Ухаживал за нею Макалистер. Он понимал ее. Он даже любил ее, сдержанно, как шотландец. Если он уйдет, что же будет?
Вот о чем размышлял лорд Эмсворт, когда день за днем пытался себя убедить, что на Макалистере свет клином не сошелся, и понимал, что это — пустая бравада. Главным садовником теперь был Роберт Баркер. Когда вы растите тыкву, вам не до сантиментов, и бедный граф признавал, что бывший помощник гордого Энгуса погубит все дело. Словом, он тосковал по шотландцу.
Быть может, ему мерещилось — но и тыква тосковала. Она худела и бледнела. На десятую ночь разлуки графу приснился странный сон: он обещал Его Величеству показать превосходнейшую тыкву, но, когда они к ней пришли, они увидели крохотный шарик, не больше горошины. Лорд Эмсворт проснулся, еще слыша горестные крики своего короля; и гордость его сдалась, содрогнувшись напоследок.
— Бидж, — сказал он утром, — вы часом не знаете… где живет Макалистер?
— Знаю, милорд, — ответил Бидж. — На Бакстон-кресчент, одиннадцать.
— Бакстон-кресчент? В жизни не слышал.
— По-видимому, милорд, это у Кромвел-роуд. Меблированные комнаты. Макалистер там останавливается, потому что рядом Кенсингтонский сад. Он любил, — прибавил дворецкий с почтительным упреком, ибо дружил с мятежным шотландцем десять лет, — он любил, милорд, жить поближе к цветам.
Телеграммы ближайших полусуток вызвали неподдельный интерес на местной почте.
Первая гласила:
«Лондон, Кромвел-роуд, Бакстон-кресчент, 11.
Вернитесь. Эмсворт».
А вторая:
«Шропшир, Бландингскии замок, лорду Эмсворту.
Нет».
Этого граф не ожидал. Думал он туго, но справился и решил: пусть Роберт Баркер, надломленная трость, побудет у тыквы еще дня два, а он тем временем съездит в Лондон и наймет самого лучшего садовника, какой только бывает.

Доктор Джонсон полагал, что в Лондоне есть все на свете, и если вы устали от Лондона, вы устали от жизни. Лорд Эмсворт бы с этим не согласился. Он ненавидел Лондон. Его мучили толпы, запахи, мухи, омнибусы, такси и мостовые. Мало того — злосчастный город не мог произвести хорошего садовника. Граф обошел все агентства, расспросил всех кандидатов — и ни один из них ему не подошел. Жестоко говорить так о людях, но самый лучший из них был хуже Роберта Баркера.
Вот почему он был грустен, когда, на третий день, стоял у своего клуба, думая о том, куда же теперь пойти. Все утро он отвергал садовников, а что, кроме этого, можно делать в таком городе?
И тут он вспомнил, что тогда, за завтраком, Бидж говорил про Кенсингтонский сад. Можно пойти туда, посмотреть на цветы.
Он собрался уже взять такси, когда из отеля «Магнифисент» вышел молодой человек. В нем было что-то знакомое. Он перешел дорогу, и лорд Эмсворт, еще не веря своим глазам, странно закричал.
— А, здравствуй! — удивился и Фредди.
— Что… что ты тут делаешь? — спросил лорд Эмсворт с оправданной тревогой отца, давно запретившего сыну ездить в Лондон.
Фредди растерянно почесал правую ногу носком левой ноги.
— Понимаешь… — сказал он.
— Я понимаю, что тебе запрещено ездить в Лондон.
— Конечно, конечно, только я…
— И вообще, зачем сюда ездить, когда есть Бландинг?
— Да, конечно, только… — Тут Фредди почесал правой ногой левую. — Я как раз хотел тебя повидать. Именно! Очень хотел.
Это было не совсем так. Кого-кого, а своего отца Фредди видеть не хотел. Он хотел написать ему записку. План у него был такой: оставить записку (как можно более осторожную) и убежать, как кролик. Непредвиденная встреча этому плану помешала.
