Там заканчивают проверку паспортов. У самого окна сидит лейтенант Стецких. Тишкову видно, как он вручает иностранцам документы, — легким вежливым наклоном головы. Тишков завидует лейтенанту. Он же там понимает все…
Стецких только что отдежурил, но от законного отдыха отказался. И Чаушев взял его с собой, — ведь туристов около трехсот, отпустить их надо побыстрей. К тому же Стецких прямо-таки незаменим на теплоходе. Чаушев иногда любуется, — так непринужденно и тактично держится лейтенант перед толпой нетерпеливых туристов, напирающих на столик с паспортами.
Один столик накрыт скатертью; буфетчик расставляет там бокалы, разноцветные бутылки. «В прошлый раз был другой», — думает Чаушев, глядя на буфетчика, рослого, с выправкой бывшего военного.
Парень уходит, плотно прижав к бедру поднос. На палубе он сталкивается с капитаном. Чаушев не видит их, пассажиры тоже не видят, — они навалились на поручни, все взгляды обращены на берег. Видит Тишков. Он ждет, что буфетчик сейчас прижмется к стенке и даст капитану пройти. Но нет! Капитан покорно остановился; он как будто пригвожден к месту, а буфетчик шепнул ему что-то — похоже, не очень любезное — и пошел дальше.
Покачиваются, скрипят сходни. Пестрый, разноплеменный поток туристов покидает теплоход.
8
«Франкония» опустела, затихла. Безмолвным костром пылает она в сумерках, засматривая в окно кабинета Чаушева. Подполковник еще здесь. У него посетитель.
— Аристократия нынешняя, — зло говорит Вадим. — Вазы, тарелки, полная квартира…
— Да ну! — улыбается Чаушев.
— Блюдо на стенке висит, тысяча шестьсот… Триста лет ему… Саксонское.
— Профессор Леснов, — говорит Чаушев, — многих людей спас. Он талантливый хирург. И человек он хороший. Нет, не аристократ, — вы ошибаетесь. А коллекция его… Я сам, например, собираю. Книги. Все издания Пушкина.
— Это другое дело, — хмурится Вадим.
Коротко остриженная голова его опущена. Рассказывая, Вадим подается вперед и точно бодает своей жесткой щетиной.
— Дочка его… Сережек навешала… Люстра! И кофта заграничная… Ясно, тоже «Тип-топ».
— Это еще что? — смеется Чаушев.
— Фирма. Лондонская фирма. На тех, что я отнес, на всех написано. «Тип-топ», — вы это заметьте. Товарищ подполковник, она-то — Леснова — определенно знает, где Валька… Савичев, то есть, С ней нечего церемониться.
— Так-таки нечего?
Перед Чаушевым на столе — деньги. Студент как вошел, так сразу, не вымолвив и двух слов, вывалил бумажки из кармана. И мрачно пояснил, — получено за контрабанду.
Из того, что он сказал, самое важное, конечно, — это исчезновение его товарища. Савичев… Пропавший племянник тетки Натальи! Чаушев знает ее. Наталья, вдова механика Кондратовича, с буксира «Кооперация»…
Чаушев мог бы отослать студента в милицию, — с деньгами, со всеми его мучительными приключениями и догадками и дать знать капитану Соколову, а затем спокойно отправиться домой. Ведь стрелка уже подошла к десяти, Чаушев устал, в голове не утихли голоса «Франконии», дыхание ее машин, хлопки полосатых тентов, играющих с ветром.
Соколову он уже позвонил. Но домой не спешит. Отчасти он отдыхает сейчас, после напряженных часов на иностранном теплоходе; ведь этот юноша, угловатый и наивный, — какой-то очень свой. Чаушеву нравится его прямота, нравится брезгливость, с какой он выложил деньги, его «Тип-топ», произносимое с дрожью ярости.
— Скажите, Вадим, — спрашивает Чаушев. — Почему вы обратились именно ко мне?
— Я запомнил вас… Вы выступали у нас на собрании… Я был в дружине…
— Были?
— Да… Я не хожу с патрулем, — говорит Вадим, смущаясь. — Так получилось, знаете…..
— Как же?
— Бригадир дурака валяет… Имею я право надеть узкие брюки? Имею! Кому какое дело!
Чаушев чуточку отводит взгляд. Нет, он, конечно, не отошлет студента в отделение милиции, не уступит его другим. «Племя молодое и как будто знакомое, неопытное, но всегда ставящее загадки, — мы в ответе перед ним, а оно — перед нами».
Что же, однако, с Савичевым? Данных слишком мало, чтобы строить какие-нибудь предположения. Кажется, парень он в основе неплохой. Чутье вряд ли обманывает Вадима, — он жалеет друга.
Кто втянул? Вадим упрямо обвиняет девушку. Гета, дочка Лескова… Хорошенькая, очень заметная — природной смуглотой, необычной здесь, и монгольским разрезом глаз. Отец — наполовину якут. Чаушев знал его еще до войны, не раз встречал и провожал Леснова, плававшего на большом двенадцатитонном «Семипалатинске». Потом судовой врач блестяще защитил диссертацию и пошел в гору.
