Дживс и Вустер – 9

Пэлем Гринвел Вудхауз
Дживс и дух Рождества
(Дживс и Вустер — 9)

Письмо пришло утром шестнадцатого числа, к тому времени, когда изрядная часть завтрака уже проследовала через вустеровский рот. Благополучно укрепив оборонительные рубежи кипперсами и кофе, я ощутил в себе силы огорошить Дживса новостями. Ибо, как сказал Шекспир, раз уж ты собрался что-то предпринять, то навались и разделайся с этим немедля. Бедняга Дживс, конечно, огорчится, а то и надуется — но, будь я неладен, от огорчения еще никто не умирал. Во всяком случае, от огорчения в таких гомеопатических дозах. Жизнь честна, жизнь сурова — и людям иногда не мешает об этом вспомнить.
— Кстати, Дживс, — сказал я.
— Сэр?
— Тут к нам пришла весточка от леди Уикэм. Приглашает на все Рождество к себе в Скелдингс. Так что начинай-ка ты сгребать в кучу предметы первой необходимости. Мы направим туда стопы числа двадцать третьего. Побольше белых галстуков, Дживс; и откопай в гардеробе что-нибудь для дневных прогулок — эдакое, знаешь, пейзанского типа, и чтобы повеселей. Думаю, мы там слегка задержимся.
Воцарилась тишина. Я ощутил на себе его леденящий взгляд, и чтобы не обратиться ненароком в какой-нибудь там столп, благоразумно сосредоточил внимание на апельсиновом джеме.
— Насколько я помню, сэр, непосредственно после Рождества вы намеревались посетить Монте-Карло.
— Да, было дело. Но Монте-Карло придется вычеркнуть из программы. Планы есть планы — им свойственно меняться.
— Очень хорошо, сэр.
Как нельзя вовремя затрезвонил телефон, разряжая потенциально щекотливую ситуацию.
— Слушаю? Да, мадам. Очень хорошо, мадам. Передаю трубку мистеру Вустеру, — он протянул мне трубку. — Миссис Спенсер Грегсон, сэр.
Знаете, иногда мне кажется, что Дживс теряет хватку. В прежние времена он, и глазом не моргнув, отвечал тете Агате, что меня нет дома. Укоризненно покосившись на него, я взялся за мерзкое приспособление.
— Алло? Да? Алло! Берти на проводе! Алло? А… Алло??
— Что ты заладил со своим «алло»? — резко, как всегда, взлаяла в трубку престарелая родственница. — Как попугай! Хотя нет, у попугая все-таки больше мозгов!
Я считаю, что вести беседу в таком тоне ранним утром — вопиющее неприличие. Впрочем, чего еще ждать от тети Агаты?
— Берти! Леди Уикэм говорит, что пригласила тебя в Скелдингс на Рождество. Ты едешь?
— Конечно!
— Ну смотри, веди там себя пристойно! Не забывай, что леди Уикэм — моя старинная подруга.
Я не склонен выслушивать подобные инсинуации по телефону. Лицом к лицу — еще куда ни шло, но по телефонным проводам — нет и еще раз нет.
— Уверяю вас, тетя Агата, — чопорно ответил я, — что приложу максимум усилий, дабы вести себя именно так, как приличествует английскому джентльмену, наносящему рождественский виз…
— Что ты там мямлишь? Говори в трубку! Я ничего не слышу!
— Ясное дело, говорю.
— А? Ну, так смотри же! И еще одна причина, Берти, по которой ты должен приложить все усилия, чтобы скрыть свою придурковатость: в Скелдингсе будет сэр Родерик Глоссоп.
— Что?!
— Не вопи мне в ухо! Я чуть не оглохла!
— Мне почудилось, вы что-то сказали про сэра Родерика Глоссопа?
— Ну да.
— Вы, случайно, не Таппи Глоссопа имели в виду?