— Почему? — спросил лорд Эмсворт, резонно удивляясь, что сын хочет его видеть.
— Я… э… хотел тебе кое-что сказать. Новость.
— Вероятно, она очень важная, если ты приехал в Лондон.
— Именно. Очень важная. Ужас, какая важная! То есть исключительно. Ты ничего, в форме? Выдержишь?
— Фредерик! — вскричал лорд Эмсворт. — Говори! Скажи мне все! Кошки, да?
Лорду Эмсворту казалось, что кошки могут сделать с тыквой что-то страшное и лежат в засаде, поджидая.
Фредди удивился.
— Кошки? Какие кошки?
— Фредерик! Что с тыквой?
В нашем грубом мире есть люди, которых не трогают тыквы. К их числу принадлежал и Фредди. Мало того — он, как правило, отзывался о «Надежде Бландинга» с прискорбной насмешливостью и называл ее «Надди».
— Вроде ничего, — беспечно ответил он.
— Тогда о чем ты говоришь? — вскричал лорд Эмсворт. — Зачем ты сюда приехал? Зачем меня пугаешь?
Осторожно глядя на раскипятившегося отца, высокородный Фредди вынул из жилетного кармана какую-то бумажку
— Понимаешь, — нервно сказал он, — это записка. Хотел тебе оставить. Ты ее прочитай. Ну, пока!
И, сунув записку несчастному графу, Фредди ушел, а граф растерянно и огорченно смотрел, как он прыгает в кэб. В сущности, его огорчало все, что бы Фредди ни сделал, но больше всего — вот такая загадочность.
Покрутив и ощупав записку, он внезапно понял, что тайна будет меньше, если он ее прочитает, — и надорвал конверт.
Записка оказалась короткой, но интересной.
«Дорогой отец!
Понимаешь, мне очень жаль, только я больше не мог, поехал в город, и мы поженились. Приехал ее отец, ты понимаешь, и достал специальное разрешение, так что нас сразу поженили. Большой силы человек. Хочет тебя видеть. Все обговорить, понимаешь. Он тебе понравится, могучий дядя.
Пока.
Твой преданный сын
Фредди.
Р. S. Ничего, если я пока возьму машину? Я ее взял.
Медовый месяц, ты понимаешь.
Фр.»
Клуб консерваторов — здание солидное, но лорду Эмсворту показалось, что оно качается и кружится. Ни одному отцу не понравится такой поступок, и разумно ли ожидать особой радости от того, кому придется до конца своих дней содержать младшего сына с женой, а то и с детьми?
Довольно долго лорд Эмсворт стоял на мостовой. Пешеходы обходили его, собаки — обнюхивали. Он никого не видел. Он стоял, дыша, словно рыба, пока не отдышался.
Отдышавшись же, он понял, что ему немедленно нужны цветы и деревья. Грохот машин, жар солнца, камень мостовой мучали его, как кошмар. Он замахал кэбу.
— В Кенсингтонский сад, — сказал он, откидываясь на подушки.

Что-то вроде мира и покоя вошло в его душу, когда, расплатившись у сада, он нырнул в прохладную тень. Еще из кэба он видел алые и шафрановые блики, а теперь, свернув с главной аллеи, узрел прекрасные цветы во всей их славе.
— Ax! — выдохнул он, останавливаясь перед целым ковром тюльпанов. Какой-то человек в какой-то форме посмотрел на него с одобрением, а то и с восторгом.
— Ничего погодка, — заметил он.
Лорд Эмсворт не ответил, он не слышал. Забывшись в экстазе, он уже не знал, где он — точнее, ему казалось, что он в бландингском раю; и, словно сеттер, он двинулся к цветам.
Человек в форме — то был смотритель, обладавший всей полнотой власти, — восхитился и тут, узнав родственную душу Он горевал и обижался, когда люди проходили мимо цветов как ни в чем не бывало.
1 2 3 4