— Вы не замечали, что у вашего друга появились средства? Покупал он себе вещи? Может, одеваться стал лучше?
— Одет и так — будь здоров. Одет замечательно. Средства? На обед у ребят стреляет. Он на нее все… На принцессу.
В прошлом году Чаушев видел Лесновых в Сочи. «Готовится в институт», — сообщил о Гете отец. Он не сомневался, — выдержит, не может не выдержать, ведь в школе шла на пятерки. Не сомневалась и мама. Тонкая, беленькая мама, с нежными щечками младенца, удивительно юная для своих лет, — молодые люди принимали ее и Гету за подруг.
Гета и контрабанда… Но ведь есть еще Лапоногов. И другие, пока неизвестные лица…
Ясно одно — Савичев нуждался в деньгах. Отчего? На что он их тратил?
— Любовь!.. — усмехается Вадим. — Прекрасную даму нашел…
Усмешка горькая. Валька — чересчур поэтическая натура, вот в чем беда.
— А вы любите стихи, Вадим?
— Когда как… А вообще, у нас теперь век атомной энергии.
Он нетерпеливо ерзает. Чаушев угадывает почему.
— У меня не простое любопытство, Вадим, — говорит он прямо. — Мне хочется узнать вас поближе, и вас, и вашего Валентина.
Вадим развивает свою мысль. Взять стихи Блока, любимого Валькиного поэта. Стихи хорошие. Но прекрасной дамы никогда не существовало, Блок ее выдумал. Подходить надо реально. Мало ли о чем поэт мог мечтать. Главное в наше время — реальный подход. А Валька вообразил себе невесть что.
— Он сам, с барахлом пачкаться… Никогда! — с жаром заверяет Вадим. — Он же блаженный, только хорошее видит…
О роли поэзии Чаушеву хочется поспорить. При чем тут атомная энергия! Правда, комсомолец двадцатых годов громил лирику, но об этом Чаушев постарался забыть. В библиотеке Чаушева — не только разные издания Пушкина. На видном месте, рядом, — Есенин, Маяковский, Блок.
Спорить, однако, некогда, — надо не медля ни минуты решать, как быть с парнем.
— Лапоногов ждет вас?
— Он не говорил… — тянет Вадим, но Чаушев показывает на деньги.
— Безусловно ждет, — рубит Чаушев. — Он не назначил вам встречу, так как еще не вполне полагается на вас… Надо его успокоить.
Он открывает настольный блокнот и аккуратно записывает номера кредитных билетов.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19
Стецких только что отдежурил, но от законного отдыха отказался. И Чаушев взял его с собой, — ведь туристов около трехсот, отпустить их надо побыстрей. К тому же Стецких прямо-таки незаменим на теплоходе. Чаушев иногда любуется, — так непринужденно и тактично держится лейтенант перед толпой нетерпеливых туристов, напирающих на столик с паспортами.
Один столик накрыт скатертью; буфетчик расставляет там бокалы, разноцветные бутылки. «В прошлый раз был другой», — думает Чаушев, глядя на буфетчика, рослого, с выправкой бывшего военного.
Парень уходит, плотно прижав к бедру поднос. На палубе он сталкивается с капитаном. Чаушев не видит их, пассажиры тоже не видят, — они навалились на поручни, все взгляды обращены на берег. Видит Тишков. Он ждет, что буфетчик сейчас прижмется к стенке и даст капитану пройти. Но нет! Капитан покорно остановился; он как будто пригвожден к месту, а буфетчик шепнул ему что-то — похоже, не очень любезное — и пошел дальше.
Покачиваются, скрипят сходни. Пестрый, разноплеменный поток туристов покидает теплоход.
8
«Франкония» опустела, затихла. Безмолвным костром пылает она в сумерках, засматривая в окно кабинета Чаушева. Подполковник еще здесь. У него посетитель.
— Аристократия нынешняя, — зло говорит Вадим. — Вазы, тарелки, полная квартира…
— Да ну! — улыбается Чаушев.
— Блюдо на стенке висит, тысяча шестьсот… Триста лет ему… Саксонское.
— Профессор Леснов, — говорит Чаушев, — многих людей спас. Он талантливый хирург. И человек он хороший. Нет, не аристократ, — вы ошибаетесь. А коллекция его… Я сам, например, собираю. Книги. Все издания Пушкина.
— Это другое дело, — хмурится Вадим.
Коротко остриженная голова его опущена. Рассказывая, Вадим подается вперед и точно бодает своей жесткой щетиной.
— Дочка его… Сережек навешала… Люстра! И кофта заграничная… Ясно, тоже «Тип-топ».
— Это еще что? — смеется Чаушев.
— Фирма. Лондонская фирма. На тех, что я отнес, на всех написано. «Тип-топ», — вы это заметьте. Товарищ подполковник, она-то — Леснова — определенно знает, где Валька… Савичев, то есть, С ней нечего церемониться.