— Когда я говорю про сэра Родерика Глоссопа, я имею в виду сэра Родерика Глоссопа. Берти, слушай меня внимательно. Ты меня слышишь?
— Да уж слышу…
— Ну, слушай же. Мне — ценой невообразимых усилий и вопреки неоспоримым фактам, — почти удалось убедить сэра Родерика, что ты все-таки не сумасшедший. Он согласился повременить с окончательным диагнозом и взглянуть на тебя еще раз. Таким образом, от твоего поведения в Скелдингсе…
Но я уже повесил трубку. Я был совершенно ошеломлен. Фраппирован до глубины души. Меня просто как громом ударило.
Сейчас я вам кое-что расскажу о сэре Родерике, а вы намекните, если уже знаете. Так вот, этот Глоссоп, стреляный воробей высокого полета, обладатель из ряда вон выдающихся бровей и безволосого черепа — крупный специалист по чокнутым. Не спрашивайте, как это получилось, но в свое время я был помолвлен с его дочерью Гонорией, устрашающе энергичной особой; на досуге она читает Ницше, а смех у нее — как эти самые волны, что немолчно о кремнистый берег бьют. События, из-за которых нас сняли с забега, убедили старину Глоссопа, что у меня не все в порядке с башкой, и с тех пор мое имя занимает первое место в его списке «Придурки, с которыми мне довелось сидеть за обеденным столом».
Внутренний голос нашептывал мне, что достичь духовного единения с этим субъектом будет непросто даже в Рождество, когда на земле официально объявлен мир и в человецех благоволение. И я бы не поехал ни в какой Скелдингс, если бы не ряд наиважнейших причин.
— Дживс, — сказал я, весь в смятении, — ты представляешь? У леди Уикэм будет сэр Родерик Глоссоп!
— Да, сэр. Если вы закончили с завтраком, я уберу со стола.
Холод и отчуждение. Ни капли сострадания. Ни грана сплоченности, столь желанной в такие минуты. Сняв Монте-Карло с повестки дня, я совсем расстроил его ряды. Чего, впрочем, и следовало ожидать. В Дживсе есть спортивная жилка, и я знал, что ему не терпится пощекотать себе нервы над зеленым сукном.
Ну что ж; я проигнорировал столь вопиющее нарушение благопристойности. Мы, Вустеры, умеем сдерживать свои эмоции.
— Убирай, Дживс, — с достоинством ответил я. — Исполни все, не медля ни минуты.
До конца недели наши отношения оставляли желать лучшего. По утрам этот тип подавал мою порцию чая с ледяной отрешенностью. Двадцать третьего декабря всю дорогу в Скелдингс он просидел истуканом, а когда перед обедом стал вдевать запонки в мою рубашку… одним словом, именно так я и представлял себе акт гражданского неповиновения. Конечно, все это меня ужасно тяготило. Двадцать четвертого декабря, едва открыв глаза, я принял решение: раскрыть перед ним все деликатные обстоятельства и положиться на дживсовское врожденное здравомыслие.
Проснулся я, кстати, в превосходном настроении. Все складывалось как нельзя лучше. Леди Уикэм, дама с незабываемым носом, до оторопи похожая на тетю Агату обводами корпуса, встретила меня вполне дружелюбно, а ее дочь Роберта была так радушна, что в моем сердце, должен признаться, задребезжали давно затихшие струны. Что до сэра Родерика, то он, похоже, проникся рождественским духом до неприличия. При мимолетной встрече со мной у него дернулся уголок рта — видимо, так он представляет себе улыбку, — и он произнес: «Ага, молодой человек». Пускай не прослезившись от радости и умиления, но все же произнес! Как по мне, так это не меньшее чудо, чем лев, возлегший рядом с ягненком.
Жизнь выглядела прекрасной во всех отношениях; оставалось лишь поведать Дживсу о всяческих тонкостях и подоплеках.
1 2 3 4 5 6