил сын в надежде, что отец ответит хоть на это и, может быть, улыбнется ему.
Отец по-прежнему молчал.
– Мне кажется, я ей тоже пришелся по душе… Странно… Вновь никакого ответа… Они долго ехали
молча. Питер решил, что папочке надо дать время все хорошенько обдумать. И все-таки, сколько можно обдумывать? Подросток не выдержал:
– Это же наша первая встреча. У меня слов нет, как я взволнован…
Отец даже не взглянул на Питера. Господи, да что там такого интересного он увидел в окне? Неожиданно отец спросил:
– Но не рассчитываешь же ты?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102