— Так-таки нечего?
Перед Чаушевым на столе — деньги. Студент как вошел, так сразу, не вымолвив и двух слов, вывалил бумажки из кармана. И мрачно пояснил, — получено за контрабанду.
Из того, что он сказал, самое важное, конечно, — это исчезновение его товарища. Савичев… Пропавший племянник тетки Натальи! Чаушев знает ее. Наталья, вдова механика Кондратовича, с буксира «Кооперация»…
Чаушев мог бы отослать студента в милицию, — с деньгами, со всеми его мучительными приключениями и догадками и дать знать капитану Соколову, а затем спокойно отправиться домой. Ведь стрелка уже подошла к десяти, Чаушев устал, в голове не утихли голоса «Франконии», дыхание ее машин, хлопки полосатых тентов, играющих с ветром.
Соколову он уже позвонил. Но домой не спешит. Отчасти он отдыхает сейчас, после напряженных часов на иностранном теплоходе; ведь этот юноша, угловатый и наивный, — какой-то очень свой. Чаушеву нравится его прямота, нравится брезгливость, с какой он выложил деньги, его «Тип-топ», произносимое с дрожью ярости.
— Скажите, Вадим, — спрашивает Чаушев. — Почему вы обратились именно ко мне?
— Я запомнил вас… Вы выступали у нас на собрании… Я был в дружине…
— Были?
— Да… Я не хожу с патрулем, — говорит Вадим, смущаясь. — Так получилось, знаете…..
— Как же?
— Бригадир дурака валяет… Имею я право надеть узкие брюки? Имею! Кому какое дело!
Чаушев чуточку отводит взгляд. Нет, он, конечно, не отошлет студента в отделение милиции, не уступит его другим. «Племя молодое и как будто знакомое, неопытное, но всегда ставящее загадки, — мы в ответе перед ним, а оно — перед нами».
Что же, однако, с Савичевым? Данных слишком мало, чтобы строить какие-нибудь предположения. Кажется, парень он в основе неплохой. Чутье вряд ли обманывает Вадима, — он жалеет друга.
Кто втянул? Вадим упрямо обвиняет девушку. Гета, дочка Лескова… Хорошенькая, очень заметная — природной смуглотой, необычной здесь, и монгольским разрезом глаз. Отец — наполовину якут. Чаушев знал его еще до войны, не раз встречал и провожал Леснова, плававшего на большом двенадцатитонном «Семипалатинске». Потом судовой врач блестяще защитил диссертацию и пошел в гору.
— Вы не замечали, что у вашего друга появились средства? Покупал он себе вещи? Может, одеваться стал лучше?
— Одет и так — будь здоров. Одет замечательно. Средства? На обед у ребят стреляет. Он на нее все… На принцессу.
В прошлом году Чаушев видел Лесновых в Сочи. «Готовится в институт», — сообщил о Гете отец. Он не сомневался, — выдержит, не может не выдержать, ведь в школе шла на пятерки. Не сомневалась и мама. Тонкая, беленькая мама, с нежными щечками младенца, удивительно юная для своих лет, — молодые люди принимали ее и Гету за подруг.
Гета и контрабанда… Но ведь есть еще Лапоногов. И другие, пока неизвестные лица…
Ясно одно — Савичев нуждался в деньгах. Отчего? На что он их тратил?
— Любовь!.. — усмехается Вадим. — Прекрасную даму нашел…
Усмешка горькая. Валька — чересчур поэтическая натура, вот в чем беда.
— А вы любите стихи, Вадим?
— Когда как… А вообще, у нас теперь век атомной энергии.
Он нетерпеливо ерзает. Чаушев угадывает почему.
— У меня не простое любопытство, Вадим, — говорит он прямо. — Мне хочется узнать вас поближе, и вас, и вашего Валентина.
Вадим развивает свою мысль. Взять стихи Блока, любимого Валькиного поэта. Стихи хорошие. Но прекрасной дамы никогда не существовало, Блок ее выдумал. Подходить надо реально. Мало ли о чем поэт мог мечтать. Главное в наше время — реальный подход. А Валька вообразил себе невесть что.
— Он сам, с барахлом пачкаться… Никогда! — с жаром заверяет Вадим. — Он же блаженный, только хорошее видит…
О роли поэзии Чаушеву хочется поспорить. При чем тут атомная энергия! Правда, комсомолец двадцатых годов громил лирику, но об этом Чаушев постарался забыть. В библиотеке Чаушева — не только разные издания Пушкина. На видном месте, рядом, — Есенин, Маяковский, Блок.
Спорить, однако, некогда, — надо не медля ни минуты решать, как быть с парнем.
— Лапоногов ждет вас?
— Он не говорил… — тянет Вадим, но Чаушев показывает на деньги.
— Безусловно ждет, — рубит Чаушев. — Он не назначил вам встречу, так как еще не вполне полагается на вас… Надо его успокоить.
Он открывает настольный блокнот и аккуратно записывает номера кредитных билетов.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19